Роза для Эмили
| Роза для Эмили | |
| A Rose for Emily | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: |
1930 |
|
[lib.ru/INPROZ/FOLKNER/06_roza_dlya_emili.txt Электронная версия] | |
«Роза для Эмили» (англ. A Rose for Emily) — рассказ американского писателя Уильяма Фолкнера, впервые опубликованный в выпуске «Forum» от 30 апреля 1930 года. Действие рассказа происходит в городе Джефферсон, Миссисипи, вымышленного Фолкнером округа Йокнапатофа. Это был первый рассказ Фолкнера, опубликованный в национальном журнале.
Содержание
Название
По словам Фолкнера, «название рассказа аллегорично; перед нами — трагедия женщины, непоправимая трагедия, последствия которой изменить нельзя; но мне жалко эту женщину, и названием рассказа я как бы приветствую её, подобно тому как отдают честь рукой; женщинам в таких случаях преподносят розу, за мужчин поднимают чашечку сакэ».[1]
Сюжет
Рассказ начинается с краткого сообщения о похоронах Эмили Грирсон, южной старой девы преклонных лет, за которым следуют воспоминания рассказчика о несовременном и всё более безумном поведении Эмили на протяжении долгого времени. Эмили происходила из семьи довоенных южных аристократов; после Гражданской войны для Грирсонов настали тяжелые времена. Она и её отец, последние двое из клана, как будто продолжали жить в прошлом. Ни один из них не согласился бы на брак Эмили с человеком ниже их по социальному статусу. Когда Эмили было около тридцати, её отец умер. Она отказывалась принимать, что он мёртв, в течение трёх дней; общество списало такое поведение на проявление скорби.
Смирившись со смертью отца, Эмили несколько ожила. Она сблизилась с Гомером Бэрроном, рабочим-северянином, который прибыл в город как подрядчик для прокладки тротуаров. Эта связь удивила общество Джефферсона: такой брак был бы далёк от обычных стандартов семьи Грирсонов, к тому же сам Гомер хвастался, что он «убеждённый холостяк». Горожане обратились к алабамским кузинам Эмили; они были её самыми близкими родственниками, но Эмили и её отец не ладили с ними. Кузины откликнулись на письмо и прибыли в Джефферсон, но вскоре приобрели ещё худшую репутацию, чем у самой Эмили. В это же время Эмили купила в аптеке мышьяк, отказавшись объяснять, зачем он ей нужен; соседи пришли к выводу, что она собралась отравиться. Тем не менее, её отношения с Гомером как будто получили новое развитие, и в городе стали говорить о грядущей свадьбе. Гомер на время уехал из города, предположительно, чтобы дать Эмили возможность избавиться от кузин, и вернулся спустя три дня после их отъезда. Соседка заметила, как он вошёл на закате в дом Грирсонов; больше, однако, его никто не видел.
Несмотря на изменения в своём социальном статусе, Эмили продолжала вести себя так же высокомерно, как и до смерти отца. Её репутация была такова, что городской совет нашёл невозможным написать ей об исходящем от её дома неприятном запахе. Вместо этого мужчины под покровом темноты рассыпали вокруг дома извёстку, и через некоторое время запах прекратился. Мэр города, полковник Сарторис, в качестве акта благотворительности освободил её от налогов, хотя ему пришлось выдумать историю, что таким образом он выплачивает долг её отца городу, чтобы не задеть гордость Эмили. Годы спустя, когда власть перешла к следующему поколению, Эмили настояла на этой неофициальной договорённости, решительно отсылая обратно все налоговые ведомости. Эмили стала затворницей: она никогда не выходила из дома и очень редко принимала кого-то у себя, все покупки совершал за неё чернокожий слуга. Горожане стали воспринимать её как «наследственное обязательство», общий долг и заботу.
Похороны стали значительным событием в городе; всем было любопытно заглянуть внутрь дома Эмили, где никто из посторонних не был много лет. После церемонии, на которую явился весь Джефферсон, группа горожан вошла в дом. Дверь в спальню наверху была заперта; её выбили, чтобы посмотреть, что было скрыто за ней столько времени. Внутри, помимо вещей, купленных Эмили к свадьбе, они нашли разложившийся труп Гомера Бэррона на кровати; на соседней подушке был отпечаток головы и прядь седых волос Эмили.
Адаптации
- «A Rose for Emily» — короткометражная экранизация 1983 года с Анжеликой Хьюстон.[2]
- Песня The Zombies «A Rose for Emily» основана на сюжете рассказа.[3]
- Песня My Chemical Romance «To the End» также основана на теме «Розы для Эмили».
- Рок-группа The August Name названа по строке из рассказа.
Напишите отзыв о статье "Роза для Эмили"
Примечания
- ↑ Уильям Фолкнер. Статьи, речи, интервью, письма. — М.: Радуга, 1985. — С. 174. — 488 с. — (XX век. Писатель и время).
- ↑ A Rose for Emily (англ.) на сайте Internet Movie Database
- ↑ [pitchfork.com/reviews/albums/8959-odessey-and-oracle/ The Zombies - Odessey and Oracle]. [www.webcitation.org/6FlLSFHD8 Архивировано из первоисточника 10 апреля 2013].
Библиография
- Morton, Clay (2005). «'A Rose for Emily': Oral Plot, Typographic Story», Storytelling: A Critical Journal of Popular Narrative 5.1.
Ссылки
- [lib.ru/INPROZ/FOLKNER/06_roza_dlya_emili.txt Роза для Эмили] в библиотеке Максима Мошкова
- [xroads.virginia.edu/~drbr/wf_rose.html Оригинал рассказа]
Отрывок, характеризующий Роза для Эмили
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь.
– Напротив, эта прическа очень идет княжне, – сказал князь Василий.
– Ну, батюшка, молодой князь, как его зовут? – сказал князь Николай Андреевич, обращаясь к Анатолию, – поди сюда, поговорим, познакомимся.
«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
