Розанов, Сергей Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Николаевич Розанов
Дата рождения

24 сентября 1869(1869-09-24)

Дата смерти

28 августа 1937(1937-08-28) (67 лет)

Место смерти

Мёдон (департамент О-де-Сен), Франция

Принадлежность

Российская империя Российская империя Государство Российское

Род войск

пехота

Звание

Генерал-лейтенант

Сражения/войны

Русско-японская война
Первая мировая война
Гражданская война

Награды и премии

Розанов Сергей Николаевич (24 сентября 1869 — 28 августа 1937, Мёдон) — генерал-лейтенант, деятель Белого движения.





Биография

Образование получил в Михайловском артиллерийском училище. Выпущен в 3-ю рез. артиллерийскую бригаду. Позже служил в 1-й гренадерской артиллерийской бригаде. Подпоручик (ст. 10.08.1889). Поручик (ст. 07.08.1891). Штабс-Капитан (ст. 28.07.1896)

В 1897 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду.

С 6 мая 1898 — обер-офицер для поручений при штабе Киевского военного округа. Цензовое командование ротой отбывал в 132-м пехотном Бендерском полку (25 октября 1900 — 25 октября 1901). С 25 октября 1901 — штаб-офицер для поручений при штабе Киевского военного округа. Со 2 сентября 1903 года — столоначальник Главного штаба.

Участник русско-японской войны: с 12.10.1904 старший адъютант управления генерал-квартирмейстера 2-й Маньчжурской армии. С 1 мая 1906 года — делопроизводитель ГУГШ.

14 июля 1910 года назначен командиром 178-го пехотного Венденского полка.

Первая мировая война

С полком вступил в первую мировую войну. В сентябре 1914 поставлен во главе 2-й бригады 45-й пехотной дивизии.

С 19 января 1915 года — начальник штаба 3-го Кавказского армейского корпуса (командующий корпусом В. А. Ирманов). Генерал-майор (1916).

В 1917 карьера Розанова сделала большой скачок: 18 февраля он стал командующим 162-й пехотной дивизией, а 25 августа — 41-го армейского корпуса. Во время выступления Корнилова Розанов доказал свою лояльность Временному правительству, и 2 сентября комиссар 7-й армии даже просил Петроград назначить Розанова командующим армией вместо скомпрометированного генерала В. И. Селивачева.

Гражданская война

В 1918 поступил на службу в Красную армию, был назначен в управление Всероглавштаба, но в сентябре 1918 в Поволжье перешел на сторону антибольшевистского Самарского правительства. С 25 сентября по 18 ноября 1918 — и.д. начальника штаба Верховного главнокомандующего всеми вооруженными силами КОМУЧа (Уфимской директории) генерала Болдырева.

В ноябре 1918 года — в Омске. Был сторонником военной диктатуры, но из имеющихся кандидатов на роль диктатора отдавал предпочтение генералу Болдыреву. После прихода к власти адмирала А. В. Колчака был уволен в отпуск «по болезни». 22 декабря 1918 зачислен в резерв чинов при штабе Омского военного округа.

13 марта 1919 года прибыл в распоряжение командующего войсками Иркутского военного округа. 31 марта назначен генерал-губернатором Енисейской губернии и особоуполномоченным по охране государственного порядка и общественного спокойствия в Енисейской губернии. Разгромил основные очаги партизанского движения в Восточной Сибири.

С 18 июля 1919 по 31 января 1920 года — главный начальник Приамурского края. 26 сентября Розанов во Владивостоке получил от межсоюзного комитета военных представителей требование вывести русские отряды из Владивостока, сопровождавшееся угрозой применения военной силы. Розанов запросил по телеграфу Омск и получил от Колчака приказ оставить войска во Владивостоке, что и исполнил.[1] Розанов легализовал атаманское управление, назначив Семёнова и Калмыкова уполномоченными по охране общественного порядка с правами генерал-губернаторов.

В октябре 1919 года Розанов доносил Колчаку о росте оппозиционных настроений к омскому правительству в крае и о готовящемся выступлением против правительства с Гайдой во главе. 17—18 ноября 1919 года, когда восстание Гайды и его сторонников (эсеров и чехов) во Владивостоке всё-таки произошло, Розанов отстранился от подавления восстания и, вопреки приказу Колчака, выпустил мятежника Гайду из города.

Во время антиколчаковского переворота в Иркутске, манифестом Политцентра Розанов был объявлен врагом народа.

После восстания во Владивостоке 31 января 1920 года уехал в Японию. В дальнейшем жил в Пекине, а затем во Франции. Умер в Мёдоне в 1937 году.

Приказ Розанова

Известен приказ генерала С. Н. Розанова от 27 марта 1919 года, который считается одним из свидетельств о белом терроре.[2]

Начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания:

1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, — расстреливать десятого.

2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и так далее отбирать в пользу казны. Примечание. Всё отобранное должно быть проведено приказом по отряду…

6. Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно

Награды

Источники

  • Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. — М.: АСТ, 2003. — 896 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-06895-1.
  • Волков Е. В., Егоров Н. Д., Купцов И. В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны. — М.: Русский путь, 2003.
  • Вологодский П. В. Во власти и в изгнании : Дневник премьер-министра антибольшевистских правительств и эмигранта в Китае (1918–1925 гг.). — Рязань, 2006.
  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=300 Розанов, Сергей Николаевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Напишите отзыв о статье "Розанов, Сергей Николаевич"

Примечания

  1. Гинс Г. К. [istmat.info/node/25476 Сибирь, союзники и Колчак.] Айрис-Пресс. 2008. Стр. 442—444.
  2. [64vlad.livejournal.com/119480.html Заметка д.и.н В. Г. Хандорина «О ужасах белого террора». Уведомление Минюста МИДу в ответ на заявление командующего союзными войсками генерала М. Жанена.: «приказ генерал-лейтенанта Розанова от 28 марта 1919 г. о заложниках по настоянию министра юстиции отменён ещё до образования Комитета по обеспечению порядка и законности в управлении». ГА РФ. Ф. р-200. Оп. 1. Д. 118. Л.93]

Отрывок, характеризующий Розанов, Сергей Николаевич

Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.