Розенберг, Андрей Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Григорьевич Розенберг
Diederich Arend von Rosenberg
Дата рождения

21 января 1739(1739-01-21)

Место рождения

Рига

Дата смерти

25 августа 1813(1813-08-25) (74 года)

Место смерти

Им. Черное, Подольская губерния.

Принадлежность

Россия Россия

Годы службы

1753 — 1805

Звание

генерал от инфантерии

Сражения/войны

Семилетняя война,
Русско-турецкая война (1768—1774),
Итальянский поход Суворова,
Швейцарский поход Суворова

Награды и премии

командор

Андрей Григорьевич Розенберг (Diederich Arend von Rosenberg; 21 января 1739, Рига — 25 августа 1813, Чёрное Подольской губернии) — генерал от инфантерии в русской императорской армии, глава ряда регионов Российской империи.





Биография

Из курляндских дворян. Сын рижского экономии камерира Иоганна Георга Розенберга и его жены Анны Регины, урожд. Ланденберг.

В 1753 году начал службу солдатом гвардии. Участник Семилетней войны. Принимал участие в сражениях при Гросс-Егерсдорфе (19 августа 1757 года) и при Пальциге (14 августа 1758 года). При Пальциге был тяжело ранен.

За отличие произведен 28 февраля 1758 года в первый офицерский чин, прапорщика. В апреле 1760 года переведен в Рижский гарнизон секунд-майором. Через 6 лет назначен главным судьей в контору строения Балтийского порта.

Во время русско-турецкой войны 1768—1774 годов выполнял секретные поручения при графе А. Г. Орлове, князе Ю. В. Долгорукове. Участвовал в действиях русского флота в Архипелаге, в Черногорской экспедиции, осаде Модона, Чесменском сражении, и в военных действиях в Крыму, командуя войсками в Керчи и Еникале.

В 1770 году произведен в капитаны Преображенского лейб-гвардии полка. в 1772 году переведен в армию чином полковника. В 1778—1779 годах участвует в военных действий против конфедератов в Польше. В 1782 году произведен в чин генерал-майора (шеф Таврического егерского полка). В 1790 году назначен шефом Таврического егерского корпуса. 3 декабря 1796 года назначен шефом Витебского мушкетерского полка, а 29 ноября следующего года произведен в чин генерала от инфантерии. В 1797 году шеф Московского гренадерского полка и инспектор Смоленской дивизии. В 1798 году назначен Смоленским военным губернатором и шефом Московского мушкетерского полка.

Походы в Европу с Суворовым

Особое место в военной карьере А. Г. Розенберга заняли Итальянский и Швейцарский походы русской армии 1798—1800 годов. В октябре 1798 года назначен командиром вспомогательного корпуса, направляемого в помощь Австрии против французов. Вместе с корпусом весной 1799 года прибыл в Верону и поступил под командование А. В. Суворова.

Занял Брешию, успешно действовал в сражении на реке Адда у Бривио, а затем нанес поражение французам при Вердерио. 18 апреля 1779 года вступил в Милан; занял Пьемонт.

В сражении при Требии 7-8 июня 1799 года во главе двух колонн атаковал французов и отбросил их, оказав помощь колоннам князя П. И. Багратиона и организовал преследование отступавших частей генерала Виктора. За эти сражения был награждён орденом Св. Иоанна Иерусалимского с командорством и 1000 рублей ежегодного дохода.

Участник сражения при Нови (4 августа 1799 года), а затем Швейцарского похода, в котором командовал передовой колонной. 20 сентября 1799 года разбил войска генерала А. Массены у Швица. Про этот эпизод у А. А. Керсновского в его труде «История русской Армии» сказано:

Если когда-либо в военной истории перед каким-либо войском со всей ужасной определенностью ставилась дилемма «победить или умереть», то это, конечно, случилось в Муттенской долине с горстью чудо-богатырей в те навсегда памятные и навеки славные сентябрьские дни 1799 года.

Собранный Суворовым военный совет постановил — вместо Швица идти на Гларус и Кенталь. На арьергард Розенберга выпала трудная и почетная задача — прикрыть этот манёвр от армии Массены, начавшей уже от Швица спускаться в Муттенскую долину.

Три дня — 18-го, 19-го и 20-го сентября — вел неравный бой в Муттенской долине этот геройский арьергард. 4000, а затем 7000 русских — оборванных, голодных, изнуренных — разгромили 15000 солдат Республики. Массена едва избежал плена. В этих боях французы лишились 3000 убитыми и ранеными, 2200 пленными, 2 знамен, 12 орудий. В руках одного из чудо-богатырей — гренадера Махотина, схватившего было Массену, французский главнокомандующий оставил один из своих эполет.

29 октября 1799 года награждён орденом Св. Андрея Первозванного. После отъезда больного Суворова в марте 1800 года из армии в Кракове, как старший в чине, принял на себя командование армией.

Губернатор

8 июня 1800 года назначен Каменец-Подольским военным губернатором и шефом Владимирского мушкетерского полка. С 1803 года также управлял Минской, Волынской и Подольской губерниями. 11 октября 1803 года назначен Херсонским военным губернатором, управляющим гражданской частью в Херсонской, Екатеринославской и Таврической губерниях.

В 1805 году подал прошение об увольнении от службы «по слабости здоровья». Был уволен Высочайшим повелением «с сохранением за ним всех окладов по должностям его получаемых». Скончался в имении Чёрном, вблизи Каменец-Подольска, 25 августа 1813 года.

Напишите отзыв о статье "Розенберг, Андрей Григорьевич"

Литература

Ссылки

  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Serbien/XVIII/1760-1780/Dolgorukov/text2.htm «Журнальная записка» князя Долгорукова Ю.В].
  • * [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=112353 Биография] из Русского биографического словаря.
  • [eiprd.ru/site.php?mode=change_page&site_id=223&own_menu_id=30505&curent_page=13 «Российские немцы» интернет-портал]

Отрывок, характеризующий Розенберг, Андрей Григорьевич

– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.