Родос (город)
Город
|
Ро́дос (греч. Ρόδος) — главный город и порт Додеканесских островов (ном Додеканес) в Греции. Расположен на острове Родос, на берегу Эгейского моря. 55 тыс. жителей (2008). Торговый и туристический центр. Обработка сельскохозяйственной продукции. Рыболовство.
В Родосе находился Колосс Родосский — одно из семи чудес света. Ныне туристов привлекает в город один из памятников Всемирного наследия — Родосская крепость, воздвигнутая в Средние века как штаб-квартира рыцарского ордена госпитальеров.
Содержание
История
Античный Родос
Античный Родос был основан в 408 году до н. э. в соответствии с общим решением трёх значительных городов-государств острова — Камира, Ялися и Линда — основать вместе единый город.
Место для города было выбрано в самой северной части острова, откуда можно было осуществлять контроль за кораблями, плававшими в восточной части Эгейского моря.
Город официально назывался «дем родосцев», был построен по гипподамовой системе и славился своей градостроительной структурой. Город располагал широкими пересекающимися между собой улицами, идущими по горизонтали и вертикали, образуя прямые углы. Согласно сведениям, содержащимся в текстах античных авторов, город украшало множество храмов и статуй. В городе было пять портов, из которых установлено местонахождение трех, тогда как следы двух других утеряны. Одним из них был Большой порт, соответствующий нынешнему Торговому порту. Другим портом был Военный порт, находившийся на территории Мандраки. Во время военных действий вход в него закрывался цепью. И, наконец, третий порт находился на территории порта Акантии. Многие из улиц позднейшего средневековья города совпадали с улицами античного времени. Например, на улице Рыцарей (Иппотон) в античности проходила улица, ведшая от храма бога Гелиоса к Большом порту.
Храм бога Гелиоса предположительно был построен на территории, где в настоящее время стоит дворец Великих Магистров. В северной части Большого порта стоял храм Афродиты. Обнаруженные останки храма датируются III веком до н. э. К западу от этой территории находились судоверфи.
Античный город был окружен крепостными стенами. Стены города охватывали также акрополь, который не был укреплен и находился в юго-западной части города, на холме Святого Стефана или Монте-Смит. Пять портов имели особые укрепления. Окруженный стенами город занимал приблизительно ту же территорию, которую занимает современный город. Площадь города составляла около 15 км, а численность населения достигла 60 000—100 000 человек.
Время наибольшего подъема античного Родоса приходится на III—II века до н. э. В это период город являлся самым значительным центром транзитной торговли в Восточном Средиземноморье. В результате археологических раскопок открыты находившиеся на акрополе стадион, театр и храмы, а также фундаменты зданий, улицы, сеть подземной канализации и водоснабжения и участка античных крепостных стен.
В самой северной части акрополя античного Родоса сохранились развалины храма Афины Полиадры. К югу и востоку от храма обнаружены постройки, сооруженные ниже уровня земли. Эти сооружения, сообщавшиеся с подземным водопроводом города, называются нимфеями, поскольку были посвящены культу нимф. К юго-востоку от нимфеев и храма Афины раскопан малый театр, в настоящее время полностью реконструированный. Оригинальными являются только три сидения первого ряда. Малые размеры театра (вместимость — всего 800 мест) указывают, что речь идет не о городском театре, а о сооружении для музыкальных выступлений и иного рода мероприятий в честь Аполлона и даже для выступлений ораторов. К юго-востоку от театра открыт стадион античного города — сооружение II века до н. э. Античный олимпийский стадион 3 в до н.э. является единственным в мире полностью сохранившимся олимпийским стадионом - аналогом стадиона в Олимпии с центральным полем для бега на два стадия (дромос долихос) и закругленным одним концом для единоборств, окруженным подлинными сиденьями и трибунами. Звук голоса слышен на 400 метров и к середине только усиливается. К востоку от стадиона находился гимнасий, от которого сохранились только скудные остатки.
В самой высшей, западной част акрополя находился храм Аполлона Пифейского, к которому вела большая лестница. Восстановлены три колонны храма, поддерживающего карниз. Основание храма построено вокруг гигантского циклопического камня четырехугольной формы так же, как и основание расположенного рядом храма Афродиты.
К юго-западу от стадиона раскопаны гробницы, тогда как некрополи античного города (IV—III века до н. э.) находятся близ Родини, самым значительным захоронение в которых является так называемая «гробница Птолемеев». Захоронения обнаружены также и в районе Сгурос, у дороги на Коскину и селение Агиа-Триада.
Византийский Родос
В византийскую эпоху (IV век н. э. — 1309 год) город Родос был столицей фемы Кивирреоты. Город являлся важной морской и военной базой и местопребыванием православного митрополита.
Во время землетрясения 515 года город подвергся значительным разрушениям, после чего стал занимать значительно меньшую территорию по сравнению с территорией античного города. Несмотря на то, что новая территория города не определена точно, ясно, что город состоял из византийской крепости и укрепленного города.
К этой же эпохе относится значительное число раннехристианских церквей, расположенных по всему острову. Внутри города открыта базилика с мозаичными потолками V века в юго-западной части (перекресток улиц Павлу Мела и Химаррас), здание той же эпохи с мозаичными полами (на улице Химаррас) и, наконец, ещё одна базилика у нового стадиона. В XIII веке, когда Родосом правили братья Лев и Иоанн Гавала, византийские церкви города строятся уже внутри крепости. Когда остров захватили турки, они превратили церкви в мечети, приспособив для нужд собственной религии.
Рыцарский Родос
С прибытием в 1309 году рыцарей иоаннитов город Родос стал центром Ордена. Порт города переживал значительный расцвет. Паломники, направлявшиеся в Святые Места, останавливались здесь по пути в Иерусалим. Были возведены новые здания, реконструированы и усилены крепостные укрепления. В эту эпоху Родос приобрел вид средневекового города. Изнутри стена разделяла его на две неравные части — меньшую Коллакио и большую Хору или Бурго (Burgus). Основную ось Коллакио составляла улица Рыцарей (Иппотон). Здесь находились дворец Великих Магистров, административный центр, католический кафедральный собор, госпиталь, резиденция разных «языков», дома рыцарей, пристань и арсенал. Хора и Бурго находились к югу от Коллакио. На территории внутри её стен стояли дома проживавших в городе представителей различных национальностей, в том числе греков и евреев, рынок, православные и католические церкви, синагога, общественные здания и казармы. Архитектуру Эпохи владычества Рыцарей можно разделить на два периода. В первый период (1309—1480) получил распространение готический стиль с некоторыми вариациями. Мастера, работавшие в это время. Были местными, почему их созданиям и присущи также некоторые византийские элементы. Во второй период (1480—1522), начало которого относится к первой осаде турками (1480) и разрушительному землетрясению 1481 года, получает развитие позднеготическое искусство, испытавшее влияния искусства итальянского Возрождения. В годы второго периода крепостные укрепления и общественные здания были восстановлены после разрушений, причиненных осадой турок и землетрясением.
Из всех Великих Магистров особое внимание усилению фортификационных укреплений уделил д’Обюссон. Крепостные стены, окружавшие город имели в периметре 4 км и располагали также рвом, который на многих участках был двойным. Фортификационные сооружения включали стены, защищавшие город с суши, стены порта и стены портовых молов. Каждому «языку» было отведено особое место, которое он должен был защищать в случае вражеского нападения. В целом крепость имела семь ворот: ворота Святого Павла на северном конце крепости, сообщавшиеся с башней Nallac на краю северного мола порта, ворота д’Амбуаза, построенные в 1512 году, ворота Святого Афанасия в юго-западной части города, ворота Коскину, которые назывались также воротами Святого Иоанна, ворота Святой Екатерины или ворота Мельниц, второе название которых обязано стоявшим на молу 14 мельницам (сохранились только 3), Морские ворота в центре Торгового порта и, наконец к северу — Портовые ворота. На отдельных участках крепостные укрепления были усилены башнями — башней Испании, башней Богородицы, башней Святого Павла (на краю северного мола) и башней Святого Николая (на краю южного мола).
Турецкое владычество
После захвата Родоса войсками Сулеймана Великолепного в 1522 году греки были изгнаны из укрепленного города и поселились за его пределами в новообразовавшихся кварталах, которые назывались «марасиа». Обосновавшиеся в городе турки не нуждались в строительстве новых домов. Они использовали существующие здания, к которым сделали пристройки, приспособив их для собственных потребностей. Церкви были превращены в мечети с пристроенными минаретами, тогда как дома христиан с пристроенными «сахниси» вполне соответствовали запросам новых владельцев. Заново были построены только несколько мечетей, три храма, некоторые торговые помещения и рыночные склады.
Сменив турок в 1912 году, итальянцы отстроили город, ликвидировав пристройки, сделанные турками. Они же построили здание в порту Мандраки и вокруг средневекового города.
Новый Город
Новый город возник вследствие переселения жителей на территорию вне крепостных стен после захвата Родоса в 1522 году. Однако основные постройки и восстановительные работы относятся главным образом ко времени итальянской оккупации (генплан города составил в 1926 году и реализовал архитектор Флорестано ди Фаусто). В то же время итальянцы украсили его сооружениями неоготического и венецианского стиля, многие из которых сохранились до сих пор, создавая тем самым особый облик города, прежде всего в районе порта. Современный город сосредоточил на своей территории большинство занятого населения острова и характеризуется тщательно продуманной планировкой с широкими улицами и большим числом парков и площадей. Высоко развитая туристическая индустрия города имела своим следствием появление множества гостиниц, которые отличаются изысканными удобствами и соответствием современной эстетике. Сюда же относится и большинство центров отдыха, благодаря которым жизнь в городе продолжается до утра, придавая ему космополитический колорит.
В восточной части Родоса находится порт Акантия, а к востоку за ним следует Торговый порт, на месте которого в древности располагался так называемый Большой порт. В этом районе находилась в древности «Дейгма» (досл.: «Образец (товара)») — комплекс богато украшенных строений, игравший роль торгового центра. К сожалению, от этого комплекса ничего не сохранилось, как и от древней агоры и знаменитого театра Диониса, помещаемых археологами возле Большого порта. Третий порт античного Родоса был военным и отождествляется с нынешним Мандраки, который находится к западу от Торгового порта. Мандраки — одно из самых живописных мест на всем острове, где жизнь кипит в течение круглого года. Картина, состоящая из рыбачьих челнов, экскурсионных судов и яхт гостей острова, приобретает особое очарование, если вспомнить, что, согласно традиции, именно здесь стоял, широко расставив ноги, Колосс, который осуществлял надзор за прибывшими в порт кораблями. В тех пунктах, где ноги Колосса упирались в землю, — перед башней Святого Николая и на противоположном молу, — стоят теперь на колоннах две бронзовые статуи оленей, являющихся своего рода эмблемой современного Родоса. Мол Святого Николая украшают также три мельницы — единственные уцелевшие из тринадцати ветряных мельниц времен владычества Рыцарей.
Большую часть Мандраки занимает Новый Рынок (архитектор Флорестано ди Фаусто) — впечатляющее здание времен итальянской оккупации. В настоящее время здесь бывает множество посетителей, приходящих сюда в рестораны, кафе и магазины. Это место встреч не только гостей города, но и местных жителей. За Новым Рынком, у площади Римини парк дворца Великих Магистров, соответственно оборудованный для спектаклей светомузыки. В этом же районе каждое утро устанавливают свои мольберты странствующие художники Родоса, которые с невероятной точностью и быстротой рисуют портреты прохожих. Другое место сбора художников находится в идиллической местности «Платанакия» на улице Орфеос в Старом Городе, вблизи ворот д’Амбуаза.
К северу от порта можно увидеть ряд весьма интересных сооружений. Первое из них — Благовещенская церковь, являющаяся митрополичным собором Родоса, который был построен итальянцами как кафедральный собор, посвящённый Святому Иоанну. За церковью следуют здания Архиепископа и Дворец Правления, архитектура которого представляет собой смешение византийского, средневекового и испанского стилей. Чуть далее к северу находится мечеть Мюрат Реиза, построенная на месте католической церкви Святого Антония. Это была постройка Сулеймана II Великолепного, которая являлась турецким кладбищем для именных особ. На крайнем северном участке Мандраки высится здание Аквариума — одного из лучших в своём роде. Аквариум представляет фауну не только греческих, но и тропических морей, которые находятся в 25 резервуарах, расположенных наподобие запутанного лабиринта. Отсюда начинается побережье Родоса с благоустроенными пляжами, которые с мая до октября принимают множество отдыхающих.
Заслуживает внимание также посещение находящегося в нескольких километрах к югу от центра города пышного парка Родини с каналами и небольшими озёрами, а также зоопарком.
Всюду в Новом городе можно найти центры отдыха (дискотеки, бары, таверны с греческой музыкой), большинство из которых находится за северным участком городской стены, к западу от Мандраки. Возле набережной Миаули находится казино Родоса, а на площади Василиссис Ольгас находится национальный театр. Выступление художественных коллективов, исполняющих народные танцы, в летние месяцы очень часто происходит в Театре Народного Танца, который находится в Старом Городе на улице Андронику. Кроме того, город Родос представляет своим гостям широкие возможности совершить покупки. Здесь находится всемирно известный рынок парфюмерии и напитков, а также имеется широкий ассортимент зонтов. Остров славится также своими винами, прежде всего шампанским марки КАИР.
Демография
| Год | Население | Изменение +/- |
|---|---|---|
| 1951 | 24 280 | |
| 1961 | 28 119 | +3839 |
| 1971 | 33 100 | +4981 |
| 1981 | 41 425 | +8325 |
| 1991 | 43 558 | +2133 |
| 2001 | 53 709 | +10 151 |
| 2009 | 67 700 | +13 991 |
Климат
Климат Родоса — средиземноморский, со средней температурой 18-20 °С, с мягкой зимой и свежим летом, что обусловлено дующими летом северо-восточными ветрами, с большим числом солнечных дней (около 300 в год) и высокой влажностью.
| Климат Родоса | |||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Показатель | Янв. | Фев. | Март | Апр. | Май | Июнь | Июль | Авг. | Сен. | Окт. | Нояб. | Дек. | Год |
| Абсолютный максимум, °C | 20 | 21 | 27 | 27 | 32 | 35 | 38 | 37 | 35 | 32 | 28 | 21 | 38 |
| Средний максимум, °C | 14 | 14 | 16 | 19 | 23 | 27 | 29 | 29 | 27 | 23 | 19 | 16 | 21 |
| Средняя температура, °C | 12 | 12 | 13 | 16 | 20 | 22 | 23 | 26 | 26 | 24 | 21 | 16 | 19 |
| Средний минимум, °C | 9 | 9 | 11 | 13 | 16 | 20 | 22 | 23 | 21 | 18 | 13 | 11 | 16 |
| Абсолютный минимум, °C | −3 | 0 | −2 | 1 | 7 | 10 | 12 | 17 | 16 | 13 | 11 | 2 | −3 |
| Норма осадков, мм | 147,8 | 117,7 | 75,3 | 24,0 | 14,0 | 2,9 | 0,1 | 0,1 | 7,1 | 64,3 | 88,4 | 145,3 | 687 |
| Температура воды, °C | 17 | 16 | 16 | 18 | 20 | 24 | 25 | 26 | 25 | 24 | 21 | 18 | 20,5 |
| Источник: [www.weatherbase.com/weather/weather.php3?s=94761&refer=&cityname=Rhodes-Greece Weatherbase] и [www.weather.gov.hk/wxinfo/climat/world/eng/europe/gr_tu/rhodes_e.htm Weather.gov.hk] | |||||||||||||
Международные отношения
Консульства
Консульства иностранных государств в городе Родос
-
Австрия -
Бельгия -
Дания -
Финляндия -
Франция -
Германия -
Венгрия -
Италия -
Нидерланды -
Испания -
Швеция -
Турция -
Великобритания
Города-побратимы
У Родоса 13 побратимов:
- Авила (Испания)
-
Нью-Браунфелс (США) - Конш-ан-Уш (Франция)
- Грис (США)
-
Лимасол (Кипр) -
Перт (Австралия) -
Пуэбла-де-Сарагоса (Мексика) - Род-Айленд (США)
- Росас (Испания)
-
Валлетта (Мальта) - Висбю (Швеция)
-
Ялта (Россия) - Пиза (Италия)
Галерея
- Rhodes Acropolis1 tango7174.jpg
Античный театр — Родосский акрополь
- Temple of Aphrodite, Rhodes 2010 2.jpg
Остатки Храма Афродиты, около 3-го века до н. э.
- Laokoon1.jpg
Лаокоон и его сыновья; Дворец Великого Магистра
- 3Mulini.jpg
Ветряные мельницы
- Bronze deer, Rhodes 01.jpg
Бронзовый олень в гавани
- Fort Saint Nicolas Rhodes.jpg
Форт Святого Николая
- RhodesWarMemorial.jpg
Военный мемориал
- Francis of Assisi in Rhodes P8220652.JPG
Статуя Франциска Ассизского в средневековом городе
- Main Post office in Rhodes.jpg
Главное почтовое отделение
- Rhodes clock tower 03.jpg
Часовая башня
- Old street rhodes.jpg
Старая улица
- Pitaroudia.jpg
Питарудия — традиционная еда из Родоса и Додеканнеса
Напишите отзыв о статье "Родос (город)"
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Родос
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||
Отрывок, характеризующий Родос (город)
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
