Родригиш, Симан

Симан Родригиш

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Родригиш и Родригес

Симан Родригиш ди Азеведу (порт. Simão Rodrigues de Azevedo, 1510, Воузела — 15 июня 1579, Лиссабон) — португальский иезуит, один из основателей Ордена, вместе с Игнатием Лойолой, и первый провинциальный приор (провинциал) Португалии.

Родригиш был одним из шести первых спутников Игнатия Лойолы в Парижском университете, которые принимали обеты бедности и целомудрия в часовне Монмартра 15 августа 1534 года. Группа «Друзья в Господа», в конечном счете образовали ядро Общества Иисуса, утвержденного в 1540 году (в Regimini militantis Ecclesiae).

Проработав в Италии несколько лет под руководством Игнатия, он был отправлен в Португалию, где его сильная личность сразу же привлекла внимание многих молодых людей, при этом он добился влияния и при королевском дворе. Как провинциал Португальских иезуитов он довел себя до определенного вырождения духовной молитвы, что стало причиной скандалов из-за публичных призывов к покаянию в ночное время, самобичевание на улицах Коимбра. Несколько писем Игнатия, призывающие к послушанию, не были услышаны. Из-за жалоб Родригес был отозван. Волоча ноги, он наконец достиг Рима, где, по собственному желанию, он был осужден (1544). Его трое судей иезуитов признали его виновным в «эксцессах и отсутствии послушания». Все обвинения были отменены Игнатием, но тем не менее Родригишу не разрешили вернуться в Португалию. Он был назначен на другую работу в Италии, а затем и Испании. Родригес был непокорным и в течение нескольких лет пытался свергнуть решение против него, но его призывы к друзьям в высших эшелонах власти не увенчались успехом. В конце концов, он отказался от этих попыток и вернулся к послушанию. Как старику ему было разрешено вернуться на родину, где перед смертью, он написал историю первых лет общества.

Ссылки

• woodstock.georgetown.edu/ignatius/letter2.htm

Отрывок, характеризующий Родригиш, Симан

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.