Розолино, Массимилиано

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Массимилиано Розолино
Личная информация
Прозвища

Масси

Гражданство

Италия Италия

Дата рождения

11 июля 1978(1978-07-11) (45 лет)

Место рождения

Неаполь

Тренеры

Риккардо Синискалко

Рост

192 см

Вес

82 кг

Массимилиа́но Эдгар Розоли́но[1] (итал. Massimiliano Edgar Rosolino; род. 11 июля 1978, Неаполь) — итальянский пловец, чемпион Олимпийских игр 2000 года, двукратный чемпион мира, многократный чемпион Европы.





Спортивная биография

Массимилиано Розолино родился в Неаполе, где и начал в 6 лет тренироваться в секции плавания. Юный Розолино отличался огромным упорством на тренировках и результаты не заставили себя ждать. Уже в 16 лет тренеры сборной Италии по плаванию взяли Массимилиано на первый в его жизни чемпионат Европы в Вене. Розолино поставили на первый этап эстафеты 4×200 метров вольным стилем. Розолино показал хороший результат, а сборная в итоге стала бронзовым призёром. После этого ни один чемпионат Европы не заканчивался без появления на пьедестале Массимилиано Розолино. Всего же на счету итальянца 14 золотых, 16 серебряных и 11 бронзовых медалей, как в 50-метровых бассейнах, так и на короткой воде.

Чемпионаты мира также серьёзно пополнили медальную копилку Розолино. Но чемпионом мира на длинной воде, как и на короткой у Массимилиано получилось всего по разу, но при этом он является обладателем 13 медалей серебряного и бронзового достоинства первенств мира в разных бассейнах.

На свои первые Олимпийские игры Розолино отправился в восемнадцатилетнем возрасте и установил интересное достижение. На всех своих трёх дистанциях (200 м, 400 м, эстафета 4×200 м вольным стилем) он занял 6-е место. На следующих играх в Сиднее Розолино заявился на пять дистанций, две из которых были эстафеты. В индивидуальных соревнованиях итальянец собрал весь комплект олимпийских медалей, уступая только героям игр австралийцу Иану Торпу и голландцу Питеру ван ден Хогенбанду. В эстафетах сборная с Розолино в составе оба раза останавливались рядом с пьедесталом, занимая 4-е и 5-е место. На играх в Афинах Массимилиано дополнил свои награды медалью в эстафете 4×200 метров вольным стилем, а в индивидуальных он уже не смог на равных бороться с австралийцами и американцами. Лучшим результатом стало пятое место на дистанции 400 метров вольным стилем. На Олимпийские игры в Пекине Розолино ехал с надеждой завоевать ещё одну олимпийскую медаль в эстафете, поскольку в личных ему уже тяжело было конкурировать с более молодыми спортсменами (в итоге ни на одной из дистанций итальянец не смог пробиться даже в финал). Предварительные заплывы итальянцы закончили со вторым временем, но в финале оказались лишь четвёртыми.

Массимилиано Розолино является самым титулованным итальянским пловцом. На его счету более 60 медалей разного достоинства мировых и европейских соревнований.

Личная жизнь

Женат на итальянской балерине русского происхождения Наталье Титовой, с которой познакомился во время итальянской версии реалити-шоу Танцы со звёздами. 16 июля 2011 года родилась дочка София.

Государственные награды

Напишите отзыв о статье "Розолино, Массимилиано"

Примечания

  1. Часто встречается неточный вариант Росолино

Ссылки

  • [www.massimilianorosolino.com/ Официальный сайт спортсмена] (англ.) (итал.)
  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ro/massimiliano-rosolino-1.html Массимилиано Розолино] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Розолино, Массимилиано

– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…