Розовая пантера (фильм, 1963)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Розовая пантера
The Pink Panther
Жанр

криминальная комедия

Режиссёр

Блейк Эдвардс

Продюсер

Мартин Джуроу

Автор
сценария

Блейк Эдвардс,
Морис Ришлен

Оператор

Филип Лэтроп

Композитор

Генри Манчини

Кинокомпания

United Artists,
Mirisch Company

Длительность

113 минут

Страна

Великобритания Великобритания
США США

Язык

английский

Год

1963

Следующий фильм

Выстрел в темноте

IMDb

ID 0057413

К:Фильмы 1963 года

«Розовая пантера» (англ. The Pink Panther) — фильм в жанре криминальной комедии, снятый в 1963 году Блейком Эдвардсом, и ставший первым в серии фильмов об инспекторе Клузо, сыгранном Питером Селлерсом. Номинация на премию «Оскар» за прославившуюся на весь мир музыку Генри Манчини.





Сюжет

Шах вымышленного ближневосточного государства Лугаша дарит своей единственной дочери, принцессе Дале, самый большой алмаз в мире — «Розовую Пантеру», названный так потому, что внутри алмаза есть вкрапление, напоминающее очертаниями этого зверя. Когда Дала вырастает, в Лугаше происходит революция, но принцесса успевает взять с собой алмаз в изгнание в Европу.

Принцесса (Клаудия Кардинале) проводит зиму на горнолыжном курорте Кортина-д'Ампеццо, привезя с собой и алмаз. Там же расположился и британский аристократ и плейбой сэр Чарльз Литтон (Дэвид Нивен), в действительности являющийся международным вором по кличке «Призрак» и специалистом по краже драгоценностей и намеревающийся украсть «Розовую пантеру». К нему приезжает американский племянник Джордж (Роберт Вагнер), который собирается самостоятельно похитить алмаз, обвинив в краже «Призрака», но не знает, что «Призрак» — его дядя.

Полагая, что «Призрак» планирует похитить алмаз, Сюрте командирует в Кортину инспектора Жака Клузо (Питер Селлерс), занимающегося этим делом. Дело осложняется тем, что жена Клузо, Симона (Капучине), является любовницей сэра Чарльза и помогает ему в устройстве ограблений, о чём инспектор, конечно же, не подозревает. Увидев Симону, в неё влюбляется и Джордж Литтон.

Сэр Чарльз старательно ухаживает за принцессой, готовясь к краже, в то время как Клузо попадет в комичные ситуации. На бал-маскараде, устроенном принцессой, объединившие усилия сэр Чарльз с племянником пытаются похитить алмаз, однако Клузо удаётся догнать и арестовать их. На самом деле, алмаз был припрятан принцессой в другом месте и чтобы не отдавать его народу своей страны она использовала желание Призрака украсть «Розовую пантеру» для отвода глаз. Во время суда над сэром Чарльзом в карман к Клузо, готовящемуся давать показания, Симона подкидывает алмаз, переданный ей после неудавшейся кражи принцессой Далой, испытывающей к сэру Чарльзу теплые чувства. После его обнаружения Клузо арестовывают вместо Литтонов, однако неожиданно для себя он становится национальным героем и кумиром миллионов.

В ролях

Создание

Первоначально главным героем фильма должен был стать сэр Чарльз Литтон, о дальнейших похождениях которого планировалось снять следующие фильмы, однако в процессе съёмок роль Клузо была расширена и, принеся в итоге наибольший успех фильму, заставила снять в продолжение фильмы о Клузо.

Вначале роль Клузо предлагалась Питеру Устинову, но он отказался.

Сэр Чарльз Литтон в дальнейшем появился также в фильмах «Возвращение Розовой пантеры», где его роль исполнил Кристофер Пламмер, «Месть Розовой Пантеры» и «След Розовой пантеры», где был сыгран также Дэвидом Нивеном.

Фильм является единственным из серии, где не появляются комиссар Дрейфус, слуга Клузо Като и помощник Клузо Эркюль Лажой.

Напишите отзыв о статье "Розовая пантера (фильм, 1963)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Розовая пантера (фильм, 1963)

Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»