Рождественский бульвар
Поделись знанием:
Координаты: 55°46′00″ с. ш. 37°37′33″ в. д. / 55.76667° с. ш. 37.62583° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.76667&mlon=37.62583&zoom=12 (O)] (Я)Рождественский бульварРождественский бульвар
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
| Рождественский бульвар Москва | |
 Рождественский монастырь, вид с Трубной площади | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Ближайшие станции метро |
Трубная (начало) |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.76639&lon=37.62556&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.google.com/maps?ll=55.76639,37.62556&q=55.76639,37.62556&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google] | |
Рождественский бульвар — бульвар в Мещанском районе Центрального административного округа города Москвы, часть Бульварного кольца. Проходит от Трубной площади на западе до Сретенских Ворот на востоке. Нумерация домов ведётся от Трубной площади. На бульвар также выходят: c внутренней стороны — улица Рождественка и Малый Кисельный переулок, с внешней — Трубная улица.
Содержание
Происхождение названия
Получил современное название в начале XIX века по улице Рождественка, к которой примыкает, и по Богородице-Рождественскому женскому монастырю[1].
История
Окрестности Трубной площади известны с конца XIV века, когда были заложены Рождественский женский и Сретенский мужской монастырь. Пашни по внешнюю сторону начали застраиваться только в XVI веке. Возле монастырей селились их работные люди, а в XVII за стеной Белого города обосновалась слобода Печатного двора (Печатников переулок).
После сноса стен Белого города (1760), несмотря на приказ Екатерины II обустроить бульвары (1775), место нынешнего бульвара было стихийно застроено лавками. В пожар 1812 года внутренняя сторона бульвара уцелела, а внешняя была уничтожена вместе с лавками у бывших крепостных стен. Только тогда, в 1820-е, был устроен зелёный бульвар, круто спускающийся к Трубной площади, а у Сретенских ворот, в торце бульвара, выстроена гостиница (впоследствии надстроенная, она сохранилась по сей день).
6 марта 1953 года на бульваре и прилегающей Трубной площади произошла катастрофическая давка, вызванная притоком людей, желающих проститься со Сталиным.
Примечательные здания и сооружения
- Moscow, Rozhdestvensky Blvd 13.jpg
№ 13
- Moscow, Dormition church by Sretenka Gates.jpg
№ 25
- Moscow, Rozhdestvensky blvd 17.jpg
№ 17
- Moscow, Rozhdestvensky Boulevard 16.jpg
№ 16
- Rozhdestvenskii Boulevard - August 2015.jpg
Бульвар
На склоне бульвара при его выходе на Трубную площадь стоит недостроенное здание культурно-развлекательного центра, получившее неофициальное название «навозный жук». История объекта началась с принятия в 1996 году городскими властями решения о строительстве на этом месте фонтана и одноэтажного кафе на 75 мест, с общей площадью 590 кв.м. Проект и исходно-разрешительная документация пересматривались несколько раз, в результате чего площадь «кафе» возросла до 770, а затем до 2205 кв.м. Весной 2009 года инспекция Департамента культурного наследия провела проверку строительства, в ходе которой выяснилось, что площадь объекта в полтора раза превысила разрешенную и составила 3388 кв. метров[2].
По нечётной (внешней) стороне:
- № 3 — Комплекс «Легенда Цветного» (2009—2011, архитектурное бюро NBBJ)[3]. Ранее на этом месте стоял Дом Политпросвещения, построенный в 1980-х и снесённый спустя полтора десятилетия.
- № 5/7, стр. 1 — Жилой дом (1934, архитекторы Л. З. Чериковер, Н. Арбузников)[4]. Здесь в 1940-х годах жил разведчик Л. П. Василевский[5].
- № 9 — Доходный дом княжны Бебутовой (1909, архитектор Г. А. Гельрих[6]). Перед октябрьской революцией в доме размещалось Генеральное консульство США[7]
- № 11 — доходный дом (1873, архитектор Л. Чижиков)[1]
- № 13, стр. 1, 2 — Усадьба М. А. Лагофита (первая половина XIX века, воссоздана в 1980-х гг.), объект культурного наследия регионального значения[8].
- № 15 — Доходный дом (1890-е, архитектор К. Ф. Буссе)
- № 17 — Доходный дом Н. И. Силуанова (1904, архитектор П. А. Заруцкий)[1]. В доме жил архитектор С. С. Шуцман.
- № 19 — Доходный дом К. А. Колесова (1913, архитектор Д. М. Челищев). В этом здании одним из первых в Москве был пущен электрический пассажирский лифт. В 1920-х годах здесь жила известная балерина Е. В. Гельцер.
- № 21 — Доходный дом И. И. Джамгарова (левое строение) (1913, архитектор Н. Г. Лазарев)[1]
- № 25 — Храм Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках и дома причта. Построен в 1695 году на месте храма, известного с 1625 года. С 1950 года — музей «Советская Арктика», а затем музей «Морской флот СССР». В 1994 году храм возвращён верующим.
По чётной (внутренней) стороне:
- № 2-6 — исторические здания заменены новоделом; ранее в угловом доме № 2 находились «номера Ечкина», которые сдавались студентам и которые упоминались в рассказах А. П. Чехова; в доме № 4, с полуциркульными окнами, в XIX веке находилась гомеопатическая аптека; дом № 6 сохранил образ тяжеловесного ампира.
- № 8/20 — Богородице-Рождественский монастырь, XVI—XIX веков
- № 10 — Особняк Григория Константиновича Ушкова, сына К. К. Ушкова (интерьеры спроектированы в 1897 году архитектором Ф. О. Шехтелем)
- № 12/8 — Дом братьев Фонвизиных.
В 1794 году усадьба принадлежала кн. А. М. Голицыной, от которой перешла к Александру Ивановичу Фонвизину (младшему брату писателя Д. И. Фонвизина); в 1821 году здесь было принято решение о роспуске Союза благоденствия с целью создания нового тайного общества. В доме часто жили декабристы И. Д. Якушкин, П. Х. Граббе. В январе 1826 года здесь были арестованы И. А. Фонвизин и В. С. Норов[9]. В мае 1869 года владение куплено Н. Ф. фон Мекк[10], которая перестроила дом (1869 — изменение фасада, арх. А. Н. Стратилатов; 1870-е гг. — перестройка арх. В. А. Гамбурцевым; в 1879 г. — арх. П. П. Скоморошенко). В 1881 году дом был продан чаеторговцу А. С. Губкину (1816—1883). В начале XX века его занял Дворянский земельный банк. Ныне здесь размещается Государственный комитет Российской Федерации по рыболовству. Объект культурного наследия федерального значения[8][11]. - № 14 — Особняк графини Е. П. Ростопчиной (нач. XIX в.; 1870, архитектор А. Н. Стратилатов), объект культурного наследия регионального значения[8]. В 1840-е годы домом владел Н. Ф. Павлов, устраивавший здесь знаменитые на всю Москву литературно-философские «павловские четверги», на которых бывали Н. Гоголь, Е. Баратынский, Я. Полонский, А. Фет, А. С. Хомяков, С. П. Шевырёв, П. Я. Чаадаев, Д. Л. Крюков и др.; здесь появлялись Киреевские и молодой Ю. Ф. Самарин. Впоследствии дом был приобретён Э. Ф. Маттерном.
- № 16 — Городская усадьба А. П. Карамышевой — Доходное владение К. Е. Ценкер (конец XVIII века — 2-я половина XIX века, перестройка по проекту Б. В. Фрейденберга).
- № 16, стр. 1 — Главный дом (1787—1793; 1852; 1883, архитектор Б. В. Фрейденберг), объект культурного наследия регионального значения[8];
- № 16, стр. 2 — Дом жилой (1864, архитектор И. С. Каминский). В этом доме с 1933 по 1943 годы жил пролетарский писатель Демьян Бедный, позднее в этом здании находился его музей. Объект культурного наследия федерального значения[8].
- № 16 — 20 — Двухэтажная (не «реконструированная») застройка первой половины XIX века
- № 20 — Доходный дом (1879, архитектор П. С. Кампиони)
- № 22/23 — Доходный дом Е. З. Мелас — С. И. Малюшина (1896, архитектор М. А. Арсеньев)
Транспорт
- Метро Трубная и Цветной бульвар (начало) или Сретенский бульвар (конец)
Интересные факты
В 1936 году в доме № 20 по Рождественскому бульвару произошел пожар — взорвалась керосинка. Пожар увидел проезжавший на трамвае гражданин (как потом выяснилось, 27-летний рабфаковец В. Бурнацкий). Он соскочил с трамвая, поднялся на четвертый этаж по водосточной трубе и вытащил из горящего дома 24-летнюю гражданку М. Аникееву. Передав её работникам пожарной команды, гражданин незаметно вышел из дома и скрылся. Этот эпизод, описанный в газете «Правда», послужил для поэта Самуила Маршака толчком к созданию поэмы «Рассказ о неизвестном герое» (1937)[12].
Напишите отзыв о статье "Рождественский бульвар"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Вострышев М. И. Москва: все улицы, площади, бульвары, переулки. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2010. — С. 486. — 688 с. — ISBN 978-5-699-33874-0.
- ↑ [www.archnadzor.ru/?p=2555 Бульдозеры! Где бульдозеры?]. Сайт движения «Архнадзор». — Открытое письмо мэру Москвы Юрию Лужкову. Проверено 9 ноября 2009. [www.webcitation.org/65hhhKj7l Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].
- ↑ [www.kommersant.ru/doc/1258798 Бульварная легенда]. Коммерсантъ (29 октября 2009). Проверено 27 декабря 2013.
- ↑ Васильев Н. Ю., Евстратова М. В., Овсянникова Е. Б., Панин О. А. Архитектура авангарда. Вторая половина 1920-х — первая половина 1930-х годов. — М.: С. Э. Гордеев, 2011. — С. 111. — 480 с.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=10738 Василевский Лев Петрович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 7 марта 2015.
- ↑ Нащокина М. В. Московский модерн. — 2-е изд. — М.: Жираф, 2005. — С. 506. — 560 с. — 2500 экз. — ISBN 5-89832-042-3.
- ↑ Иллюстрированный путеводитель по Москве. — М.: Добровольский, 1912. — С. 64. — 137 с.
- ↑ 1 2 3 4 5 [data.mos.ru/opendata/530/row/2d150d26-3b6b-4df8-a884-424c1d3a1012 База объектов культурного нследия](недоступная ссылка — история). — Портал открытых данных Правительства Москвы.
- ↑ Перечень исторических памятников, включаемых в список памятников культуры, подлежащих охране как памятники государственного значения, утверждённый постановлением Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 г. № 1327 (Приложение).
- ↑ Исследователь творчества Н. А. Некрасова Т. Илясова утверждает, что дом этот с 1830 года принадлежал купцу 1-й гильдии Константину Михайловичу Губину.
- ↑ [www.рпонк.рф/object/eid83.php «Новый камень»]
- ↑ [s-marshak.ru/periodika/30/1937/04.htm С. Маршак «Двадцатилетний» — Журнал «Мурзилка» № 12, 1937]
Литература
- Сытин П. В. История московских улиц. — М.: Эксмо, 2008. — С. 135-137. — 512 с. — 5100 экз. — ISBN 978-5-699-24988-6.
- Москва. Архитектурный путеводитель / Бусева-Давыдова И. Л., Нащокина М. В., Астафьева-Длугач М. И.. — М.: Стройиздат, 1997. — 512 с. — ISBN 5-274-01624-3.
Ссылки
- Ямской Н. [www.radiuscity.ru/articles.aspx?id=637 Рождественский] (рус.). «Радиус города» № 11 (ноябрь 2008). Проверено 19 марта 2010. [www.webcitation.org/65hhjETK7 Архивировано из первоисточника 25 февраля 2012].
- [mos2.ru/#z=17.14&x=0.002099&y=-0.015238&minf=13426363:1000013:0.002099:-0.015238 Рождественский бульвар] — на сайте [mos2.ru МосДва]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рождественский бульвар
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
