Рок-панорама-86
Поделись знанием:
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
| Рок-фестиваль «Рок-панорама-86» | |
| Годы проведения |
1986 |
|---|---|
| Страны | |
| Город | |
Московский фестиваль популярной музыки «Рок-панорама-86» — первый официальный московский рок-фестиваль, состоявшийся 4—8 мая 1986 года в концертном зале Центрального Дома Туриста (Москва)[1]. Организован по инициативе Гагаринского районного комитета ВЛКСМ Москвы и редакции газеты «Московский комсомолец».
Содержание
Программа
Первый день (4 мая)
Фестиваль открывали:
- первый секретарь Гагаринского райкома ВЛКСМ г. Москвы Пётр Павлов
- редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев
- ведущий первого вечера — композитор Вячеслав Горбатов
- «Диалог»
- Раздели со мной (К. Брейтбург — С. Кирсанов)
- «ЭВМ»
- ЭВМ («ЭВМ» — М. Пушкина)
- Честный Джон («ЭВМ» — М. Пушкина)
- Одинокое танго («ЭВМ» — М. Пушкина)
- Пароход («ЭВМ» — М. Пушкина)
- Домик на песке («ЭВМ» — М. Танич)
- Чудак («ЭВМ» —Светлана Мекшен)
- Страна-поздравление (Б. Журавлёв — М. Пушкина)
- «Рондо»
- Наш дом (М. Литвин — М. Пушкина)
- Самый умный класс (М. Литвин — А. Елин)
- Отражение (М. Литвин — А. Елин)
- Видео (М. Литвин — А. Елин)
- Автомат (М. Литвин — А. Вознесенский)
- Я скучаю (М. Литвин — А. Елин)
- Рондо-поп (М. Литвин — А. Елин)
- Снежный человек (Алексей Максимов — М. Пушкина)
- Я и ты (Д. Евгенидзе — М. Воронцов)
- Йокогама (А. Максимов — М. Пушкина)
- «Браво»
- Инструментал (Е. Хавтан)
- Открытие (Е. Хавтан — Ж. Агузарова)
- Жёлтые ботинки (Е. Хавтан — Ж. Агузарова)
- Молодость (Е. Хавтан — Г. Аполлинер)
- Розы (Е. Хавтан — В. Степанцов)
- Синеглазый мальчик (Е. Хавтан — В. Степанцов)
- Старый отель (Е. Хавтан — К. Каварельян)
- Звёздный каталог (Е. Хавтан — А. Тарковский)
- Медицинский институт (Е. Хавтан — Саша Чёрный)
- Белый день (Е. Хавтан — И. Сукачев)
- Кошки (Е. Хавтан — У. Дж. Смитт, пер. Ю. Мориц)
- Ленинградский рок-н-ролл (Е. Хавтан — Ж. Агузарова)
Второй день (5 мая)
Ведущий — Альберт Писаренков
- «Зодчие»
- Марш высотников (песня из к/ф «Высота»)
- Манекен (Ю. Лоза — В. Дидуров)
- На маленьком плоту (Ю. Лоза)
- Восточный базар (В. Сюткин)
- Пародия на теледетектив (В. Сюткин)
- Зарисовки из повседневной жизни (В. Сюткин)
- Мелодии и ритмы зарубежной эстрады:
- а) Адриано Челентано
- б) Фестиваль в Сан-Ремо
- Я не знаю, что со мной (Ю. Лоза)
- Спи, малыш (В. Сюткин)
- Проснулся я Tonight (В. Шаповалов)
- Кружка пива (В. Шаповалов)
- Я не люблю грозу в начале мая (В. Шаповалов)
- «Квадро»
- 7 инструментальных композиций
- «СВ»
- Свобода выбора (А. Степанов — В. Шефнер)
- Чудак, выпускающий птиц (А. Степанов — В. Шефнер)
- Супруги (А. Степанов)
- Солнечный восход (А. Степанов)
- Сам (А. Степанов — Ю. Левитанский)
- До свиданья, друг! (Е. Маргулис, С. Кавагоэ — К. Покровский)
- «Круиз»
- Инструментал (В. Гаина)
- Мираж (В. Гаина — В. Сауткин)
- Иди же с нами (В. Гаина — Л. Фелипе, перевод Ю. Мориц)
- Музыка Невы (В. Гаина — В. Сауткин)
- Соло на ударных (С. Ефимов)
- Не падай духом (В. Гаина — В. Сауткин)
- Случилось (В. Гаина — А. Кирницкий)
Третий день (6 мая)
Ведущий — Альберт Писаренков
- «Дубль I»
- Инструментал (С. Соколов)
- Голубь в метро (И. Николаев — Е. Евтушенко)
- Зоосад (С. Соколов — М. Танич)
- Хамелеон (С. Кудишин — Валентин Берестов)
- Я люблю рок-н-ролл (С. Намин)
- Я научусь (С. Маликов, В. Пресняков — Лидия Козлова)
- Вдохновение (И. Кезля)
- Долина грёз (И. Кезля)
- Опять с тобою в ссоре (И. Кезля)
- «Карнавал»
- Звёздный карнавал (А. Барыкин)
- Поверь в себя (А. Барыкин — М. Пушкина)
- Разве ты не веришь (А. Барыкин)
- Запасной игрок (А. Барыкин — П. Жагун)
- Своё лицо (А. Барыкин — С. Маликов)
- Незнакомка (А. Барыкин — М. Пушкина)
- Как мы слушали Beatles (А. Барыкин — М. Пушкина)
- Спасательный круг (А. Барыкин — П. Жагун)
- «Группа Алексея Романова»
- По дороге разочарований (А. Романов)
- Давай построим лодку (А. Романов)
- Растаяла как дым (А. Романов)
- Когда ты смотришь (А. Романов)
- Друзьям (А. Романов)
- Кто виноват (А. Романов)
- Снежная королева (А. Романов)
- «Группа Сергея Сарычева»
- Я сделан из такого вещества (С. Сарычев — А. Лукьянов)
- Вот рок (С. Сарычев)
- Хей-хей (С. Сарычев)
- Родник (С. Сарычев)
- Цунами (С. Сарычев)
- Мечта (С. Сарычев)
- Шторм (С. Сарычев)
Четвёртый день (7 мая)
Ведущий — Альберт Писаренков
- Мы теряем (В. Парамонов — А. Кайданов)
- Манекены (В. Парамонов — Я. Гальперин)
- Элегия (В. Парамонов — А. Кайданов)
- Старенький трамвай (В. Парамонов)
- Песенка шарманщика (В. Парамонов)
- Атлантида (И. Матвиенко — Джуна Давиташвили)
- Поезд (И. Матвиенко — Наум Олев)
- Бермудский треугольник (И. Матвиенко — Д. Давиташвили)
- Монолог говорящего попугая (И. Матвиенко — Н. Олев)
- Незнакомка (И. Матвиенко — Д. Давиташвили)
- Акселераты (В. Добрынин — Л. Дербенёв)
Попурри:
- Марионетки (А. Макаревич)
- Скачки (А. Кутиков — А. Макаревич)
- Кого ты хотел удивить — А. Макаревич)
- Синяя птица (А. Макаревич)
- За тех, кто в море (А. Кутиков — А. Макаревич)
- Поворот (А. Кутиков — А. Макаревич)
- Ночь (А. Кутиков — А. Макаревич)
- Старые друзья (А. Макаревич)
- Разговор в поезде (А. Макаревич)
- Флюгер (А. Макаревич)
- Карнавал (А. Кутиков — А. Зайцев)
- Рыбка в банке (А. Макаревич)
- Если бы мы были взрослей (А. Кутиков — А. Макаревич)
- Кошка, которая гуляет сама по себе (А. Макаревич)
- Театр (А. Градский — Саша Чёрный)
- Остров. Утром (А. Градский — Саша Чёрный)
- Песня о друге (А. Градский)
- Реклама телевидения (А. Градский)
- Мария (А. Градский — В. Маяковский)
- На музыкальной репетиции (А. Градский — Саша Чёрный)
- Южная прощальная (А. Градский)
- Три посвящения в любви (А. Градский — Н. Олейников)
- «Ария»
- Волонтёр (В. Холстинин — А. Елин)
- Воля и разум (А. Большаков — А. Елин)
- Икар (А. Большаков — А. Елин)
- Тореро (А. Грановский — М. Пушкина)
- Вокруг света за 20 минут (В. Холстинин, А. Грановский, К. Покровский — А. Елин)
- Рок-н-ролл (А. Большаков)
Пятый день: гала-концерт и награждение (8 мая)
Ведущий — Альберт Писаренков
- «ЭВМ»
- Честный Джон (ЭВМ — М. Пушкина)
- Чудак (ЭВМ — Светлана Мекшен)
- Страна-поздравление (Б. Журавлев — М. Пушкина)
- Дуэт электронно-компьютерной музыки И. Кезля и А. Моргунов
- Вдохновение (И. Кезля)
- Долина грез (И. Кезля)
- «Дубль I»
- Голубь в метро (И. Николаев — Е. Евтушенко)
- Я люблю рок-н-ролл (С. Намин)
- «Квадро»
- Инструментал
- Инструментал
- Александр Градский
- Песня о друге (А. Градский)
- Реклама телевидения (А. Градский)
- Чужой мотив, или подражание Б. Окуджаве (А. Градский)
- «Браво»
- Белый день (Е. Хавтан — И. Сукачев)
- Жёлтые ботинки (Е. Хавтан — Ж. Агузарова)
- Рок-н-ролл (Е. Хавтан — Ж. Агузарова)
- Ленинградский рок-н-ролл (Е. Хавтан — Ж. Агузарова)
- «Ария»
- Воля и разум (А. Большаков — А. Елин)
- Тореро — (А. Грановский, В. Холстинин — М. Пушкина)
- Вокруг света за 20 минут (В. Холстинин, А. Грановский, К. Покровский — А. Елин)
- «Рондо»
- Самый умный класс (М. Литвин — А. Елин)
- Рондо-поп (М. Литвин — А. Елин)
- Видео (М. Литвин — А. Елин)
- «Здравствуй, песня»
- Живи Земля (И. Матвиенко)
- Монолог говорящего попугая (И. Матвиенко — Н. Олев)
- Акселераты (В. Добрынин — Л. Дербенёв)
- «Диалог»
2 фрагмента композиции «Однажды, завтра» (К. Брейтбург — С. Кирсанов)
- а). Не смей, не смейся
- б). С любовью не шутят
«Машина времени» (после церемонии награждения):
- Скворец (А. Макаревич)
- Костёр (А. Макаревич)
- Если бы мы были взрослей (А. Кутиков — А. Макаревич)
- Кошка, которая гуляет сама по себе (А. Макаревич)
- Старый рок-н-ролл (А. Кутиков — А. Макаревич) — джем-сешн с Александром Градским и Александром Лосевым
Жюри и гости
Жюри:
- Дмитрий Шавырин — ведущий рубрики «Звуковая дорожка» газеты «Московский комсомолец»
- Евгений Фёдоров — корреспондент газеты «Московский комсомолец»
- Михаил Шапиро — старший консультант фирмы «Мелодия»
- Булат Мусурманкулов — заведующий сектором эстрадных музыкальных коллективов и дискотек ЕЕМЦ г. Москвы
- Дмитрий Ухов — музыкальный критик
- Аркадий Петров — музыкальный критик
- Юрий Филинов —ведущий рубрики «33 1/3» газеты «Комсомольская правда»
- Евгений Гинзбург — кинорежиссёр
Почётные гости:
- Александр Градский — певец и композитор
- Артём Троицкий —музыкальный критик
Гости:
- Маргарита Пушкина — поэтесса
- Алексей Баташев — музыкальный критик
- Александр Елин — поэт
- Алла Пугачева (5 мая) — певица
- Лев Лещенко (8 мая) — певец
- Стас Намин (8 мая) — художественный руководитель группы Стаса Намина
- Александр Ситковецкий (8 мая) — художественный руководитель группы «Автограф»
- Михаил Танич (6 мая) — поэт
- Лидия Козлова (6 мая) — поэтесса
- Илья Резник — поэт
- Руслан Горобец (8 мая) — музыкальный руководитель группы «Рецитал»
- Александр Кальянов — звукорежиссёр
- Игорь Николаев (8 мая) — композитор
- Крис Кельми — руководитель группы «Рок-Ателье»
Награды
- Приз симпатии публики — «Браво», «Круиз», группа Сергея Сарычева, «Машина времени»
- Приз за лучшую разработку гражданской темы — «Диалог»
- Приз за лучший дебют — дуэт И. Кезли и А. Моргунова
- Приз за лучшее сценическое воплощение программы — «Зодчие»
- Приз за техническое обеспечение — «Ария»
- Приз за лучшие антивоенные композиции — «ЭВМ» («Честный Джон») и «Ария» («Воля и разум»)
- Приз за режиссуру — Виктор Векштейн (художественный руководитель группы «Ария»)
- Приз за организацию — Маргарита Пушкина (поэтесса)
Звуко- и видеозапись
Сохранилось очень мало видеосвидетельств этого события. Два фрагмента из гала-концерта — песня «Тореро» группы «Ария» и песня «Если бы мы были взрослей» («Машина времени») — были включены в очередной, «музыкальный» выпуск телепрограммы «Весёлые ребята»[3], вышедший в том же году.
В 1987 году фирмой «Мелодия» были выпущены 2 грампластинки «Панорама-86. Фестиваль молодёжной популярной музыки» с записями некоторых участников. При этом были представлены студийные варианты, часть песен на фестивале даже не исполнялась, а названия и авторство некоторых других были указаны неправильно[1].
Крайне примечательным казусом является и странный факт изображения на обложке обоих дисков фотографии гитариста группы «Земляне» Игоря Романова, в октябре 1985 года начавшего сольную карьеру, никакого отношения к этому фестивалю и содержанию пластинок ни Игорь Романов, ни группа «Земляне» не имели.[4]
Выпуск 1 (С60—24863-4)
- Сторона 1:
- Честный Джон (ансамбль «ЭВМ» — Р. Линн[5]) — 4.34
- Страна поздравлений (Б. Журавлев — Р. Линн[5]) — 4.23
- Музыка под снегом (А. Кутиков — А. Макаревич)[6] — 4.29
- Я сделан из такого вещества (С. Сарычев — А. Лукьянов) — 4.34
- Ансамбль «ЭВМ» (1, 2), рок-группа «Машина времени» (3), С. Сарычев и ансамбль (4)
- Сторона 2:
- Самый умный класс, шуточная песня (М. Литвин — А. Елин) — 4.47
- Я умею мечтать (Ю. Лоза)[6] — 3.50
- Верю я (Е. Хавтан — И. Сукачев)[7] — 3.10
- Мираж (В. Гаина — В. Сауткин) — 4.28
- В добрый час (А. Кутиков — А. Макаревич)[6] — 3.30
- Ансамбли: «Рондо» (1), «Зодчие» (2), «Браво» (3) Рок-группы: «Круиз» (4), «Машина времени» (5)
Выпуск 2 (С60—25131-2)
- Сторона 1:
- Не падай духом (В. Гаина — В. Сауткин) — 3.10
- Дрянная девчонка (И. Матвиенко — Н. Олев)[6] — 4.27
- Цунами (С. Сарычев — И. Шаферан) — 3.33
- Долина грёз (И. Кезля) — 5.30
- Рок-группа «Круиз» (1), ансамбль «Здравствуй, песня» (2), С. Сарычев (3), дуэт электронной музыки: И. Кезля, А. Моргунов (4)
- Сторона 2:
- Чудак (ансамбль «ЭВМ» — С. Мекшин[8]) — 4.32
- Зима (Ю. Лоза)[9]— 4.00
- Гроза (В. Шаповалов) — 2.50
- Жёлтые ботинки (Е. Хавтан — Ж. Агузарова) — 3.23
- Вдохновение (И. Кезля) — 4.00
- Ансамбли «ЭВМ» (1), «Зодчие» (2), В. Шаповалов (3), Ансамбль «Браво» (4), дуэт электронной музыки: И. Кезля, А. Моргунов (5)
Интересные факты
- В фестивале приняли участие многие музыканты, впоследствии ставшие известными и популярными в составе других групп или сольно: Юрий Лоза и Валерий Сюткин (оба в составе «Зодчие»), Виталий Дубинин, Михаил Серышев («Час-пик»), Сергей Попов и Николай Расторгуев (оба в «Здравствуй, песня»)
- Во время выступления группы «Ария» 7 мая в зале выключили электричество. Неполадки были устранены, но многие зрители к тому времени уже покинули концерт[1].
- Выступление Валерия Шаповалова завершилось скандалом из-за провокационных и сатирических текстов его песен[10]
См. также
Напишите отзыв о статье "Рок-панорама-86"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [ariafamily.h12.ru/publik/panorama2.htm/ Андрей Селевко. Рок-панорама-86]
- ↑ В группе «Час-пик» в то время пел Михаил Серышев — будущий вокалист группы «Мастер», образованной в 1987 году
- ↑ [www.nostalgia-pro.ru/?film=2386 «Веселые ребята». Молодёжь и музыка]
- ↑ [muz-otvet.livejournal.com/15520.html muz-otvet.livejournal.com]
- ↑ 1 2 Настоящий автор текста — Маргарита Пушкина
- ↑ 1 2 3 4 На фестивале песня не исполнялась
- ↑ Настоящее название песни — «Белый день»
- ↑ Настоящий автор текста — Светлана Мекшен
- ↑ Настоящее название песни — «Осень». Взята из сольного альбома Юрия Лозы «Тоска» 1985 года и группой «Зодчие» никогда не исполнялась.
- ↑ [www.valerock.ru/rock86.htm Скандальное выступление на фестивале «Рок-панорама 86»]
Ссылки
- [ariafamily.h12.ru/publik/panorama2.htm/ Андрей Селевко. Рок-панорама-86]
- [www.nneformat.ru/archive/?id=5076 Рецензии на пластинки «Панорама-86» в журнале «Мелодия» № 1/1987 и № 2/1987]
Отрывок, характеризующий Рок-панорама-86
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
