Розен, Егор Фёдорович

Егор Розен
Место рождения:	Ревель, Эстляндская губерния, Российская империя
Род деятельности:	поэт

Барон Его́р Фёдорович Ро́зен (немецкое имя Карл Георг Вильгельм Розен, нем. Karl Georg Wilhelm Rosen; 16 [28] декабря 1800, Ревель — 23 марта [4 апреля] 1860, Санкт-Петербург, перезахоронен в 1944 в Александро-Невской лавре) — русский поэт, драматург и критик.

Биография

Из остзейских немецких дворян. До 19 лет воспитывался в Эстляндской губернии: только поступив в гусарский полк, по собственному признанию, выучился русскому языку; снисходительное отношение русских литераторов к Розену как иноязычному писателю, а также его болезненное самомнение во многом повлияли на его литературную репутацию. Выступал как поэт с 1825. В 1827—1828 в Москве, был близок к кругу любомудров и печатался в «Московском вестнике». С 1828 в отставке, жил в Петербурге, где познакомился с Пушкиным и Дельвигом. Помимо столичной прессы, выступал в немецкоязычной печати Эстляндии (ревельской «Эстоне», дерптском «Ежегоднике»), пропагандируя и переводя русскую поэзию. В частности, Розен первым опубликовал сцену «Ограда монастырская» из пушкинской трагедии «Борис Годунов» (со своим параллельным переводом на немецкий язык; «Дерптский ежегодник» за 1833 год).

С 1831 барон Розен являлся издателем альманаха "Альциона", в котором печатались произведения А. С. Пушкина, П. А. Вяземского, В. А. Жуковского, В. Ф. Одоевского и других.

В книжке «Альционы» на 1832 год напечатаны произведения Пушкина «Пир во время чумы» и «На перевод Илиады». Оба произведения опубликованы здесь впервые.

В 1835—1840 гг. Розен был секретарём Цесаревича (будущего императора Александра II). За несколько дней до смерти по собственным настойчивым прошениям назначен чиновником по особым поручениям при Главном управлении цензуры.

Наибольшую известность Розену принесли два сочинения, датированные 1836 г. Одно из них — либретто оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя», написанное в значительной степени на готовую музыку. Другое — статья «О рифме», помещённая А. С. Пушкиным в первом выпуске издававшегося им журнала «Современник»: общая мысль Розена состоит в том, что рифма естественна для ранней стадии развития национальной поэзии, но затем должна быть отброшена как ненужное украшение, и будущее русской поэзии — за безрифменным стихом.

Розену принадлежат также поэмы «Дева семи ангелов и тайна» (1829) и «Рождение Иоанна Грозного» (1830), пьесы на исторический сюжет «Россия и Баторий» (1833), «Пётр Басманов» (1835), «Князья Курбские» (1857, переработка «России и Батория», промежуточная редакция под названием «Осада Пскова» — 1834) и целый ряд других произведений, не слишком высоко оценивавшихся современниками. Пушкин, которого связывали с Розеном доверительные отношения (барон переводил на немецкий его стихи и отрывок из «Бориса Годунова», выступал на стороне пушкинского круга в литературной борьбе 1830-х), поставил его как драматурга выше Кукольника и Хомякова (запись в дневнике от 2 апреля 1834). В 1840-е годы выступал как консервативный критик в «Сыне отечества», причём в этих статьях есть мемуарные фрагменты о Пушкине.

Ссылки

• Розен, Егор Федорович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Розен, Егор Фёдорович

Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.