Роже II де Фуа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роже II де Фуа
фр. Roger II de Foix
граф де Фуа
ок. 1064 или 1071 — 1124
Предшественник: Роже I или Пьер Бернар
Преемник: Роже III
граф де Кузеран
1071 — 1124
Предшественник: Пьер Бернар
Преемник: Роже III
граф части Каркассона
ок. 1064 или 1071 — до 1071
Предшественник: Роже I или Пьер Бернар
Преемник: Рамон Беренгер I Барселонский
 
Смерть: 1124(1124)
Род: Дом Фуа-Каркассон
Отец: Пьер Бернар де Фуа
Мать: Летгарда
Супруга: 1. Сикарда;
2. Эстефания де Бесалу
Дети: от 2-го брака: Роже III, Бернар, Пьер Бернар, Раймон Роже

Роже II де Фуа (фр. Roger II de Foix; ум. 1124) — граф Фуа и части Каркассона с ок. 1064 или 1071 года, граф Кузерана с 1071, старший сын Пьера Бернара, графа Кузерана и (возможно) Фуа, и Летгарды.



Биография

Не совсем ясно, когда именно он унаследовал графство Фуа и часть графства Каркассон. По мнению одних историков, после смерти графа Роже I де Фуа около 1064 года его преемником стал брат, Пьер Бернар де Фуа, граф Кузерана, после смерти которого его сын Роже II и унаследовал Фуа. Однако часть историков считает, что Роже II мог стать графом Фуа непосредственно после смерти Роже I, а после смерти Пьера Бернара в 1071 году он унаследовал и Кузеран.

В начале своего правления Роже II оказался втянут в спор вокруг наследства умершего в 1067 году и не оставившего детей графа Каркассона и Разе Раймона Роже II. Согласно завещанию графа Каркассона Роже I Старого, предка дома Каркассон-Фуа, в случае, если умерший граф не оставлял законных детей, его часть графства должна была наследоваться его потомками по мужской линии.

На основании этого, а также на основании заключённого в 1064 году договора между графами Роже I де Фуа, владевшим частью графства Каркассон, и Раймоном Роже II, графы Фуа предъявили права на Каркассон. Однако Раймон Роже II перед смертью сделал своей главной наследницей сестру, Ирменгарду, которая была замужем за Раймундом Бернаром Тренкавелем, виконтом Альби и Нима. Для того, чтобы защищаться от претензий графов Фуа, Ирменгарда не позднее 1071 года продала права на графства Каркассон и Разе Рамону Беренгеру I, графу Барселоны, сохранив за собой только Безье и Агд.

Рамон Беренгер I, который к тому моменту был самым могущественным из владетелей Каталонии, присоединил не только долю Ирменгарды, но и долю графов Фуа. Попытки Роже II отстоять свои права и захватить Каркассон силой успехом не увенчались. Графы Барселоны, которые были заняты войной с маврами на юге Испании и междоусобицами, в споры за Каркасон не вмешивались, поэтому борьба шла между Роже II и Ирменгардой.

В 1095 году Роже собрался принять участие в Первом крестовом походе. Для того, чтобы гарантировать мир в своё отсутствие, он решил помириться с Ирменгардой. В итоге 21 апреля между ними был заключён договор, по которому Роже II официально отказался от прав на Каркассон и Разе, а сын Эрмезинды, Бернар Атон IV, получал титул виконта Каркассона и обязался выплатить Роже II денежную компенсацию, которая бы позволила Роже финансировать участие в походе.

Точно не известно, участвовал ли в итоге Роже в Первом крестовом походе. Формально он по графству Фуа считался вассалом графов Тулузы, однако фактически был независим. Несмотря на то, что отправиться в поход он должен был с армией своего сюзерена, графа Раймунда IV Тулузского, который выступил в поход 25 августа 1096 года, Роже по неизвестной причине отложил свой выступление и должен был присоединиться к тулузской армии позже. Но хронисты того времени не упоминают имени Роже среди крестоносцев. Судя по всему, в самом походе он не участвовал. Поздне́е (до 1097 года) папа Урбан II отлучил его от церкви. Неизвестно, что именно послужило причиной для этого: возможно это произошло из-за захвата принадлежавшего церкви имущества, но нарушение клятвы участвовать в походе могло также послужить поводом. Впоследствии отлучение было подтверждено папой Пасхалием II.

Неизвестно, участвовал ли Роже II после этого в походе для снятия отлучения. При этом в 1106 году он передал аббатству Леза мощи, утверждая, что это мощи святого Антония Великого, и что он привёз их из Святой земли. Также он основал город Памье, названный в честь сирийского города Апамея. В 1108 году Роже вернул захваченное церковное имущество и отлучение было снято. Последние годы жизни Роже II посвятил расширению и укреплению своей власти. В 1111 году Роже восстановил разрушенное аббатство Сен-Волюзиан. В том же году он заключил договор с аббатством Сен-Антонин-де-Фределла в Памье, обеспечив его церковным имуществом. В 1121 году Роже II даровал аббатству Леза право убежища на Сен-Ибар.

Также Роже озаботился защитой своих владений, около 1120 года построив крепость в Савердюне для укрепления северной границы графства, а также построив в замке Фуа так называемую Заострённую башню фр. Тур Pointu.

Роже II умер в 1124 году. Ему наследовал старший сын Роже III.

Брак и дети

1-я жена: с ок. 1073 Сикарда (ум. после 1076). Детей в этом браке не было.

2-я жена: с ок. 1096/1097 Эстефания де Бесалу, дочь Гильома II, графа Бесалу. Дети:

  • Роже III (ум. ок. 1147/1148) — граф Фуа и Кузерана с 1124
  • Бернар (ум. ок. 1120/1126)
  • Пьер Бернар (ум. после 1127)
  • Раймон Роже (ум. после 1127)

Напишите отзыв о статье "Роже II де Фуа"

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE%20NOBILITY.htm#BernardRogerCouseransFoixdied1038B COMTES de FOIX] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 6 декабря 2009. [www.webcitation.org/66gox4SPR Архивировано из первоисточника 5 апреля 2012].
  • [www.foixstory.com/data/comtes/03.htm Roger II de Foix] (фр.). Проверено 6 декабря 2009. [www.webcitation.org/66rX9ctxt Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Роже II де Фуа

Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.