Родионов, Николай Матвеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Матвеевич Родионов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Олонецкий вице-губернатор
1 июля 1902 — 1 февраля 1903
Монарх: Николай II
Предшественник: Константин Сократович Старынкевич
Преемник: князь Сергей Дмитриевич Горчаков
Черниговский вице-губернатор
25 января 1903 — 5 января 1906
Монарх: Николай II
Предшественник: барон Николай Николаевич Медем
Преемник: Трефилий Лукич Рафальский
Черниговский губернатор
3 февраля 1906 — 7 июня 1909
Монарх: Николай II
Предшественник: Алексей Алексеевич Хвостов
Преемник: Николай Алексеевич Маклаков
 
Вероисповедание: Православие
Рождение: 31 августа 1855(1855-08-31)
Смерть: 1918(1918)
Путивль
Образование: Санкт-Петербургский университет
 
Награды:
3-й ст. 1-й ст.
2-й ст. 1-й ст. 2-й ст.

Никола́й Матве́евич Родио́нов (31 августа 18551918, Путивль) — Черниговский губернатор (1906—1909), член Совета министра внутренних дел, действительный статский советник.





Биография

Из дворян Области Войска Донского, казак станицы Михайловской. Сын инженера Матвея Родионова, есаула Донского казачьего войска. Младший брат Василий — генерал-майор[1].

Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата прав (1881).

Начал службу по министерству Императорского Двора, но вскоре перешел на Кавказ старшим чиновником особых поручений при начальнике Кубанской области. Через год был назначен советником Кубанского областного правления, изучив, среди прочего тюремное дело. В 1891—1902 годах занимал должность губернского тюремного инспектора Херсонской губернии. Затем занимал посты Олонецкого (1902—1903) и Черниговского (1903—1906) вице-губернатора. В 1905 году был произведен в действительные статские советники.

В 1906 году был назначен Самарским губернатором, но из-за покушения на Черниговского губернатора Хвостова остался в Чернигове, продолжая управлять губернией, а затем был утвержден на пост губернатора. В 1907 году пожалован в камергеры. Занимал пост губернатора по 7 июня 1909 года.

В дальнейшем входил в Совет министра внутренних дел. Жил в Петербурге и в Путивле, где в 1918 году был убит в собственном доме в бою с налетчиками.

Семья

Был женат на Варваре Михайловне Марковой, дочери предводителя дворянства Области Войска Донского М. С. Маркова. Среди четверых сыновей — капитан второго ранга Николай Родионов (до Октябрьской революции — в Гвардейском экипаже) и сотрудник Комитета Русского Красного Креста поэт Вадим Родионов. Сын дочери — Алексей Эйснер.

Награды

Напишите отзыв о статье "Родионов, Николай Матвеевич"

Примечания

  1. [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=1512 Василий Матвеевич Родионов] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Источники

  • Список гражданским чинам IV класса на 1907 год. — СПб., 1907. — С. 1976
  • Список гражданским чинам первых четырёх классов. — Пг., 1914. — С. 575
  • Список гражданским чинам четвёртого класса. Исправлен по 1 марта 1916 года. — Пг., 1916. — С. 705
  • Золотая книга Российской империи. Санкт-Петербург, 1908. С. 56
  • Корягин С. В. Родионовы и другие. Генеалогия и семейная история Донского казачества. Выпуск 61. М., 2006
  • Корягин С. В. Черячукины и другие. Генеалогия и семейная история Донского казачества. Выпуск 14. М., 2000
  • Эйснер А. В. Путь в эмиграцию. Сербия. Прага.//Русская эмиграция в Европе. 20-е - 30-е годы XX в. М., 1996

Отрывок, характеризующий Родионов, Николай Матвеевич

Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.