Рой, Бимал

Бимал Рой
англ. Bimal Roy бенг. বিমল রায়
Имя при рождении:	Бималчандра Хемчандра Рой
Дата рождения:	12 июля 1909(1909-07-12)
Место рождения:	д. Суапур, Бенгальское президентство, Британская Индия
Дата смерти:	7 января 1966(1966-01-07) (56 лет)
Место смерти:	Бомбей, Махараштра, Индия
Гражданство:	Индия
Профессия:	кинорежиссёр, кинопродюсер
Карьера:	1929 — 1965
Награды:	Filmfare Awards

Бимал Рой (англ. Bimal Roy, бенг. বিমল রায়; 12 июля 1909 — 7 января 1966) — индийский режиссёр и продюсер. За свою карьеру поставил 17 художественных фильмов, три из которых были на бенгальском языке, а остальные на хинди, и несколько документальных. Рекордсмен по количеству Filmfare Award за лучшую режиссуру (всего 7), дважды становился лауреатом данной премии три года подряд. Завоевал славу выдающегося кинематографиста в течение короткого периода чуть более десяти лет. Его фильмы четырежды удостаивались Filmfare Award за лучший фильм и шесть раз — наград Национальной кинопремии Индии различной степени, а «Два бигха земли» получил международный приз на Каннском кинофестивале.

Семья

Бимал Рой родился в деревне Суапур в окрестностях Дакки (ныне столица Бангладеш) в семье помещиков. Был шестым из восьми выживших детей. В 1930 году вместе со своей овдовевшей матерью и двумя братьями переехал в Калькутту.

В 1937 году он женился на Манобине Рай, которая была младше его почти на десять лет. Его жена была одной из первых женщин-фотографов в Индии. В этом браке родились дочери Ринки (род. 1942), Яшодхара, Апараджита (род. 1952) и сын Джой (род. 1955). Его старшая дочь Ринки — писательница, журналист и режиссёр-документалист — вышла замуж за режиссёра Басу Бхаттачарья, который в то время работал на её отца, что привело к расколу между ними. Яшодхара Рой разрабатывает дизайн чоли. Апараджита (в замужестве Синха) пишет рецензии и переводит фильмы на хинди и бенгальский язык для показа на международных кинофестивалях, а также сняла несколько коротких фильмов для индийского канала Doordarshan и британского Channel 4. Джой Бимал Рой в 2007 году сделал 55-минутный документальный фильм о своём отце — Remembering Bimal Roy. Лента вошла в программу фестиваля индийских фильмов River to River во Флоренции и 6-го международного кинофестиваля в Бангалоре.

Карьера

В 1932—1933 годах, благодаря имеющимся навыкам работы с камерой, Рой нашёл работу на съемках документальных фильмов. Затем получил место рекламного фотографа и ассистента оператора Нитина Боса из New Theatres. Как оператор принимал участие в съемках таких фильмов как «Девдас» (1935, на хинди), Grihadah, Maya (оба 1936) и Mukti (1937) режиссёра П. Баруа, Bardidi (1939) и Abhinetri (1940) Амара Муллика. Его режиссёрским дебютом стал фильм Udayer Pathey, выпущенный под баннером New Theatres и ставший эталоном соцреализма в индийском кино. Картина вышла в период, когда голод, инфляция военных лет и экономические трудности разделили имущих и неимущих на два непримиримых лагеря, и рассматривала актуальные проблемы индийского общества. Сюжет рассказывал о бедном писателе-интеллектуале, который отстаивает права пролетариата в системе, где равновесие смещено в сторону богачей. Фильм был переснят им на хинди 1945 году под названием Humrahi. В обоих лентах Рой также исполнял обязанности оператора. Другой его фильм Anjangarh (1948) был посвящён другой насущной проблеме — ликвидации княжеств, вызванной демократическими преобразованиями в стране.

После развала New Theatres в 1950 году Рой переехал в Бомбей, где некоторое время работал на Bombay Talkies. Здесь в 1952 году он снял фильм «Любовь матери» с Лилой Читнис и Бхаратом Бхушаном в главных ролях. В этом же году он основал собственную студию Bimal Roy Production. В течение следующих 11 лет Рой поставил 13 фильмов, а гуманистические аспекты, характеризующие большую часть из них, вознесли его до головокружительных высот.

В 1952 году на 1-м международном кинофестивале в Мумбаи Рой увидел итальянский фильм «Похитители велосипедов» 1948 года режиссёра Витторио де Сики и решил что снимет что-то столь же резкое. Фильм «Два бигха земли» (1953) был основан на повести Салила Чаудхари Rickshawalla. Сюжет повествует о бедном фермере, который отправляется в Калькутту в поисках заработка, чтобы собрать 235 рупий и выкупить свои два бигха земли у ростовщика. Изначально Рой планировал снять в главной роли Джайраджа или Трилока Капура, в то время как ему советовали Насира Хуссэйна, однако увидев Балраджа Сахни в фильме Hum Log (1951), он сделал окончательный выбор. На роль жены героя режиссёр пригласил Нирупу Рой, до этого снимавшуюся в основном в кинолентах мифологического характера. В обоих случаях его выбор вызвал возражения, но оправдал себя в полной мере. Картина получила признание на кинофестивалях в Каннах и Карловых Варах. Одновременно с «Двумя бигхами» Рой снимал фильм «Замужем», трогательную историю любви по роману бенгальского писателя Шарата Чандры Чаттерджи, главные роли в которой исполнили Мина Кумари и Ашок Кумар.

В 1955 году вышел его фильм «Девдас», основанный на другом романе Чаттерджи. Желание снять подобный фильм появилось у Роя ещё во время участия в съемках более ранней экранизации 1935 года, чтобы показать что он может добиться того же успеха, что его гуру П. Баруа. Большой проблемой стал поиск актёра на главную роль, способного сыграть спивающегося человека, как это в 1935 году сделал К.Л. Сайгал, который сам был алкоголиком. В итоге был выбран Дилип Кумар, чьё исполнение схожей роли в фильме «Клеймо позора» понравилась режиссёру. На одну из женских ролей — куртизанки Чандрамукхи — Рой пригласил актрису Виджаянтималу, до того момента известную больше своими танцами. Сценарист фильма Набенду Гхош был против кандидатуры Виджаянтималы, так как она была слишком молода, а Чаттерджи описывал Чандрамукхи как зрелую женщину. Однако все актрисы, которым роль была предложена до этого (Наргис, Бина Рай и Сурайя) отказались, и у режиссёра не оставалось выбора. Когда о том, что на роль приглашена Виджаянтимала, узнали кинопроизводители, то с сарказмом предложили Рою «Почему бы тебе не взять комика Кишор Кумара в качестве Девдаса?». Однако актриса в полной мере проявила себя и за свою работу была удостоена Filmfare Award за лучшую женскую роль второго плана. Другой его фильм с Дилипом Кумаром и Виджаянтималой — «Мадхумати» (1958) стал одним из крупнейших хитов 1950-х годов. Это был самый коммерчески успешный фильм Роя, однако циники обвиняли его в том, что он пошел на поводу у зрителя, сняв развлекательную киноленту на популярную тему реинкарнации.

Испытания, которые пришлось пройти его матери, побудили Роя отойти от принятой манеры показывать женщин второстепенными персонажами. В его фильмах героини выводились на первый план, особое внимание уделялось теме их угнетения и эксплуатации. «Бирадж Баху» (1954) ставила под сомнение социальный цинизм по отношению к работающим женщинам. «Неприкасаемая» (1959), рассказывающая историю сироты-хариджан, удочеренной семьей из высшего класса и борющейся за их любовь, поднимала острую тему кастовых предрассудков, которые оставались сильны в Индии ещё сорок лет после выхода фильма. «Заключённая» (1963) показывала тёмную сторону главной героини, демонстрируя как угнетение человека сверх всяких пределов может довести до убийства.

Бимал Рой скончался во сне в ночь с 7 на 8 января 1966 года от рака легких.

Наследие

Фильмы Бимала Роя являлись отражением отдельных людей и общества своего времени. Он не позволял коммерческим соображениям обогнать его творческие инстинкты. В его съемочную группу входило множество талантов, которые впоследствии сами стали крупными кинематографистами, например, Салил Чаудхари (композитор), Набенду Гхош (сценарист), Асит Сен (ассистент режиссёра), Ришикеш Мукхерджи (монтаж), Камал Бос (оператор) и Гулзар (автор песен). Через год после смерти Роя, Ришикеш Мукхеджи выпустил фильм «Анупама», посвящённый своему наставнику. Картина содержит отсылки к дебютному фильме Роя Udayer Pathey: персонажи, ситуации, диалоги и даже финал, когда героиня, прочитав роман бедного писателя, оставляет своего богатого отца и уходит из дома. В 1971 вышел ремейк Udayer Pathey под названием «Новые времена» (Naya Zamana).

Влияние Бимала Роя имело далеко идущие последствия, как для индийского, так и для мирового кинематографа. В индийском кино его влияние распространяется и на основное коммерческое кино на хинди, и на возникшее в то время параллельное кино. Его картина «Два бигха земли» (1953) была первым фильмом, который успешно сочетал искусство и коммерческую составляющую, и имел успех в кассе и у критиков, выиграв Международный приз на Каннском кинофестивале 1954 года. Успех фильма проложил путь для индийской Новой волны. Почти пятьдесят лет спустя открывающая сцена фильма (ликование крестьян, вызванное дождем) была скопирована Ашутошем Говарикером в киноленте «Лагаан: Однажды в Индии».

Среди коммерческих лент наибольшее влияние среди его фильмов имел «Мадхумати» (1958), его первое и единственное сотрудничество с Ритвиком Гхатаком (который написал сценарий) и один из самых ранних фильмов, повествующий о реинкарнации. Картина, как полагают, была источником вдохновения для многих более поздних работ, посвящённых данной теме в индийском кино и на телевидении, и, возможно, в мировом кино. Вероятно, именно он вдохновил авторов американского фильма «Реинкарнация Питера Прауда» (1975) и фильма на хинди «Долг чести» (1980), которые рассматривали тему последующих перерождений и оказали значительное влияние на соответствующую культуру. «Долг чести» в частности был переделан в несколько раз: на каннада как Yuga Purusha (1989), на тамильском как Enakkul Oruvan (1984), и в недавнее время в Болливуде как «Долг» (2008), а также вдохновил американский фильм «Шансы есть» (1989). Самый последний фильм, который был непосредственно вдохновлен «Мадхумати» — хит Болливуда «Когда одной жизни мало» (2007). Обилие похожих моментов в этих двух фильмах побудило дочь Роя Ринки Бхатачария обвинить кинопроизводителей в плагиате и угрожать им судебным иском.

Другой фильм Роя Parakh (1960) во многом перекликается с «Добро пожаловать в Саджанпур» Шьяма Бенегала. Оба фильма рассматривают деревенскую политику, суеверия и насмехаются над выборами в Индии. Между фильмами можно провести несколько параллелей: главный герой первого — почтальон, второго — пишет письма за деньги; центральное место в первом отводится учителю, герой второго единственный в деревне окончил колледж; в первом священник играет на суевериях простых крестьян, во втором суеверная мать заставляет дочь выйти замуж за собаку.

Фильмы Бимала Рой по-прежнему демонстрируются на крупных национальных и международных кинофестивалях в Индии, Европе и Северной Америке. Его фильмы в настоящее время восстановлены и оцифрованы в Национальном Киноархиве Индии (NFAI) в Пуне. В июле 2014 года Музей принца Уэльского в Мумбаи представил выставку, «Бимал Рой: Жизнь и Времена», организованную в сотрудничестве с его детьми. Среди экспонатов — кадры из фильмов «Мадхумати», «Неприкасаемая» и «Заключённая», а также постеры фильмов, костюмы и памятные вещи, в том числе камера Arriflex, использовавшаяся для съемки «Девдаса» и «Неприкасаемой» .

8 января 2007 года Почтой Индии в честь Бимала Роя была выпущена почтовая марка с его изображением.

Фильмография

Год выхода	Русское название	Оригинальное название	Язык	Сферы деятельности
				Режиссёр	Продюсер	Сценарист
1944	На утренней дороге	Udayer Pathey	бенгальский	Да		Да
1945		Hamrahi	хинди	Да		Да
1948		Anjangarh	бенгальский	Да		Да
1949		Mantramugdhu	бенгальский	Да
1950	Первый человек	Pehla Aadmi	хинди	Да
1952	Любовь матери	Maa	хинди	Да	Да	Да
1953	Два бигха земли	Do Bigha Zamin	хинди	Да	Да
1953	Замужем	Parineeta	хинди	Да		Да
1954	Отец и дочь	Baap Beti	хинди	Да
1954	Бирадж Баху	Biraj Bahu	хинди	Да		Да
1954	Служба	Naukari	хинди	Да	Да
1955	Девдас	Devdas	хинди	Да	Да
1956	Семья	Parivar	хинди		Да
1958	Еврейка	Yahudi	хинди	Да
1958	Мадхумати	Madhumati	хинди	Да	Да
1959	Неприкасаемая	Sujata	хинди	Да	Да
1960		Parakh	хинди	Да	Да
1960	Он сказал	Usne Kaha Tha	хинди		Да
1961	Кабулиец	Kabuliwala	хинди		Да
1962	Любовные письма	Prem Patra	хинди	Да	Да
1963	Заключённая	Bandini	хинди	Да	Да
1964	Беназир	Benazir	хинди / урду		Да

Награды

Filmfare Awards

1954 — Лучшая режиссура — «Два бигха земли» 1955 — Лучшая режиссура — «Замужем» 1956 — Лучшая режиссура — «Бирадж Баху» 1959 — Лучшая режиссура — «Мадхумати» 1960 — Лучшая режиссура — «Неприкасаемая» 1961 — Лучшая режиссура — Parakh 1964 — Лучшая режиссура — «Заключённая»

1954 — Лучший фильм — «Два бигха земли» 1959 — Лучший фильм — «Мадхумати» 1960 — Лучший фильм — «Неприкасаемая» 1964 — Лучший фильм — «Заключённая»

Национальная кинопремия Индии

• 1954 — Почётная грамота за лучший художественный фильм — «Два бигха земли»
• 1955 — Почётная грамота за лучший художественный фильм — «Бирадж баху»
• 1956 — Почётная грамота за лучший фильм на хинди — «Девдас»
• 1959 — Серебряная медаль за лучший фильм на хинди — «Мадхумати»
• 1960 — Почётная грамота за третий лучший художественный фильм — «Неприкасаемая»
• 1964 — Премия за лучший фильм на хинди — «Заключённая»

Каннский кинофестиваль

• 1954 — Международный приз — «Два бигха земли»
• 1954 — номинация на «Золотую пальмовую ветвь» — «Два бигха земли»
• 1955 — номинация на «Золотую пальмовую ветвь» — «Бирадж Баху»
• 1960 — номинация на «Золотую пальмовую ветвь» — «Неприкасаемая»

Литература

• Rinki Roy Bhattacharya. [books.google.com/books?id=7tq4aVRUoDcC Bimal Roy: The Man who spoke in pictures]. — Penguin Books Limited, 2009. — 288 p. — ISBN 978-81-8475-818-4.
• Rinki Roy Bhattacharya. Bimal Roy's Madhumati: Untold Stories from Behind the Scenes. — Rupa Publications, 2014. — 224 p. — ISBN 978-8129129167.

Отрывок, характеризующий Рой, Бимал

Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.