Роковые яйца (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роковые яйца
Жанр

фантастическая комедия

Режиссёр

Сергей Ломкин

Продюсер

Галина Белинская

Автор
сценария

Владимир Гуркин

В главных
ролях

Олег Янковский
Андрей Толубеев
Михаил Козаков

Оператор

Владимир Кононенко

Композитор

Владимир Дашкевич
Игорь Назарук

Кинокомпания

«Ада-фильм»,
«А&М-Холдинг»

Длительность

119 мин

Страна

Россия Россия
Чехия Чехия

Год

1995

IMDb

ID 0117508

К:Фильмы 1995 года

«Роковы́е я́йца» — российско-чешский комедийно-фантастический художественный фильм режиссёра Сергея Ломкина, снятый в 1995 году по мотивам одноимённой повести Михаила Булгакова.





Сюжет

Фильм является экранизацией одноимённой повести известного русского писателя Михаила Булгакова, с некоторыми пересекающимися сюжетными линиями других его произведений: романа «Мастер и Маргарита» и повести «Собачье сердце».

В Москву 1928 года прибывает дьявол в человеческом облике — Воланд, сопровождаемый свитой. Он косвенно помогает гениальному учёному Владимиру Персикову открыть уникальный красный луч, влияющий на рост и размножение живых организмов, однако делающий их невероятно большими и агрессивными. Одновременно в республике начинается поголовный мор кур, что заставляет начальника ГПУ выпустить из психиатрической лечебницы профессора Стравинского бывшего начальника сельскохозяйственного отдела Александра Семёновича Рокка, которого туда сам когда-то и упёк.

На профессора Персикова обрушивается волна славы, активно подогреваемая СМИ. Рокк решает возродить в стране поголовье кур, и конфискует экспериментальные камеры с лучом профессора. Рокк приходит на склад, где кот Бегемот передаёт ему посылку с яйцами змей, крокодилов и страусов, предназначавшиеся Персикову. В своём совхозе под Смоленском Рокк помещает яйца в камеры, полагая, что они куриные. Однако из них вылупляются гигантские рептилии, которые убивают сотрудников ГПУ и жену Рокка, а его самого сводят с ума.

Гады разбивают армию и начинают приближаться к Москве. Обезумевшие жители штурмом берут университет Персикова, не замечая его самого, затерявшегося в полубреду среди толпы. Персиков гибнет случайно — от ножа грабителя, позарившегося на часы профессора. Когда толпа вбегает в лабораторию, то видит стоящего у окна, за которым в августовскую ночь идёт снег, Воланда. Тот произносит, глядя в небо: «Снег идёт. Вечно он со своим морозом — морозный бог», и вылетает в окно.

В эпилоге говорится, что таинственный мороз спас Москву от гадов, беззащитных от низких температур, уничтоживших полчища рептилий и их яйца. Камеры были сломаны толпой, и вновь получить красный луч не удалось — эту тайну профессор Персиков унёс с собой в могилу. Завершив свою миссию, Воланд вместе со свитой и двумя примкнувшими спутниками покидают Москву на чёрных конях, улетая на них в небо.

В ролях

Участие в кинофестивалях

См. также

Напишите отзыв о статье "Роковые яйца (фильм)"

Ссылки


Отрывок, характеризующий Роковые яйца (фильм)

Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.