Розанов, Владимир Николаевич (меньшевик)
| Владимир Николаевич Розанов | |
 В. Н. Розанов, 1915, Копенгаген | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Партия: | |
Владимир Николаевич Розанов (1876—1939) — российский общественно-политический деятель, участник революционного движения в Российской империи в начале ХХ века, публицист. Известен также под псевдонимами: Попов и Энзис.
Биография
По происхождению дворянин. Политическую деятельность Розанов начал в середине 90-х годов в Москве, в 1899 году был выслан в Смоленск. Входил в группу «Южный рабочий», в 1901—1903 годах работал на юге России; участвовал в работе Организационного комитета по созыву II съезда РСДРП. На съезде был делегатом от группы «Южный рабочий», изначально занимал позицию центра, а после съезда стал активным меньшевиком. В 1910-х годах под псевдонимом Энзис публиковался в журнале «Современный мир». На этом основании Ленин называет Розанова-Энзиса, наряду с другими сотрудниками либеральных газет, «мелкобуржуазно-оппортунистическим элементом».
В 1904 году был избран в примиренческий ЦК, в феврале 1905 года арестован. На IV съезде РСДРП был избран в ЦК от меньшевиков. В 1908 году временно покинул Российскую империю. После Февральской революции 1917 года был членом меньшевистской фракции Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.
В 1919 году Розанов обвинялся по делу Тактического центра и как меньшевик был приговорен к расстрелу, однако приведение приговора в исполнение решено было отложить для ознакомления членов ЦК с его делом. В сентябре 1919 года было принято решение: «Розанова не расстреливать; поручить Бухарину составить от имени ВЧК официальное сообщение о том, что Розанов изобличен в контрреволюционных действиях, за которые полагается расстрел, но так как он действовал не персонально, а как представитель организации правых меньшевиков, то дело о нем выделено из дела остальных арестованных вместе с ним, уже расстрелянных». Согласно частному заявлению меньшевиков Каменеву, к концу 1919 года Розанов уже два года не состоял в партии.
После амнистии Розанов отошёл от политической деятельности, работал в медицинских учреждениях Москвы фтизиатром. В дальнейшем репрессиями затронут не был. Похоронен на Новодевичьем кладбище (уч. 4, ряд. 20, № 20)[1][2]
Семья
- Первая жена — Любовь Николаевна Радченко (1871—1962), стояла у истоков образования «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», была агентом «Искры». Секретарь фракции меньшевиков в Государственной думе 3-го созыва.
- Дочь от первого брака — Наталья Владимировна Баранская (1908—2004), русская и советская писательница.
- Вторая жена — Ольга Андреевна Паппе (1895—1985), дочь служащего Московской городской управы Андрея Андреевича Паппе[3].
- Дядя — Василий Васильевич Розанов (1856—1919), русский религиозный философ, литературный критик и публицист. Первый переводчик «Метафизики» Аристотеля на русский язык.
Напишите отзыв о статье "Розанов, Владимир Николаевич (меньшевик)"
Примечания
- ↑ Кипнис С. Е. Новодевичий мемориал. Некрополь монастыря и кладбища. — М., 1998. — С. 232. — ISBN 5-7287-0159-0.
- ↑ Следует иметь в виду, что его полный тёзка и однофамилец хирург Розанов также похоронен на этом кладбище и на том же участке, но в другом ряду (уч. 4, ряд 41, № 5) (Кипнис С.Е. Указ. соч., с. 219.
- ↑ Кипнис С. Е. Указ. соч., с. 232.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Розанов, Владимир Николаевич (меньшевик)
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
