Родофиникин, Константин Константинович

Константин Константинович Родофиникин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Константин Родофиникин (русский дипломат), ~ 1810 годы</td></tr>
Рождение:	1760(1760)
Смерть:	30 мая (11 июня) 1838(1838-06-11)

Константин Константинович Родофиникин (1760—1838) — русский дипломат, член Государственного совета.

Биография

Родился в 1760 году (в некоторых материалах называются другие даты рождения — 1763 и 1767 годы) в небогатой дворянской семье греческого происхождения. Поступил на военную службу 5 декабря 1783 года — в Переяславский казачий полк с чином войскового товарища. Однако уже в 1786 году перешёл в Коммерц-коллегию.

В 1788 году, 5 июня, получив чин капитана, был определён волонтёром во флот и, находясь, в эскадре адмирала Грейса, на корабле «Изяслав», командовал артиллерией верхнего дека в сражении со шведами 6 июля у Гогланда, где главный неприятельский 74-пушечный адмиральский корабль сдался со всем экипажем. 27 октября того же года был переведён в Кексгольмский пехотный полк и 22 августа следующего года с производством в секунд-майоры вышел в отставку.

В 1792 году, 1 июля, поступил в штат армейского Инспекторского Департамента цалмейстером, с чином премьер-майора; с 18 февраля 1792 года — надворный советник, с 29 июня 1799 — коллежский советник.

21 января 1798 года К. К. Родофиникин перешёл на службу в Капитул орденов, где прослужил до 1803 года, сначала секретарём, а потом правителем канцелярии и, дослужившись до чина статского советника (1 января 1800 г.), получил 18 ноября 1800 года от императора Павла 2000 десятин в Саратовской губернии.

23 апреля 1803 года Родофиникин перешёл на службу в Коллегию иностранных дел, где был назначен, по рекомендации князя Безбородко, правителем канцелярии канцлера графа А. Р. Воронцова и служил под непосредственным начальством товарища министра князя Адама Чарторыйского.

Получив 15 августа 1805 года чин действительного статского советника, Родофиникин был командирован от Коллегии в 1-ю армию в качестве дипломатического агента и находился в сражениях при Кремсе и Аустерлице, а в 1806 году был отправлен в Константинополь, к посланнику А. Я. Италинскому.

В 1807 году был направлен в Сербию с целью добиться согласованных действий сербских и русских сил против Турции. В 1809 году, когда возобновилась война России с Турцией, переехал в Бухарест. В 1810 году находился при взятии Силистрии и в сражении при Батине, где вёл с неприятелем переговоры, после которых многочисленный корпус турецких войск сдался с 13 орудиями. Затем, при взятии крепостей Рущука и Журжи, он находился в числе полномочных комиссаров, подписавших капитуляцию на сдачу этих крепостей русским.

Отозванный в Петербург, к делам Коллегии, К. К. Родофиникин 19 апреля 1819 года был назначен директором вновь образованного Азиатского департамента и 12 декабря 1819 года был произведён в тайные советники.

В декабре 1832 года был назначен сенатором, в 1833 году — членом Совета Министерства Иностранных Дел, с оставлением управляющим Азиатским департаментом (до 11 мая 1837); 31 декабря 1835 года получил чин действительного тайного советника, а 26 января 1838 года, незадолго до смерти, ему было повелено быть членом Государственного Совета.

Помимо прямых своих служебных обязанностей, Родофиникин был в разное время: Санкт-Петербургским уездным предводителем дворянства, председателем Комитета об уравнении городских повинностей в Санкт-Петербурге, Комиссии для удовлетворения русских подданных по требованиям их к Турецкому правительству и Комитета для рассмотрения представлений Оренбургского военного губернатора касательно образования военной части в Оренбургском крае; членом Комитета по Азиатским делам, членом Думы знака отличия беспорочной службы и членом Сибирского комитета.

Родофиникин пользовался неизменным расположением четырёх министров, при которых служил в Министерстве иностранных дел с 1803 по 1838 г.: графа A. P. Воронцова, барона А. Я. Будберга, графа H. П. Румянцева и графа К. В. Нессельроде и неоднократно, иногда по полугоду подряд, временно управлял Министерством: в 1832, 1833, 1835, 1837 и 1838 г. (до дня смерти); особенно близок был Родофиникин к графу Нессельроде, у которого он заведовал его личными делами, был домашним секретарем и имел на него и на его взгляды и решения большое влияние. Среди подчиненных его находился и А. С. Грибоедов, имевший отношение к Родофиникину, как к директору Азиатского департамента, по службе своей в качестве Персидского посланника; сохранились письма Грибоедова к Родофиникину с донесениями о Персидских делах и о мерах, принимавшихся им для установления отношений с Персией; из писем этих видно, что Грибоедов был расположен к Родофиникину, равно как и последний хорошо относился к поэту. Они были опубликованы в журнале «Русский архив» в № 7/8 за 1872 г. Ранее неизданныя переписка Грибоедова с Родофиникиным (за август — декабрь 1828 г.) была напечатана в альманахе «Русская литература» № 2 за 1994 г.

Похоронен в Александро-Невской Лавре, в Духовской церкви.

Награды

Из русских орденов он имел следующие: св. Анны 2-й степени (1 ноября 1799 г., «за усердную службу и рачительное исполнение двух должностей»), св. Владимира 3-й степени (24 февраля 1806 г.), св. Анны 1-й степени (12 ноября 1806 г., алмазные знаки к сему ордену пожалованы 6 апреля 1819 г.), св. Владимира 2-й степени (25 марта 1828 г.), св. Александра Невского (26 сентября 1829 г., «за полезные и ревностные труды по турецким делам»; алмазные знаки пожалованы 1 апреля 1833 г. «за управление Азиатским департаментом»), св. Владимира 1-й степени (8 сентября 1837 г.); а из иностранных — большой крест греческого ордена Спасителя 1-й степени, турецкий Нишани-Ифтик-кар 1-й степени с алмазами и персидский Льва и Солнца 1-й степени.

Семья

У К. К. Родофиникина был сын Александр Константинович (01.04.1795—07.04.1849), который начал службу 29 ноября 1812 г., с 1 января 1835 года был действительным статским советником. Учился в Петропавловской школе, служил при Азиатском департаменте Министерстве иностранных дел и, по выходе в отставку, был депутатом от дворянства Царскосельского уезда в Санкт-Петербургском дворянском депутатском собрании. Похоронен на Волковом кладбище.

Источники

• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921708#?page=319 Родофиникин, Константин Константинович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801—1906: Биобиблиографический справочник. — СПб., 2007.

Отрывок, характеризующий Родофиникин, Константин Константинович

– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.