Роже Бернар II де Фуа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роже Бернар II Великий де Фуа
фр. Roger Bernard le Grand II de Foix
граф де Фуа
27 марта 1223 — май 1241
Предшественник: Раймунд Роже
Преемник: Роже IV
виконт де Кастельбон
1226 — 1240
(под именем Роже Бернат I)
Соправители: Эрмезинда (1226 — ок. 1230),
Роже I (ок. 1230 — 1240)
Предшественник: Арно I де Кастельбон
Преемник: Роже I
С ок. 1230 года — администратор виконтства.
виконт де Сердань
1226 — 1240
(под именем Роже Бернат I)
Соправители: Эрмезинда (1226 — ок. 1230),
Роже I (ок. 1230 — 1240)
Предшественник: Арно I де Кастельбон
Преемник: Роже I
С ок. 1230 года — администратор виконтства.
 
Смерть: май 1241
Место погребения: аббатство Бульбонн
Род: Дом Фуа-Каркассон
Отец: Раймунд Роже де Фуа
Мать: Филиппа
Супруг: 1. Эрмезинда де Кастельбон
2. Ирменгарда Нарбоннская
Дети: от 1-го брака: Роже IV, Эсклармонда;
от 2-го брака: Сесиль

Роже Бернар II Великий де Фуа (фр. Roger Bernard le Grand II de Foix; ум. май 1241) — граф де Фуа с 1223, виконт де Кастельбон и де Сердань (по праву жены) 1226 — ок. 1230 (в 1230—1240 — администратор виконтств при сыне), сын Раймунда Роже, графа де Фуа, и Филиппы.



Биография

Впервые он появляется в источниках в январе 1203 года, когда отец, Раймунд Роже, женил его на Эрмезинде, дочери своего союзника Арно I, виконта де Кастельбон и де Сердань. Поскольку Эрмезинда была наследницей своего отца, то этот брак позволил в будущем графам Фуа распространить на юг, в Каталонию, в первую очередь на долину Андорры, на которую претендовали также епископы Урхеля, которые с X века считались сеньорами долины, но это право у них постоянно оспаривали местные феодалы. Этот брак сразу же послужил причиной военного конфликта. Увидев в этом браке угрозу своим интересам, епископ Урхеля Бернат де Виламур и граф Урхеля Эрменгол VIII объединились и напали на Раймунда Роже и Арно, захватив в феврале 1203 года их в плен, в котором они пробыли до сентября. Освободили их только благодаря вмешательству короля Арагона Педро II, который был заинтересован в союзе с графом Фуа для завоевания Окситании.

Во время Альбигойских войн Роже Бернар помогал отцу в борьбе против Монфоров. В 1217 году он 6 недель оборонял замок Монгренье от атак армии Симона де Монфора. В 1218 году он отличился при обороне Тулузы, захваченной 13 сентября 1217 года армией Раймунда VI Тулузского, от армии Симона, погибшего под стенами города 25 июня. В 1220 году Роже Бернар помог отцу в захвате Лавора и Пюилорана, а также принимал деятельное участие в отвоевывании потерянных во время Альбигойского крестового похода отцовских владений. До своей смерти Раймунд Роже не успел вернуть только Мирепуа, умерев 27 марта 1223 года во время его осады. Став графом, Роже Бернар сумел закончить начатую отцом осаду.

В 1224 году Роже Бернар вместе с Раймундом VII, ставшим после смерти Раймунда VII графом Тулузы, осадили Каркассон, который удерживал Амори де Монфор, унаследовавший после смерти Симона де Монфора его завоевания в Окситании. А 14 сентября был заключён мир между крестоносцами и окситанцами, при этом окситанцы примирились с церковью.

Не имея возможности удержать завоевания отца, Амори уступил королю Франции Людовику VIII виконтства Каркасонн и Безье, в обмен сеньория Монфор стала графством. Это дало повод Людовику вмешаться в окситанские дела, восстановив утерянный королями Франции ещё во времена правления последних Каролингов сюзеренитет над югом Франции.

В 1225 году собор в Бордо отлучил от церкви Раймунда VII Тулузского. А в 1226 году Людовик лично возглавил новый крестовый поход. Не желая подвергать свои владения опасностям новой войны, окситанские феодалы переходили на сторону короля, открывая ему ворота своих городов. Пытался сопротивляться только город Авиньон, осада которого длилась 3 месяца. Роже Бернар отправился в Авиньон к Людовику, чтобы попробовать от имени Раймунда VII договориться о мире, но король отказался его принять. Графу Фуа пришлось вместе с графом Тулузы воевать против армии Людовика. Однако до Тулузы Людовик так и не добрался, заболев дизентерией, после чего умер в ноябре 1226 года. Сенешаль Юмбер де Божё, назначенный командующим армией крестоносцев Бланкой Кастильской, вдовой Людовика VIII и регентшей при малолетнем сыне Людовике IX, не решился осадить Тулузу и занялся опустошением окружающей местности. Роже Беранар возглавлял сопротивление крестоносцам, но силы были не равны. Ко всему прочему марте или апреле 1227 года он был отлучён от церкви. В итоге в 1229 году феодалы один за другим сложили оружие. Первым выбыл граф Тулузы Раймунд VII, заключивший с королём договор в городе Мо под Парижем (иногда называемый Парижским договором), купив мир на унизительных условиях. Договор был подписан 12 апреля, по нему Раймунд становился вассалом короля Франции и терял половину своих владений, а также обязался выдать свою единственную дочь замуж за брата короля, который и должен был в итоге унаследовать владения Раймунда.

Дольше других сопротивлялся Роже Бернар, но не имея поддержки в июне 1229 года и он был вынужден просить мира. При этом в отличие от Раймунда VII он сохранил основные владения, потеряв только несколько территорий. Он вернул свою долю пареажа в Памье, Савердюн, а также несколько анклавов в Каркассоне, ставшего по договору в Мо сенешальством. Однако права сеньора Мирепуа были переданы Ги де Леви, одному из крестоносцев. Также с Роже Бернара было снято и отлучение.

Заключив мир, Роже Бернар сосредоточился на укреплении своих позиций в своих каталонских владениях. Ещё в 1226 году Роже Бернар окончательно вступил во владение Кастельбоном в после смерти виконта Арно I. В 1231 году был заключён двойной брак с домом виконтов де Кордона. Также Роже Бернар укрепил ряд городов на дороге в Андорру и Урхель, а также попытался закрепиться в долине Кабоэ, что позже привело в мае 1233 года к конфликту с епископом Урхеля. Позже Роже Бернар сопротивлялся распространению в своих владениях инквизиции, а в апреле 1239 года отказался принять епископа Урхеля, однако в итоге он помирился с церковью.

В 1240 году в Окситании вспыхнул мятеж против французского владычества, который возглавил Раймунд II Тренкавель, виконт Безье, который хотел вернуть потерянный по договору в Мо Каркассон. Однако Роже Бернар не стал поддерживать своего родственника, попытавшись договориться о заключении мира.

Умер Роже Бернар в мае 1243 года. Точная дата смерти неизвестна. Завещание, составленное Роже Бернаром, датировано 20 мая. «Хроника Гильома де Пюилорана» сообщает о его смерти 4 мая, однако это противоречит дате завещания. Наследовал Роже Бернару его единственный сын Роже IV.

Брак и дети

1-я жена: с 10 января 1203 года Эрмезинда де Кастельбон (ум. после 28 декабря 1229), виконтесса де Кастельбон и де Сердань, дама Андорры, дочь Арно I, виконта де Кастельбон, и Арнальды де Кабоэ. Дети:

2-я жена: с 23 января 1232 года Ирменгарда, дочь Эмери (Манрике) III де Лара, виконта Нарбонны. Дети:

Напишите отзыв о статье "Роже Бернар II де Фуа"

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE%20NOBILITY.htm#RogerBernardIIFoixdiedca1241 COMTES de FOIX] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 8 декабря 2009. [www.webcitation.org/66gox4SPR Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
  • [www.foixstory.com/data/comtes/07.htm Roger-Bernard II] (фр.). Проверено 8 декабря 2009. [www.webcitation.org/66rvv7xK4 Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
  • Фуа, графский род // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Роже Бернар II де Фуа

Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Роже_Бернар_II_де_Фуа&oldid=80976169»