Роже Бернар I де Фуа
| Роже Бернар I Толстый де Фуа фр. Roger Bernard I le Gros de Foix | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1147/1148 — ноябрь 1188 | |||
| Предшественник: | Роже III | ||
| Преемник: | Раймунд Роже | ||
| Смерть: | ноябрь 1188 | ||
| Место погребения: | аббатство Бульбонн | ||
| Род: | Дом Фуа-Каркассон | ||
| Отец: | Роже III де Фуа | ||
| Мать: | Химена Барселонская | ||
| Супруга: | Сесилия де Безье | ||
| Дети: | Роже, Раймунд Роже, Эскларамонда Великая, еще от 1 до 3 дочерей | ||
Роже Бернар I Толстый де Фуа (фр. Roger Bernard I le Gros de Foix; ум. ноябрь 1188) — граф де Фуа с 1147/1148, сын Роже III, графа де Фуа, и Химены Барселонской.
Биография
Роже Бернар наследовал своему отцу в графстве Фуа около 1147/1148 года. В отличие от своих предшественников, которые в феодальных войнах выступали на стороне графов Тулузы, которые являлись формальными сюзеренами графства Фуа, Роже Бернар перешёл на сторону графов Барселоны, своих близких родственников по матери. Графы Барселоны ко всему прочему были сюзеренами над территорией бывшего Каркассонского графства, в котором у графов Фуа были владения, однако не известно, приносили ли графы Фуа оммаж за свои каркассонские владения графам Барселоны. Также не известно, сохранился ли сюзеренитет графов Тулузы над Фуа или он перешёл к графам Барселоны.
Графы Барселоны начиная с Рамона Беренгера III, деда по матери Роже Бернара, присоединившего посредством брака Прованс, стали играть важную роль в Окситании, стремясь расширить сферу своего влияния. Его сын, граф Рамон Беренгер IV продолжал политику отца, поддерживая сначала своего брата Беренгера Раймунда I, унаследовавшего Прованс после смерти отца, а после его гибели своего малолетнего племянника Раймунда Беренгера II (III), регентом при котором он стал. Главными противниками графов Барселоны были сеньоры де Бо, один из которых, Раймунд де Бо, претендовал на Прованс по праву матери, младшей сестры Дульсы, жены Рамона Беренгера III. Первоначально Раймунда де Бо поддерживал граф Тулузы Альфонс Журден, ряд окситанских сеньоров, в числе которых был и Роже III, отец Роже Бернара, а также германский король Конрад III, который считался сюзереном Прованса и утвердил в 1147 году графство за Раймундом де Бо. Однако реальной помощи Раймунду де Бо Конрад оказать не мог, отправившись во второй крестовый поход, в котором также участвовал и Альфонс Журден, граф Тулузы, где и умер, а Роже Бернар де Фуа в отличие от отца поддержал своего двоюродного брата Рамона Беренгера IV. А в 1150 году умер Раймунд де Бо, после чего на некоторое время в Провансе и Окситании воцарился мир.
Около 1151 года Роже Бернар женился на Сесилии де Безье, дочери Раймунда Тренкавеля, виконта Альби, Безье, и Каркассона. Позже он присоединился к коалиции против нового графа Тулузы Раймунда V, организованной новым мужем герцогини Аквитании Элеоноры, Генрихом Плантагенетом, герцогом Нормандии и будущим королём Англии под именем Генрих II. В неё входили тесть Роже Бернара, Раймунд Тренкавель, а также Гильом VII де Монпелье и Рамон Беренгер IV. Однако после поражения коалиции в октябре 1153 года Роже Бернар постарался остаться в стороне от борьбы и не участвовал в походе на Тулузу в 1159 году.
Вместо войны Роже Бернар постарался увеличить власть в своих владениях, чему способствовали соглашение с сеньорами де Дюн в 1162 году, а также браки дочерей. Кроме того он большое внимание уделял улаживанию конфликтов с церковью в графстве. В 1149 и 1163 годах Роже Бернар возвратил церковное имущество церкви Сен-Антонин де Фредела в Памье, заключив, кроме того, с монахами в Памье пареаж (договор о совместном владении), по которому он брал на себя охрану и защиту церкви, получив взамен половину его земель. Также он в 1168 году заключил пареаж и с аббатством Сен-Волюзиан в городе Фуа. В 1161 и 1163 году Роже Бернар сделал пожертвования аббатству Бульбонн, в котором он позже будет похоронен и которое постепенно стало усыпальницей графов Фуа.
В 1185 году Роже Беранар присоединился к новой коалиции против против Раймунда V Тулузского, организованной Генрихом II Английским, куда также входили король Арагона Альфонсо II, Роже II Тренкавель, виконт Безье, Альби и Каркассона, Гильом VIII де Монпелье и Бернар IV, граф де Комменж. Роже Бернар принял участие в нескольких рейдах против тулузцев, а потом Альфонсо Арагонский назначил его губернатором Прованса.
Роже Бернар умер в ноябре 1188 года и был похоронен в аббатстве Бульбонн. Поскольку его старший сын умер раньше отца и наследников не оставил, новым графом Фуа стал его второй сын Раймунд Роже.
Брак и дети
- Жена: с ок. 1151 Сесилия де Безье (ум. после 4 декабря 1167), дочь Раймунда Тренкавеля, виконта Альби, Безье, и Каркассона, и Аделаиды. Дети:
- Роже (до 1160 — 1182)
- Раймунд Роже (ум. 27 марта 1223), граф де Фуа с 1188
- Дочь; муж: с 1162 Арно Гильом де Маркефав
- Эскларамонда Великая (ум. после 1215); муж: Журден III (ум. 1200/1204), сеньор де Л'Иль-Журден
- (?) Дочь; муж: Роже I де Комменж (ум. до 3 апреля 1211), 1-й виконт Кузерана
Также дочерью Роже Бернара могла быть Жеральда, жена Бернара д'Арманьяк (ок. 1155 – 1202), виконта де Фезансаге.
Напишите отзыв о статье "Роже Бернар I де Фуа"
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE%20NOBILITY.htm#RogerBernardIFoixdied1188A COMTES de FOIX] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 6 декабря 2009. [www.webcitation.org/66gox4SPR Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
- [www.foixstory.com/data/comtes/05.htm Roger-Bernard Ier le Gros] (фр.). Проверено 6 декабря 2009. [www.webcitation.org/66rk0VFkr Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Роже Бернар I де Фуа
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
