Розмайер, Бернд

Бернд Роземайер (нем. Bernd Rosemeyer; 14 октября 1909, Линген — 28 января 1938, близ Мёрфельден-Вальдорф) — немецкий гонщик, чемпион Европы 1936 года. Погиб на трассе Франкфурт-Дармштадт (Франкфурт-на-Майне). Был наряду с Рудольфом Караччиолой одним из известнейших немецких автогонщиков довоенной эпохи, будучи одновременно одним из символов Третьего рейха, имея звание гауптштурмфюрера СС.

Отец Бернда владел автомастерской. После окончания школы Бернд там работал помощником. В шестнадцать лет получил водительские права.

Гоночная карьера

Мотоциклы

В 1931 году фирма по производству мотоциклов Zündapp объявила конкурс на замещение вакантной должности заводского гонщика, в котором лучшим стал Бернд. Первую гонку он провёл на трассе в Ольденбурге в классе 250 см³, одержав в том сезоне десять побед. В 1932 году выступал в гонках на частном BMW, менеджером стал его брат Йоб. В том же году выиграл гонку в Хоэнсбурге в классе 500 см³ и 1000 см³. В следующем году он пересел на мотоцикл NSU, на котором выиграл гонку в Силезии, на трассе в Боденхайме, в венгерской гонке в Гуггерберге, горную гонку в Гёдёллё и километровую гонку в Будапеште. В 1934 году пересел на DKW и первенствовал в гонках в Силезии, Гогенштауфене, 2000 километровой гонке и шестидневной Международной гонке.

Автомобили

DKW принадлежала Auto Union, за которую он начал выступать в том же году в Больших призах (Гран-при) с целью подготовиться к сезону-1935 чемпионата Европы. В 1935 году он выступал как заводской гонщик Auto Union, одержав свою первую победу 29 сентября 1935 году на Масарик-ринге в Брюнне. В 1936 году он стал чемпионом Европы. Кроме того, он соревновался с Караччиолой в рекорде абсолютной скорости. Роземайер стал первым, кто превысил скорость 400 км/ч на дороге общего пользования (406,32 км/ч 26 октября 1937 года, дистанция 5 км, старт с ходу).

13 июля 1936 года Роземайер женился на Элли Байнхорн, известнейшей и удачливейшей женщине-лётчике того времени. Впоследствии у них родился сын — Бернд Роземайер (младший), ставший спортивным врачом и работавшим в ADAC в секторе транспортной медицины.

Гибель

28 января 1938 года Караччиола на автобане Франкфурт-Дармштадт (нынешняя трасса А5) установил рекорд скорости 432,69 км/ч. Роземайер был полон решимости отыграться, однако на скорости 440 км/ч из-за бокового ветра потерял управление и попал в аварию. Его могила находится на Далемском лесном кладбище в Берлине.

• Bernd-Rosemeyer-Denkmal-1.JPG

  Указатель расстояния до памятника Роземайеру на трассе А5

• Bernd-Rosemeyer-Denkmal-2.JPG

  Мемориал Роземайера

• Bernd-Rosemeyer-Denkmal-4.JPG

  Мемориальная доска

• Bernd-Rosemeyer-Denkmal-3.JPG

  Мемориальный камень (памятник)

Роземайер и нацизм

С 1933 года Роземайер служил в СС, рассматриваясь нацистами в качестве героя. Про его смерть Гитлер сказал, что Роземайер был одним из лучших пионеров автогонок, имевший огромное значение для автогонок и автомобильной промышленности Германии.

Писатель и критик Виктор Клемперер в 1946 году писал про Роземайера:

Наиболее частым и запоминающимся изображением героизма середины тридцатых был автогонщик: после своей смерти Бернд Роземайер в глазах народа сравняется с Хорстом Весселем.

Как и Вессель, Роземайер был членом СА и хауптштурмфюрером СС. Это было одним и основным пунктов гитлеровской пропаганды и нацистской идеологии для превознесения Арийской теории и воспитания молодёжи. История о его гибели была использована нацистами в пропагандистских целях.

Важнейшие достижения

• Чемпион Европы (1936)
• Победитель Гран-при Чехословакии (1935)
• Победитель Эйфельских гонок (1936)
• Победитель Гран-при Германии (1936)
• Победитель Гран-при Швейцарии (1936)
• Победитель Гран-при Италии (1936)
• Победитель Коппа Ачербо, Гран-при Пескары, Гран-при Италии (1936)
• Победитель Горного приза Германии (1936)
• Победитель Эйфельских гонок (1937)
• Победитель Коппа Ачербо, Гран-при Пескары, Гран-при Италии (1937)
• Победитель Кубка Вандербильдта (1937)
• Победитель Гран-при Донингтона (1937)

Результаты в Чемпионате Европы

Год	Команда	Производитель	1	2	3	4	5	Место	Очки*
1935	Auto Union	Auto Union	BEL	GER 4	SUI 3	ITA сход	ESP 5	5	25
1936	Auto Union	Auto Union	MON сход	GER 1	SUI 1	ITA 1		1	10
1937	Auto Union	Auto Union	BEL	GER 3	MON сход	SUI сход	ITA 3	7=	28

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Бернд Роземайер
• [f1-times.ru/formula1/news37.html Звезда и смерть Бернда Роземайера]
• [einestages.spiegel.de/static/authoralbumbackground/1275/rekordjagd_in_den_tod.html Rekordjagd in den Tod — Смерть за рекорды  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Розмайер, Бернд

– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».