Рокицани
| Город
Рокицани Rokycany 
|
Рокицани, Рокицаны (чеш. Rokycany [ˈrokɪtsanɪ], бывш. нем. Rokitzan) — город на западе Чешской Республики, в Пльзенском крае. Является административным центром района Рокицани.
История
Рокицани — один из древнейших городов Чехии. Первое упоминание о нём датируется 1110 годом. На месте современного Рокицани был епископский замок и поселение, которое в XIV веке получило статус города. В 1584 году Рокицани был объявлен королевским городом. В годы Тридцатилетней войны Рокицани был сожжён шведскими войсками.
В 1702 году в Рокицани насчитывалось 2 262 жителя. XVIII век оказался несчастливым для города: город горел, страдал от чумы и голода. В начале XIX века в городе жило 2350 человек. В 1813 году Рокицани последний раз горел.
В 1850 году город стал центром района. В 1862 году была открыта железная дорога Прага—Пльзень, прошедшая через Рокицани. В нём начала развиваться промышленность: был построен сахарный и лесопильный заводы. К 1890 году численность населения превысила 5 000 человек.
В 1918 году в горде (к тому времени в составе Чехословакии) было проведено электричество. В 1938 году, после Мюнхенского соглашения, в город было переселено около 300 чешских семей из приграничных районов, отошедших в составе Судетской области к Германии. 15 марта 1939 он был оккупирован немецкими войсками. Из-за переселения чехов из Судет численность населения Рокицани возросла до 9 865 в сентябре 1939 года. В мае 1945 года город был освобождён от немецкой оккупации.
География
Город Рокицани официально разделён на 4 района, а именно Стршед (Střed — Центр), Нове-Место (Nové Město — Новый город), Пльзеньске-пршедмести (Plzeňské předměstí) и Борек (Borek). Стршед охватывает историческое ядро города с двух главных площадей, главную церковь и ратуши. С 1992 года исторический центр Рокицани был объявлен охраняемой зоной в целях защиты архитектуры. Границы этого района в большей степени проходят по пути бывшего укрепления города. Средневековые стены все ещё стоят в некоторых коротких промежутках. Нове-Место на сегодняшний день является самым густонаселенным районом, окружает историческую часть города с севера, востока и юга. После Второй мировой войны большая часть старого пригорода была снесена и застроена жилыми постройками. С ростом численности населения район площади Нове Место расширен во всех направлениях. Праховна расположена в юго-восточной части Рокицани на берегу реки Клабава, по дороге в Прагу на восточной окраине. Это промышленная зона, также имеется несколько ветхих построек начала XX века для местных рабочих и множество частных домов. В 1957 году в этом районе была построена больница. Есть большие парки, охватывающие окружающие склоны, большой комплекс городского бассейна и футбольный стадион. Пльзеньске-пршедмести находится в западной части Рокицани, эта часть была образована в эпоху Средневековья. В начале XVII века в этом районе была построена протестантская церковь Святой Троицы. В 1920-х годах на южных окраинах Рокицани началось масштабное строительство жилья. Новый микрорайон позже был назван в честь Алоиса Рашина — Рашинов. Алоис Рашин был министром финансов Чехословакии, убит в 1923 году. Район Борек ранее имел статус деревни, располагался к востоку от города Рокицани, а в 1860 году перешёл под юрисдикцию города.
Галерея
- Rokycany-nadrazi.jpg
Железнодорожный вокзал
- Rokitzan 1859 Rokycany.jpg
Австрийская марка, выпуск 1859 года
Население
В XIX веке численность населения города Рокицани стремительно росла и к 1880 году составляла 5000 жителей. На волне Долгой Депрессии (экономического спада 1870-х годов, который значительно отразился и на экономике Австро-Венгрии) рост прекратился. В конце 1890-х годов население начало увеличиваться снова, но во время Первой мировой войны произошёл очередной спад роста. После 1918 года Рокицани быстро расширялся. В конце 1930-х годов этот рост был также вызван притоком беженцев-чехов из Судет. В 1939 году население Рокицани составляло примерно 10 тысяч жителей. С 1950-х годов произошла очередная волна роста и к 1980 году число жителей Рокицани — 15 000 человек. Демографический максимум был достигнут в 1989 году с более чем 16 тысяч жителей. Но в результате экономических и социальных преобразований, а также отделения трёх деревень от города Рокицани, численность населения снизилась до 14 тысяч человек. По состоянию на 1 января 2009 года число жителей составляет 14 892 человека.
| Год | 1811 | 1848 | 1869 | 1880 | 1890 | 1900 | 1910 | 1921 | 1930 |
| Население | 2 226 | 3 292 | 4 187 | 4 927 | 5 010 | 5 501 | 6 492 | 6 728 | 7 741 |
| Год | 1939 | 1950 | 1961 | 1970 | 1980 | 1991 | 2001 | 2007 | 2009 |
| Население | 9 865 | 8 789 | 11 934 | 12 585 | 15 041 | 15 188 | 14 369 | 14 302 | 14 892 |
Известные люди
- Ян Рокицана — гуситский архиепископ.
- Ярослав Шпачек — чешский хоккеист, олимпийский чемпион 1998, бронзовый призёр Олимпийских игр 2006.
Напишите отзыв о статье "Рокицани"
Ссылки
- [www.rokycany.cz/ www.rokycany.cz] (чешск.)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рокицани
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
