Роковая женщина

Роковая женщина (фр. la femme fatale) — распространённый в литературе и кино образ сексапильной женщины, которая манипулирует мужчинами посредством флирта. Она всегда не та, за кого выдаёт себя вначале. Герою трудно противостоять чарам роковой женщины, которая влечёт его помимо воли; зачастую это влечение приводит к гибели героя.

Хотя истоки образа специалисты находят в Библии (Далила, Иезавель, Саломея), оформление знакомого образа роковой обольстительницы приходится на период раннего романтизма. Среди образов носительниц губительной для героя любви, которые проходят по страницам поэм той эпохи, — «коринфская невеста» у Гёте, загадочная Джеральдина у Кольриджа, La Belle Dame sans Merci и ламия у Китса. Очень часто они приходят за героем из потустороннего мира.

Вслед за такими героинями романтизма, как коринфская невеста и лесбиянка Кармилла, в немом кино роковая женщина была истолкована как ненасытная сексуальная вампирша, отсюда американский синоним французского термина — vamp. Истоки этого словоупотребления видят в поэме Киплинга «Вампирша», по мотивам которой был в 1915 году снят фильм A Fool There Was с Тедой Бара в главной роли.

Для фильма-нуар роковая женщина — такой же неотъемлемый атрибут, как и фигура частного детектива, ведущего расследование. Классический образ хищницы, которая затягивает главного героя в сети своей лжи, создала Барбара Стэнвик в обойме фильмов сороковых, таких, как «Двойная страховка» (1944). Иногда за фасадом роковой женщины кроется ранимая жертва мужчин более расчётливых и могущественных, чем увлечённый ею главный герой. Такова, например, героиня Риты Хейворт в фильме «Джильда» (1946).

Фигура летальной женщины — женщины-паука — наиболее яркое воплощение женственности в мире нуара. Неодолимо соблазнительная, двуличная и ненасытная в постели — её толковали как симптом типичной мужской фобии по поводу женщины как существа, способного оскопить и проглотить жертву противоположного пола. Она бросает вызов патриархальному обществу своей независимостью, своим умом и находчивостью. Она никак не вписывается в расхожее представление о том, что женщина в состоянии полностью реализовать себя в качестве жены и матери. Её внешний вид всегда сексуален, с длинными распущенными волосами, откровенными костюмами, которые подчёркивают длинные, чувственные ноги, а также с ярким макияжем.

Зеркальным отражением образа роковой женщины в литературе романтизма был образ рокового мужчины (l’homme fatal), каковы, например, дон Жуан, Печорин или Хитклифф. В киноведении этим термином также обозначают мужчину, который встаёт на место роковой женщины в нео-нуарах на гомосексуальную тематику (например, «Керель» Фассбиндера или «Дурное воспитание» Альмодовара).

• Актрисы, которые специализировались на ролях роковых женщин
• Bara-carmen.jpg

  Звезда немого кино Теда Бара в образе Кармен (1915)

• Barbara Stanwyck in Clash by Night trailer.JPG

  Барбара Стэнвик создала вереницу образов беспринципных хищниц в фильмах 1940-х гг.

• Ann Savage in Detour.jpg

  Энн Сэвидж в фильме «Объезд» (1945) — жертва и хищница в одном лице

• Gilda trailer hayworth1.JPG

  Рита Хейворт прославилась ролями роковых красоток в фильмах «Леди из Шанхая» и «Джильда»

• Joan Bennett in Scarlet Street.jpg

  В фильме Фрица Ланга «Улица греха» (1945) героиня Джоан Беннетт пускает под откос карьеру талантливого художника

Отрывок, характеризующий Роковая женщина

пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.