Рок-музыка

Запрос «Rock» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Запрос «Рокер» перенаправляется сюда; О мотоциклистах см. Байкеры.

Рок
Направление:	популярная музыка
Истоки:	рок-н-ролл, джаз, электрик-блюз, народная музыка, кантри, соул
Место и время возникновения:	1950-е, США и Великобритания
Годы расцвета:	1960-е — настоящее время
Поджанры:
альтернативный рок, арт-рок, бит, гаражный рок, глэм-рок, готик-рок, гранж рок, инструментальный рок, математический рок, нойз-рок, паб-рок, панк-рок, постпанк, построк, прогрессивный рок, прото-панк, психоделический рок, сатерн-рок, сёрф-рок, софт-рок, спейс-рок, стоунер-рок, фолк-рок, хард-рок, хартленд-рок, экспериментальный рок, христианский рок
Родственные:
альтернативный метал, метал, аборигенский рок, анатолийский рок, афро-рок, блюз-рок, бугалу, бхангра-рок, глэм-панк, дэнс-рок, индастриал-рок, кантри-рок, мэдчестер, пауэр-поп, поп-рок, пунта-рок, рага-рок, раи-рок, регги-рок, рокабилли, рокосон, рэп-рок, самба-рок, суфи-рок, фанк-рок, фламенко-рок
Производные:
джаз-фьюжн, синти-поп, евродиско, альтернативный дэнс, электроник-рок
См. также:
Список стилей и направлений рок-музыки, рок-опера, рок-группа, ВИА, Христианский рок, Камеди-рок, Album-oriented rock, Arena rock, Зал славы рок-н-ролла

Рок-му́зыка (англ. Rock music) — обобщающее название ряда направлений популярной музыки. Слово rock (в переводе с английского «качать», «укачивать», «качаться») в данном случае указывает на характерные для этих направлений ритмические ощущения, связанные с определённой формой движения, по аналогии с roll, twist, swing, shake... Такие признаки рок-музыки, как использование электромузыкальных инструментов, творческая самодостаточность (для рок-музыкантов характерно исполнение композиций собственного сочинения), являются вторичными и часто вводят в заблуждение. По этой причине принадлежность некоторых стилей музыки к року оспаривается.

Такие субкультуры, как моды, хиппи, панки, металлисты, готы, эмо, индирокеры, СКА неразрывно связаны с определёнными жанрами рок-музыки.

Рок-музыка имеет большое количество направлений: от достаточно «лёгких» жанров, таких как танцевальный рок-н-ролл от которого в своё время это направление и произошло, так что, правильнее было бы сказать рок - направление рок-н-ролла, поп-рок, брит-поп, до брутальных и агрессивных жанров — дэт-метала и грайндкора. Содержание песен варьируется от лёгкого и непринуждённого до мрачного, глубокого и философского. Часто рок-музыка противопоставляется поп-музыке и т. н. «попсе». Несколько более определённо можно сказать о так называемой «музыкальной экспрессии», которая, в силу повышенной, в сравнении с иными жанрами музыки, динамики (громкости) исполнения (по разным источникам от 110 до 155 дБ), является особой для многих рок-стилей (направлений), поскольку даже звучание большого симфонического оркестра находится в пределах 85 дБ и редко доходит до 115 дБ. («Конкуренцию» в плане громкости могут составить лишь направления музыки, использующие электроакустическое звучание).

Истоки рок-музыки лежат в блюзе, из которого и вышли первые рок-жанры — рок-н-ролл и рокабилли. Первые поджанры рок-музыки возникали в тесной связи с народной и эстрадной музыкой того времени — в первую очередь это фолк, кантри, скиффл, мюзик-холл. За время существования рок-музыки её пытались соединить практически со всеми возможными жанрами музыки — с академической музыкой (арт-рок, появился в конце 60-х, и более поздний симфо-метал), джазом (джаз-рок, появился в конце 60-х — начале 70-х), латинской музыкой (латино-рок, появился в конце 60-х), индийской музыкой (рага-рок, появился в середине 60-х). В 60—70-х появились практически все крупнейшие поджанры рок-музыки, более важные из них, кроме перечисленных — хард-рок, панк-рок, рок-авангард. В конце 70-х — начале 80-х появились такие жанры рок-музыки, как постпанк, новая волна, альтернативный рок (но в конце 60-х появились ранние представители этого направления), хардкор (крупный поджанр панк-рока), а позже и экстремальные поджанры метала — дэт-метал, блэк-метал. В 90-х получили широкое развитие жанры гранж (появился в середине 80-х), брит-поп (появился в середине 60-х), альтернативный метал (появился в конце 80-х).

Основные центры возникновения и развития рок-музыки — США и Западная Европа (особенно Великобритания). Большинство текстов песен — на английском языке, но, с некоторым запозданием, национальная рок-музыка появилась практически во всех странах. Русскоязычная рок-музыка (т. н. русский рок) появилась в СССР в 60—70-х и достигла пика развития в 80-х, продолжив развиваться в 90-х.

Рок-музыка с музыкально-теоретической точки зрения

Рок-музыка является музыкой, одним из её жанров (другие жанры — народная музыка, академическая музыка, джаз и др.). Из этого следует, что справедливым будет исследование рок-музыки, как одного из жанров музыки, на предмет его сугубо музыкальных отличительных качеств и свойств.

Рок-музыка обычно исполняется рок-группой, состоящей из вокалиста, гитариста (как правило, играющего на электрогитаре), бас-гитариста и барабанщика, иногда клавишника. Бас-гитара, ударные и ритм-гитара (не во всех коллективах) составляют ритм-секцию. Однако существуют примеры использования в рок-композициях практически всех известных музыкальных инструментов.

Отличительная черта рок-музыки — неизменный ритм, поддерживаемый ритм-секцией. Однако уже начиная с 60-х годов ряд направлений рока использует композиции с усложнёнными структурами и ритмами. Солирующим инструментом является электрогитара. Также в большинстве рок-групп присутствует вокалист. Если в начале своего развития рок-музыка лежала в основном в рамках блюзовой гармонии, то теперь отдельные её направления имеют мало общего в музыкальном отношении.

Рок-музыка с социофилософской и психологической точек зрения

Существует точка зрения, разделяемая большим числом экспертов, что рок-музыка — это не просто один из жанров музыки, но и особый социокультурный феномен второй половины XX столетия, породивший свою субкультуру.

Рок — это, с одной стороны, рупор молодёжи, музыкальное воплощение раздирающих её противоречивых настроений, конфликта с общепринятыми нормами. С другой стороны, рок — один из инструментов шоу-бизнеса, направленный на коммерческую прибыль в индустрии развлечений. Эта двойная природа и обусловливает противоречия, «пилообразность» развития жанра. По сути дела, вся история рока состоит из схожих циклов, в начале каждого из которых — бунт, протест, рождение новых стилей и новых ценностей, возникновение групп и исполнителей-основоположников стиля (1955, 1967, 1977, …), а затем — постепенный процесс «приручения», коммерциализации, порой — упрощения, возникновения вторичных рок-групп.

Рок-музыка как культурный феномен породила так называемый «рок-н-ролльный образ жизни», определённый стиль поведения и систему жизненных ценностей, своего рода философию. Тем не менее, возникшие на основе различных течений рок-музыки субкультуры порой имеют мало схожего. Рок-музыка обладает относительно большой захватывающей энергией (драйвом). Она может дать личности свободу от устоявшихся общественных принципов и стереотипов, от окружающей действительности.

История развития мировой рок-музыки

Первые шаги

Началом рок-музыки является появление жанра рок-н-ролла, вобравшего в себя черты блюза, ритм-энд-блюза, буги-вуги, кантри, музыки госпел.

Значительное влияние на рок-н-ролл оказали блюзовые исполнители Роберт Джонсон, Лидбелли, Мадди Уотерс. Название «рок-н-ролл» происходит из песен госпел-исполнителей 40-х годов и, являясь по сути призывом к танцу, представляет собой сексуальный эвфемизм. Впервые выражение появилось в песне «Good Rockin’ Tonight» Роя Брауна в 1947 году. В 1949 году выходит песня «Rock And Roll» Уайлда Билла Мура.

Развитие раннего рок-н-ролла связано в основном с американскими исполнителями, однако установить, какая песня или пластинка может считаться первой в жанре, практически невозможно. Среди возможных вариантов — сингл «Fat Man» Фэтса Домино, вышедший в 1950-м году. Согласно другим версиям, первой рок-н-ролльной записью является «Rocket 88», записанная в 1951 году Jackie Brenston and his Delta Cats.

Рок-н-ролл в конце 50-х

Среди тех, кто заложил основы рок-н-ролла как полноценного жанра, важнейшими исполнителями являются Фэтс Домино, Бо Диддли и Чак Берри. Чак Берри начал всерьёз заниматься музыкой в 1953 году, а в 1955 уже записал первый сингл. Чак Берри положил начало рок-стилю в текстах песен, имидже, игре на гитаре.

Среди других влиятельных афроамериканских музыкантов в жанре рок-н-ролла следует выделить Литтл Ричарда, который повлиял на последующее формирование гаражного рока и протопанка, поскольку его манера пения и игры на пианино была значительно более агрессивной и напористой, чем у конкурентов.

Поначалу рок-н-ролл считался специфической музыкой, характерной только для афроамериканской аудитории. Однако уже появлялись первые белые артисты, исполнявшие рок-н-ролл. Прорывом рок-н-ролла в мейнстрим стала песня Билла Хейли «Rock Around the Clock». Однако титул «короля рок-н-ролла» завоевал другой белокожий артист — Элвис Пресли. Он стал первым, кто записал рок-н-ролл на одном уровне с афроамериканскими артистами (когда диджеи ставили его первые записи в эфир, они специально предупреждали, что это поёт белый артист).

Другим знаменитым белым исполнителем рок-н-ролла стал Джерри Ли Льюис, получивший прозвище «Killer» за неистовую манеру исполнения и игры на пианино. Чуть позже стала появляться более мягкая форма «белого» рок-н-ролла, связанная прежде всего с именами Бадди Холли и Everly Brothers.

Рокабилли

На основе синтеза рок-н-ролла и кантри (особенно его южного поджанра — хиллбилли) появился особый поджанр рок-музыки — рокабилли. Наиболее известные его представители в 50-х — Эдди Кокрэн, Джин Винсент и Карл Перкинс. Среди первых образцов рокабилли выделяются некоторые ранние записи знаменитого кантри-певца Джонни Кэша. Немалое влияние на жанр оказали первые синглы Чака Берри («Maybellene») и Элвиса Пресли («That's All Right»). Музыка рокабилли вновь стала популярной в 80-х годах. Среди представителей нео-рокабилли — Stray Cats, The Cramps, Heavy Trash, Мистер Твистер.

Рок-н-ролл в Великобритании

Первые британские рок-записи появились в середине 1950-х годов. Если в США рок-н-ролл развивался в тесном соприкосновении с корневыми жанрами — блюзом и кантри, — то на британский рок-н-ролл наибольшее влияние оказал скиффл. В частности, один из популярнейших исполнителей скиффла — Лонни Донеган. Среди множества появившихся в то время скиффл-групп была группа одного из основателей The Beatles Джона Леннона — The Quarrymen.

Одними из первых британских рокеров были Томми Стил, Клифф Ричард, Билли Фьюри, Вилли Харрис. Первыми исполнителями, которые составил конкуренцию американским рокерам в английских чартах, стали Клифф Ричард и The Shadows, записавшие первый британский рок-н-ролльный хит — «Move It».

Рок-музыка 60-х годов

На границе десятилетий: сёрф

В 1957-м году была записана композиция «Rumble» гитариста Линка Рея, в которой впервые был использован эффект фузза (англ. fuzz) на гитаре; таким образом, от этой песни в какой-то мере происходят все «тяжёлые» жанры рок-музыки, в частности, хэви-метал и панк-рок. Линк Рей вместе с Диком Дейлом и The Surfaris положил начало новому жанру инструментального танцевального рок-н-ролла — сёрфу, основанному на гавайском звучании гитары, обычно с эффектом вибрато (англ. vibrato). Первой сёрф-записью считается «Bulldog» The Fireballs, а ключевыми представителями — The Ventures, The Chantays, в Англии — The Shadows.

Чуть позже инструментальный сёрф уступил место вокальному сёрф-попу, известнейшие представители которого — Jan and Dean и The Beach Boys. Влияние звука сёрф породило сёрф-рок, совмещавший традиционную рок-музыку и сёрф-звучание; сёрф-рок песни встречаются у множества исполнителей.

Первая половина 1960-х

На основе ритм-энд-блюза, рок-н-ролла и соула не без влияния народной британской музыки в Англии стали появляться группы, игравшие новую форму танцевальной музыки — бит-музыку. Среди поджанров бита выделялся мерсибит, типичными примерами которого являются записи Gerry & The Pacemakers, The Searchers, Rory Storm and the Hurricanes и ранние записи The Beatles. Именно The Beatles со своим синглом «I Want To Hold Your Hand» смогли впервые потеснить в американских чартах американских же исполнителей, положив начало так называемому «британскому вторжению» (англ. British Invasion). Параллельно с этой формой музыки в Америке развивались местные стили на основе фолка и кантри — важнейшим из них стал фолк-рок.

Британское вторжение

Термином «британское вторжение»  (англ. British Invasion)  принято называть проникновение популярной британской музыкальной культуры на территорию США. The Beatles, с успеха синглов которых и начался новый этап рок-истории, закрепили успех «высадкой» на американский берег в феврале 1964 года. The Beatles уже в ранние годы представляли собой принципиально новое явление в мировой музыке, и в рок-музыке в частности — в них соединялись необычайная музыкальная плодотворность и принципиально новый имидж (не просто автор-исполнитель с группой, а четверо ярких личностей, группа, где каждый поёт и каждый способен сочинить хит). Охватившая практически весь мир популярность The Beatles (её началом можно примерно считать выступление на шоу Эда Салливана в 1964 году) положила начало небывалому для того времени явлению — «битломании». Вслед за The Beatles обрёл популярность и ряд других британских групп. Музыкальная жизнь Британии стала развиваться, открывались новые музыкальные клубы, а бит-музыка становилась всё более разнообразной.

Биг-бит и мерсибит

Ряд представителей «британского вторжения» продолжали играть музыку в духе самых ранних работ The Beatles — лёгкий, мягкий, мелодичный бит. Наиболее успешными в данном направлении оказались The Searchers (считавшиеся второй по значимости мерсибит-группой), Herman's Hermits, Manfred Mann, The Hollies. Также значительна игравшая мелодичный бит с элементами фолка группа The Zombies (их самый известный хит — «She’s Not There»).

Ритм-энд-блюз и блюз-рок

Ряд групп «британского вторжения» в большей степени, чем остальные, подверглись влиянию ритм-энд-блюза. В частности, с исполнения ритм-энд-блюза начинали The Yardbirds. В начале существования группы в её составе был гитарист Эрик Клэптон, который быстро покинул группу; на смену ему пришёл Джефф Бек, которого в свою очередь сменил Джимми Пейдж. Всё трое лид-гитаристов, прошедших через Yardbirds, стали первым поколением «гитарных героев» — вышедших на передний план гитаристов, которые привлекали всё большее внимание и имели собственных поклонников.

Сильное влияние ритм-энд-блюза испытали также The Animals, которые использовали в качестве лидирующего инструмента орган. Они записали ставшую «канонической» кавер-версию народной песни «House Of The Rising Sun», ставшей одной из самых часто исполняемых песен в рок-музыке.

Однако самой влиятельной группой, возникшей на основе ритм-энд-блюза и на протяжении всей своей карьеры возвращавшейся к блюзовым корням, стали The Rolling Stones. Их имидж был значительно более агрессивным, «грязным», чем у The Beatles и мерсибит-групп; звучание и проблемы, поднимаемые в песнях, также демонстрировали новый подход к музыке.

Появление жёсткой музыки

«Тяжёлая» музыка традиционно берёт начало с сингла группы The Kinks «You Really Got Me» 1964 года. Здесь впервые в рок-музыке были использованы «тяжёлые» гитарный рифф и соло прифуззованной гитары. Первые альбомы The Kinks отличались, наряду с утяжелённым бит-саундом, также остросоциальными текстами. Идеологически они стали одними из основателей субкультуры модов (наиболее популярна она была в середине 1960-х, придя на смену тедди-боям).

Главными идеологами движения модов стала группа The Who. Первые их два альбома являются одними из самых жёстких записей своего времени, а на сцене они отличались бешеной энергетикой и тем, что впервые стали крушить на сцене гитары. Также The Who считаются одними из первопроходцев использования нойза и фидбэка в роке, а некоторые их тексты были довольно вольными для своего времени. К более поздней музыке The Who впервые был применён термин пауэр-поп.

Среди идеологов мод-движения стоит также упомянуть The Pretty Things и The Small Faces. Эти группы играли жёсткий вариант ритм-энд-блюза, нередко с остросоциальными текстами.

Наконец, особняком среди британских первопроходцев жёсткой музыки стоят The Troggs — среди всех групп британского вторжения она была наиболее близка к гаражному року.

Рождение фолк-рока

Хотя во времена пика «британского вторжения» местная музыка в Америке была вытеснена из хит-парадов, здесь продолжала развиваться собственная рок-сцена. На основе звука вокальных фолк-групп и фолк-исполнителей 30-50-х годов (не без влияния блюза) создавали свою музыку фолк-исполнители начала 60-х, влиятельнейшим из которых являлся Боб Дилан. Он наглядно продемонстрировал своему поколению, что в популярной музыке можно говорить не только о любви мужчины и женщины, но затронуть и множество других тем, в том числе философских и социальных.

В 1965 году The Byrds положили начало собственно фолк-року — с вокальными гармониями на основе идей фолковых вокальных групп и уплотнённым по сравнению с акустическими фолк-исполнителями гитарным саундом. Характерным для фолк-рока был также социальный подтекст песен. В 1964 году Боб Дилан также перешёл от акустического к фолк-роковому звучанию, став знаковой фигурой рок-музыки и записав одну из знаменитейших рок-песен «Like A Rolling Stone». Buffalo Springfield стали второй по значимости фолк-рок-группой Америки, положив начало кантри-року. Немалый вклад в развитие жанра внесли Нил Янг, Simon & Garfunkel, Джони Митчелл.

В Британии появилась также своя фолк-рок-сцена, представителями которой являются Fairport Convention, Steeleye Span, Lindisfarne, Pentangle. Их стиль также принято называть электрик-фолк; мотивы британской фольклорной музыки здесь постепенно стали преобладать над американскими корнями. Одна из ветвей развития электрик-фолка, основателем которой является Алан Стивелл, положила начало кельтскому фолку.

Американский поп-рок

На основе фолк-рокового саунда в Америке 1965—1966 гг. стал формироваться ранний поп-рок, важнейшими представителями которого стали The Lovin' Spoonful, The Turtles, The Grass Roots, The Mamas And The Papas (последние считаются одной из влиятельнейших вокальных поп-групп 60-х). Поп-рок был гармонически и музыкально ориентирован на фолк-рок, но не без влияния сёрф-попа (в основном The Beach Boys).

Гаражный рок

Помимо той музыки, которая попадала в чарты и на телевидение, в начале-середине шестидесятых начал развиваться и своеобразный андерграунд: группы, репетировавшие чаще всего в гаражах и записывавшие грязные и шумные пластинки. Не все представители гаражного рока ориентировались на жёсткую музыку, однако наиболее бескомпромиссные из них считаются первыми прото-панк-музыкантами. Многие из представителей гаражного рока не выпустили даже одного полноценного альбома, поэтому вышли и продолжают выходить серии сборников, посвящённые гаражу и включающие синглы, живые записи и другие раритеты; самые известные из них — Nuggets, Cover.

Истоки гаражного рока

Мнения по поводу того, что считать первой песней в жанре гаражного рока, расходятся. Среди вариантов — «Rumble» Линка Рея, «Jenny Lee» Jan and Dean, «Dirty Robber» The Wailers. Среди предшественников прото-панка следует назвать и Литтл Ричарда, и Джерри Ли Льюиса. В 1962 году записывается главный гаражный стандарт — «Louie Louie» The Kingsmen (кавер-версия забытого рок-н-ролла 1956 года, чуть ранее популяризированного в узких кругах The Fabulous Wailers), ставший одной из самых перепеваемых песен в рок-музыке и особенно в альтернативном роке.

Расцвет гаражного рока

С началом британского вторжения гаражные рокеры Америки получили образец для подражания — британские группы. Расцвет гаражного рока приходится на середину десятилетия. Среди ключевых групп направления — The Sonics, записывавшие безумные рок-н-роллы с предельно утяжелённой гитарой и саксофоном, The Seeds, игравшие более мягкую музыку с использованием органа, а также The Standells, Kenny and the Kasuals, The Music Machine, The Knickerbockers. Изредка отдельные песни гаражных групп становились хитами: так случилось с «Psychotic Reaction» Count Five, «96 Tears» Question Mark & the Mysterians, «Dirty Water» The Standells. Особняком среди гаражного рока находятся Monks — группа, чьё оригинальное звучание (хаотическая гитара, фидбэк, безумные тексты, странные аранжировки) не имеет близких аналогов среди рока 60-х.

В целом имидж и музыка значительной части гаражных команд оказали сильное влияние на последующее развитие прото-панка и панк-рока.

Фрикбит

Родственным по отношению к гаражному року было и английское направление фрикбит, представленное группами The Primitives, The Faires, The Misunderstood. Оно стало своего рода андерграундной реакцией на битломанию и британское вторжение, а звучание фрикбита было близким к гаражному року, но с большим влиянием бита и мод-культуры.

Среди других региональных гаражных сцен примечательной была японская, получившая название «group sounds».

Середина 60-х: начало инноваций в рок-музыке

Появление психоделического рока

В конце 1965—1966 годах в Америке стал формироваться новый музыкальный жанр — психоделический рок. Основой для него стали, с одной стороны, музыкальные поиски гаражных групп, с другой стороны — развитие фолк-рока. Термин впервые был применён по отношению к фолковой группе Holy Modal Rounders; одной из первых гаражных психоделических групп (и первой, использовавшей слово «psychedelic» в названии альбома) стали The 13th Floor Elevators. Основами роста психоделической культуры стали развитие субкультуры хиппи и наркотики (прежде всего психоделики) — в частности, ЛСД, мескалин и даже марихуана. Характерными для жанра стали «мистические» саунд и тексты песен и, нередко, философия хиппи (в частности идеалы любви и пацифизм).

Одной из предпосылок формирования психоделической культуры Британии стало распространение элементов индийской (рага) и другой этнической музыки у групп британского вторжения. Впервые индийские мотивы были использованы Yardbirds и чуть позже развиты The Kinks. Впервые использовали индийский инструмент ситар в записи The Beatles, песни которых и стали самым известным случаем использования индийских мотивов в психоделическом роке.

В целом ранний британский психоделический рок отличался меньшим, по сравнению с американским, влиянием фолка, он развивался за счёт традиций британской рок-музыки и поп-рока. При равной степени экспериментальности саунда (в чём группы по обе стороны Атлантики устроили негласное соревнование), для ранней британской психоделии менее характерна была импровизационность исполняемого материала.

Другие инновации

Отталкиваясь от музыкальных идей психоделического рока, Фрэнк Заппа в 1966 году заложил своим дебютным альбомом основы рок-авангарда — экспериментальной музыки, нередко с сатирическим или даже антисоциальным подтекстом.

Для британской музыки того же времени были характерны инновации в области поп-рока. The Kinks, уйдя от жёсткого гитарного звучания, пришли к поп-рок-музыке с сильным влиянием мюзик-холла и без элементов психоделии, которая получила название брит-поп и возродилась в 1990-х годах. Элементы идей The Kinks использовали многие группы британского вторжения. В 1965 году The Beatles также пошли по пути совершенствования своего раннего звучания. Их работы 1965—1966-х годов сочетали элементы ранней психоделии, брит-попа и бита; при этом аранжировки не были строго привязаны к составу группы, которая начала активно использовать студийные возможности. Эти работы стали одним из эталонов поп-рок-музыки.

Вторая половина 1960-х. Расцвет классического рока

Хотя чёткого разделения музыки 1960-х годов на несколько пластов не существует, именно период с 1966 по 1969 годы принято считать временем наибольшего расцвета так называемого «классического рока» — этот условный термин включает в себя все основные направления музыки 60-х, начиная с «британского вторжения» (в широком смысле он включает в себя также хэви-метал и арт-рок 70-х). 1967 год традиционно считается лучшим годом в истории рок-музыки — годом, когда появлялись величайшие произведения в жанре поп-рока, психоделического рока, блюз-рока, и одновременно уже развивался произошедший от гаражного и психоделического рока ранний музыкальный андерграунд.

В развитии музыки конца 1960-х особенно ярко проявились характерные для 1960-х годов тенденции к увеличению её роли в обществе: из ещё одного средства развлечения рок-музыка стала феноменом контркультуры. С рок-музыкой связаны движение хиппи в Америке, Молодёжная революция в Европе. Музыка стала неразрывно связана с общественным противостоянием войне во Вьетнаме.

В какой-то мере музыка 1966—1969 годов заложила основы для всех последующих достижений рок-музыки.

Расцвет психоделического рока

Общие черты

Психоделическая музыка стала главным символом рок-музыки конца 1960-х и основой для большей части музыкальных инноваций того времени. К 1967 году жанр окончательно сформировался, и так или иначе с ним соприкасались все (за редкими исключениями) главные рок-группы того времени. Целью саунда психоделического рока стала попытка выразить наркотические впечатления музыкальными средствами. Психоделическая культура Америки ещё прочнее срослась с субкультурой хиппи, для британской была характерна меньшая политизированность и импровизационность. Апогеем американской психоделии конца 1960-х стал легендарный фестиваль в Вудстоке, начавшийся 15 августа 1969 и получивший название «три дня мира и музыки».

Американский психоделический рок

В американской психоделии в большей или меньшей степени проявлялось влияние её истоков — фолк-рока (в общем звучании) и гаражного рока (в экспериментальности и импровизационности). Ряд значительных групп сохранили более тесную связь с с фолк-роком. Прежде всего, это Love — первая «белая» группа с афроамериканцем в составе и один из первых коллективов хиппи-сцены, появившихся на крупном лейбле. Однако, более популярны в дальнейшем стали также близкие к фолковым истокам Jefferson Airplane.

Одной из влиятельнейших американских групп были The Grateful Dead, звук которых был ближе к ритм-энд-блюзу, однако отличался наличием элементов множества других стилей — фолка, джаза, кантри. Они знамениты уникальными «живыми» выступлениями, которые превращались в длинные гипнотические джемы. Группе The Doors удалось стать не только музыкальным явлением, но и культурным феноменом. Упор был сделан на гипнотические органные партии и (в меньшей степени) оригинальные гитарные партии. Однако популярности The Doors во многом способствовала уникальная харизматичная личность и глубокая лирика их лидера Джима Моррисона.

Ряд ведущих психоделических артистов ориентировался на «чёрную» музыку — ритм-энд-блюз, соул, блюз-рок. Соул оказал сильное влияние на Дженис Джоплин, обладательницу уникального «блюзового» голоса, записавшую ряд альбомов с разными составами (в том числе Big Brother & the Holding Company). Ещё более важным явлением в рок-музыке стало творчество Джимми Хендрикса, который многими считается величайшим гитаристом в истории рок-музыки. Его музыка была ориентирована, с одной стороны, на психоделию, с другой — на предельно утяжелённый блюз-рок. Протяжные, страстные, виртуозные соло Джимми Хендрикса открыли новые возможности для использовании гитары в рок-музыке, а его саунд был уже совсем близок к хард-року.

Во второй половине 1960-х отошли от сёрф-попа The Beach Boys, ставшие одной из знаковых групп американской психоделии. В 1969 году благодаря Вудстокскому фестивалю стал популярен гитарист Карлос Сантана, который стал основателем особого жанра — латино-рока. Продолжал развиваться и гаражный психоделический рок (группы The Electric Prunes, Tomorrow, Strawberry Alarm Clock).

Британский психоделический рок

В отличие от американского, британский психоделический рок развивался за счёт не столько новых групп, следовавших этому течению, сколько экспериментов ведущих групп «британского вторжения».

The Beatles выпустили концептуальный альбом «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band», ставший одним из влиятельнейших в рок-музыке вообще. Для этого и следующего релиза The Beatles, помимо элементов психоделии в музыке, были характерны своеобразные, нередко фантасмагоричные тексты. Многие другие британские группы также выпустили интересные психоделические (нередко концептуальные) работы — среди них The Who, Yardbirds, Hollies. Менее удачным вышел психоделический эксперимент The Rolling Stones. The Pretty Things в 1968 г. записали первую в истории рок-оперу — психоделический альбом «S.F. Sorrow». Шотландский исполнитель Донован исполнял мягкий психоделический рок с влиянием фолка. Образованная в 1966 году группа Cream тяготела к тяжёлому звучанию на основе блюз-рока с элементами психоделии, и иногда Cream, а не Led Zeppelin, называют первой группой хэви-метала.

Однако в Англии формировалась и новая чисто психоделическая сцена, хотя многие интересные её представители не добились широкого признания — среди них Traffic, The Nice, Tomorrow, High Tide. Самой знаковой английской психоделической группой стали Pink Floyd; для их психоделических работ характерны своеобразный гитарный саунд, необычные музыкальные структуры, призванные передать ощущение ЛСД-трипа.

Андерграундная музыкальная культура

Хотя изначально психоделический рок был близок к гаражному, к моменту расцвета культуры хиппи на основе поисков гаражных групп уже сформировалась альтернативная музыкальная культура.

Одной из наиболее значительных и влиятельных групп 60-х стали Velvet Underground. Их музыка и идеология 1966—1967-х годов была откровенно противоположна идеалам хиппи. Выпущенный мизерным тиражом дебютный альбом группы с тягучими, мрачными песнями и текстами, посвящённым нелицеприятным и «крамольным» для того времени темам, фактически положил начало всему направлению альтернативного рока. На втором альбоме Velvet Underground заложили основы использования нойза и фидбэка в музыке. В дальнейшем группа стала записывать более мягкую музыку, однако успех и признание пришли к ней уже значительно позже.

Развивался и рок-авангард, лидером которого, помимо Фрэнка Заппы, стал его друг Captain Beefheart, музыка которого была более приближена к блюз-року. Среди примечательных авангардных артистов — гаражная группа The Fugs. Своеобразный вклад в развитие авангардной музыки внесла девичья группа The Shaggs, считающаяся «лучшей из худших групп в истории рока».

Развитие гаражного рока, а именно его самого жёсткого направления — прото-панка, привело к появлению в конце 60-х самых агрессивных и тяжёлых его представителей, уже вплотную приблизившихся к панк-року. Это группы «детройтской школы» гаражного рока — MC5 и The Stooges, чьи альбомы были жёсткими, мрачными и открыто противостояли музыкальному мейнстриму. Лидером The Stooges был Игги Поп, позже прославившийся и как сольный артист.

Все андерграундные артисты второй половины шестидесятых — Captain Beefheart, MC5, The Stooges, Velvet Underground — оказали огромное влияние на последующее развитие панка и альтернативного рока.

Конец десятилетия

Многие группы «британского вторжения» к концу десятилетия уже прекратили активную творческую деятельность или же попросту не представляли никакого интереса. Однако наиболее знаковые группы шестидесятых продолжали развиваться. Свои лучшие работы в жанре ритм-энд-блюза записали в конце десятилетия The Rolling Stones. Ранний пауэр-поп The Who отошёл от канонов прото-панка — была записана одна из первых рок-опер «Tommy». Развивались The Kinks, The Pretty Things. The Beatles распались в 1970 году, после записи ещё нескольких значительных поп-роковых пластинок.

Продолжают развиваться музыкальные направления, зародившиеся ещё в первой половине 60-х. Так, появляется ряд известных групп, чья музыка основала на блюзе: Free (образована при участии ведущего британского ритм-энд-блюз-исполнителя Алексиса Корнера), Fleetwood Mac, основу которой составляли музыканты, работавшие с другой «иконой» ритм-энд-блюза — Джоном Мейоллом. Продолжается развитие фолк-рока: удачные пластинки записывает фолк-рок-группа с сильным влиянием ритм-энд-блюза Creedence Clearwater Revival; выходят первые работы английской фолк-группы Jethro Tull со своеобразным, основанным на использовании флейты звучанием. Интересные пластинки в жанре поп-рока создают The Move. В 1967 г начинается карьера знаменитого певца Леонарда Коэна.

В 1969 году появляются первые представители новых жанров — хэви-метала и арт-рока. Именно появление и расцвет этих жанров можно считать знаком финала эпохи 1960-х в рок-музыке и начала 1970-х.

Рок-музыка 70-х годов

Новые жанры рок-мейнстрима

С началом семидесятых годов многие жанры, бывшие популярными в 1960-х годах, отходят на второй план. Наибольшим коммерческим успехом начинают пользоваться новые жанры — в первую очередь хард-рок, прогрессив-рок (арт-рок) и глэм-рок — хотя последний представляет собой очень широкое музыкальное направление. Ряд жанров (например, брит-поп, поп-рок, фолк-рок) отходят на задний план или подвергаются значительным изменениям.

Возникновение и развитие хард-рока

Формирование жанра

Ряд групп, которые пытались на основе блюз-рока создать «тяжёлый» гитарный саунд, уже во второй половине 1960-х заложили основы стиля, получившего название хард-рок. Следует помнить, что термин хард-рок, который в России в связи со сложившейся практикой используется для обозначения хэви-металлической музыки 70-х годов, является в мировой практике менее употребительным синонимом термина «метал», охватывающим также энергичную гитарную музыку 60-х годов (например, ритм-энд-блюз британского вторжения), что не вполне совпадает с общепринятыми рамками метала.

Среди главных предтеч хард-рока в 1960-х годах — ранние The Kinks, The Who, позже — Yardbirds, Cream и Джимми Хендрикс. Вплотную приблизились к основам жанра и другие менее известные группы второй половины 60-х — Iron Butterfly, Blue Cheer. Также очень важную роль в становлении жанра сыграли различные группы гаражного рока, подхватившие идею «тяжёлого» гитарного звучания.

Так или иначе, основные каноны жанра уже были сформированы: это тяжёлый гитарный рифф (короткая повторяющаяся музыкальная «фраза», поддерживающая ритм-секцию) в основе песни, электрогитара как основной инструмент (иногда также клавишные), длинные сольные партии, слаженная работа ритм-секции.

Развитие жанра

Первым альбомом хард-рока принято считать дебютную пластинку группы Led Zeppelin 1969 года. Именно на этом альбоме группа окончательно вышла за рамки тяжёлого блюза и вывела подобную музыку на принципиально новый уровень. Для Led Zeppelin был характерен крайне высокий уровень исполнительского мастерства: виртуозные гитара и бас, мощные ударные, драматический вокал. В дальнейшем Led Zeppelin нередко экспериментировали, вводя в свою музыку элементы фолка, классической музыки, регги, фанка.

Другой важнейшей группой жанра стали Black Sabbath. Их музыка отличалась от Led Zeppelin более мрачными, тягучими риффами и «инфернальной» тематикой текстов, что в конечном итоге больше повлияло на формирование стоунер-рока и хэви-метала, в несколько меньшей степени — дум-метала в 80-х, а также на гранж и альтернативный рок.

Одни из основоположников музыкального направления — группа Deep Purple. Начав своё творчество в жанре психоделии, в 1970-х они сместили акценты в сторону хард-рока с виртуозными гитарными и клавишными соло, характерными для прога элементами классической гармонии и не меньшим, чем у Led Zeppelin, влиянием блюза.

Огромное влияние на развитие жанра оказали также группы Kiss, Queen, AC/DC, Grand Funk Railroad, Nazareth, Scorpions, Rainbow, Black Widow. Uriah Heep совершили попытку скрестить хэви-метал с симфонической музыкой; Montrose и Mountain были ориентированы на блюз-рок. Поджанр southern rock, ориентированный на блюз и кантри, представляли Lynyrd Skynyrd.

К середине 1980-х годов хард-рок в чистом виде практически исчез, трансформировавшись в хард-н-хэви (более близкий к металу 80-х жанр) звучание которого с середины 1970-х годов формировали такие группы, как ранние Judas Priest и AC/DC. В отличие от Led Zeppelin, все эти группы, модернизируя свой саунд в соответствии с новыми веяниями хэви-метала 80-х, продолжали существовать и позднее.

Прогрессивный рок

Истоки жанра

Первые попытки скрестить рок с классической музыкой происходили уже во второй половине 1960-х годов, в основном в психоделическом роке. Джазовые гармонии пытался использовать Фрэнк Заппа, симфонические элементы использовали британские психоделические группы Procol Harum (в том числе в знаменитом сингле «A Whiter Shade Of Pale») и Moody Blues (а также The Beatles). Использовать усложнённые музыкальные формы пытались многие психоделические музыканты (The Doors, ранние Pink Floyd). Влияние на формирование принципов жанра оказало появление в 1967—1968 гг. множества концептуальных альбомов, а также увеличение количества инструментов, которые могли быть использованы в рок-композиции. Отправной точкой прогрессивного рока (синонимом этого термина является арт-рок) принято считать выпуск дебютного альбома King Crimson «In the Court of the Crimson King»; кроме него, часто выдвигаются в качестве вариантов «The Aerosol Grey Machine» Van Der Graaf Generator, «Days of Future Passed» The Moody Blues.

Расцвет прогрессивного рока

С течением времени многие группы стали совершать попытки усложнять структуры композиций, их продолжительность, мелодическое построение, аранжировки, строить музыку по канонам классической музыки. Поэзия групп прогрессивного рока стала тяготеть к философским или фантастическим темам, нередко она противостояла уже «неактуальному» для рок-музыки воспеванию идеалов любви и братства в пользу мрачных, жёстких тем.

Продолжали создавать качественные арт-рок-пластинки King Crimson. В первой половине 1970-х годов отошли от психоделического рока Pink Floyd, записавшие несколько эталонных альбомов в стиле мелодичного, медитативного прогрессивного рока. Pink Floyd стали одними из основателей стиля спейс-рок — «неземной», космической рок-музыки (Hawkwind, Be-Bop Deluxe, Gong, Eloy).

Другую ветвь развития прогрессивного рока представляла группа Genesis, чьи сложно построенные композиции, эпические тексты и особое внимание к содержанию лирики послужили главным источником вдохновения для групп нео-прога 1980-х.

Одной из самых значительных групп направления считается Yes, для которой были характерны динамические контрасты и необычайно высокий уровень исполнительского мастерства всех участников. Музыка группы Emerson, Lake And Palmer, часто обрабатывавшей произведения классической музыки, вместе с Yes также иногда обозначалась термином техно-рок (флэш-рок), для которого было характерно быстрые, технически сложные партии.

Некоторые прог-группы вводили в свою музыку элементы фолк-рока. Одной из первых групп такого плана стали Jethro Tull, в 70-х гг. перешедшие к прогрессивному року от блюз-рока. Возник поджанр прогрессив-фолк, представители которого (Amazing Blondel, Mellow Candle, Ithaca, Gryphon) использовали в роке, помимо собственно фолка, элементы музыки эпохи Возрождения.

Особым поджанром стал симфо-рок, в котором к традиционному составу рок-группы добавились скрипки и струнные. В этом жанре работали группы Kaipa, Emerson, Lake And Palmer, Sky. Известнейшей командой направления стала Electric Light Orchestra (облегчённая музыка, к которой они перешли позже, носит название симфо-поп).

В 1974—1976 гг. прогрессивный рок достиг наибольшего коммерческого успеха.

Региональные сцены

Помимо британской, постепенно развивались и региональные прог-роковые сцены. В первую очередь это касается Италии и Франции. Итальянский прог отличался яркой мелодичностью и экспрессивностью; известнейшая группа — Premiata Forneria Marconi. В особый поджанр выделился Кентербери-саунд («кентерберийская сцена») — сообщество авангардных и прог-рок музыкантов (главные коллективы — Soft Machine, Caravan, Gong). Начиная со второй половины 1970-х стала известна рок-группа из Канады «Rush». Rush вдохновляли такие группы, как Metallica, Primus, Rage Against the Machine и The Smashing Pumpkins, а также современные группы прог-метала, такие как Dream Theater и Symphony X.

Краут-рок

Германская прог-рок-сцена, получившая название краут-рок, стала самой важной и своеобразной из европейский прог-роковых региональных сцен. Основываясь на усложнённом психоделическом роке, краут-рок взял намного меньше элементов из классической музыки, но подвергся значительному влиянию немецкого музыкального авангарда середины XX века (в том числе Карлхайнц Штокхаузен). Для музыки были типичны пульсирующий ритм и применение синтезаторов, что позволило краут-року стать одной из основ развития электронной музыки. Использовались элементы джаза (Can), этнической музыки (Popol Vuh). Среди других значительных групп — Amon Düül II, Neu!, Guru Guru, Faust.

Одна из наиболее влиятельных групп первой половины 70-х, Kraftwerk, вышедшие из краут-рока, заложили основы всей последующей электронной музыки своими работами, начиная с диска 1974 года «Autobahn». Фактически именно Kraftwerk стали переходной ступенью от рок-музыки к новому музыкальному поджанру, в дальнейшем отдалившемуся от собственно рока, однако ставшему огромной частью музыкальной индустрии. Краут-рок в целом (и, в частности, Can и Faust) оказал немалое влияние на развитие альтернативного рока и построка. Влиятельнейшим продюсером краут-рока, разработавшим в какой-то мере его звучание и форму, был Конни Планк.

Джаз-рок

Параллельно с развитием прог-рока развивался близкий стиль — джаз-рок (джаз-фьюжн). Одни группы опирались на звучание биг-бендов, другие — на фри-джаз. Наиболее популярными группами направления стали Mahavishnu Orchestra, Weather Report, Return To Forever, Brand X. Также одним из пионеров стиля был Фрэнк Заппа. Экспериментировали с джаз-роковым звучанием и джаз-музыканты (в частности, Майлз Дэвис). Особенные заслуги на поприще становления джаз-рока как относительно самостоятельного музыкального стиля конца 60-х годов имела нью-йоркская группа Blood, Sweat & Tears; также заслуживает внимания, например, Electric Flag.

Глэм-рок

Для хэви-метала и прог-рока была нередко характерна напыщенность, патетичность, монументальность музыки. Противоположностью этим направлениям стал появившийся в начале 70-х годов в Великобритании глэм-рок, который и стал своего рода продолжателем дела гаражного рока в области музыкального поиска, эксперимента, и, с другой стороны, упрощённости музыки, верности духу рок-н-ролла, а не академическим экспериментам. При всех различиях в музыке для глэм-рока была характерна единственная общая черта (которая и дала название направлению) — яркий, вычурный грим, театрализованность сценического действа, эффектное, красочное шоу, сопровождающее музыку, андрогинный имидж. В глэм-роке выделяются несколько условных поджанров, которые можно назвать: рок-н-ролльный глэм, металлический глэм и интеллектуальный глэм.

Рок-н-ролльный глэм

Одним из первых представителей жанра считается Гэри Глиттер, который дал жанру глэм-рока второе название — глиттер-рок. Его музыка была основана на ритм-энд-блюзе и поп-роке.

Однако главной «иконой» жанра стала группа T.Rex и её лидер Марк Болан. Музыка T.Rex была основана на буги-вуги и рок-н-ролле; в период 1970—1973 гг. хиты T.Rex постоянно занимали верхние строчки в хит-парадах, выгодно отличаясь от претенциозных метала и прогрессива. T.Rex оказали влияние на последующее развитие панк-рока и брит-попа, а финал эпохи глэм-рока многие связывают именно с гибелью Марка Болана в 1977 г.

Другие группы этого направления — Mott The Hoople, Mud, Alvin Stardust.

Интеллектуальный глэм

Этим термином можно условно назвать ряд артистов, которые стремились создавать сложную поп-музыку, высокое искусство на основе глэма. Это направление больше других тяготело к эксперименту. Направление в искусстве «поп-арт» (Энди Уорхол) также оказало сильное влияние на эстетику глэма.

Наряду с T.Rex, самым известным и влиятельным глэм-музыкантом стал Дэвид Боуи. Начав ещё в конце 60-х, в первой половине 70-х он создал несколько эталонных пластинок «серьёзного глэма». Позднее, он успешно продолжал сольную карьеру, почти 40 лет экспериментируя с новыми направлениями в музыке, но сохраняя элементы своего собственного узнаваемого стиля.

Другие яркие представители стиля — Roxy Music, ещё больше связанная с арт-роком, но оказавшая большое влияние на зарождавшийся стиль новой волны. Интересные работы в жанре глэма с элементами прог-рока создаются Cockney Rebel.

Тяжёлый (металлический) глэм

По своей музыкальной структуре тяжёлый глэм был ближе к рок-н-ролльному, однако заимствовал куда больше элементов раннего хэви-метала.

Одной из самых знаменитых групп глэм-рока стали Queen. Первые и самые важные альбомы группы, вышедшие в 70-х годах, были соединением хэви-металлического звучания и пафоса (что проявлялось и в вычурном внешнем виде), богатого, почти «симфонического» звучания гитары, мощного вокала Фредди Меркьюри и элементов арт-рока; все эти факторы нашли выражение в знаменитой композиции «Bohemian Rhapsody».

Другими яркими представителями тяжёлого глэма были Элис Купер, Slade и Sweet. Для этих групп была менее характерна патетичность хард-рока, они были ближе к рок-н-роллу и даже гаражному року; более того, Элис Купер считается одним из важных прото-панк-музыкантов. Slade отличались качественными поп-гармониями и сильным вокалом.

Среди представителей глэма выделялись и тяжёлая, с сильным влиянием ритм-энд-блюза группа New York Dolls, чей трансвеститский имидж не помешал им стать одними из ключевых фигур прото-панка первой половины 1970-х.

Среди последней волны хард-глэма выделяются Adam and the Ants, Kiss, чей доведённый почти до абсурда вычурный грим повлиял на становление «хэир-метала» 1980-х.

Поп-рок и софт-рок

На основе поп-рока 60-х и кратковременного явления, получившего название бабблгам-поп (The Monkees), в начале 1970-х возникает предельно мягкий и лёгкий («семейный») поджанр рока — софт-рок, представленный Bread, The Carpenters, Тиной Тёрнер.

Родственным этому направлению можно считать поп-рок 1970-х — он значительно отличался от поп-рока 1960-х, это была мягкая, спокойная, умиротворённая рок-музыка, получившая также название «adult-oriented-rock» (AOR, «рок для взрослых»). Представители этого направления — Элтон Джон, Род Стюарт, Билли Джоэл. Высококачественные работы в области поп-рока создали бывшие участники The Beatles Пол Маккартни, Джон Леннон, Джордж Харрисон и Ринго Старр. Иногда это направление называют также «мелодик-рок».

Следует также отметить, что в первой половине 70-х гг. стала активно развиваться популярная музыка — появились блистательные работы в жанре ритм-энд-блюза, начало развиваться диско, развивались регги и даб. Не являясь по сути роком, все эти направления так или иначе повлияли на рок-музыку в дальнейшем.

«Стадионный рок»

Большинству новых жанров не был чужд творческий поиск, экспериментальность. Однако была и другая тенденция — новые стили отличались большей по сравнению с музыкой 1960-х патетичностью, масштабностью. Сами идеи «космического рока», использования симфонической музыки, монументальность метала, вычурность тяжёлого глэма предполагали монументальность и в выступлениях. Во многом этой тенденции способствовало и появление особого типа рок-альбома — рок-оперы. Идеи рок-оперы были заложены The Pretty Things и The Who. В 1970 году записывается знаменитая рок-опера «Иисус Христос — суперзвезда».

Для обозначения групп, выступавших на огромных стадионах, появилось обозначение «стадионный рок» (arena rock). Среди групп, исполнявших «arena rock», называют Journey, Boston, Styx, Foreigner.

Зарождение альтернативной музыкальной культуры

Хотя начинания Velvet Underground в первой половине 70-х гг. были практически забыты, развитие ранней музыкальной альтернативы продолжалось. Само понятие «альтернатива» формировалось как противоположность, оппозиция традиционной «стадионной» музыке, которая, в отличие от начала 60-х, стала прибежищем для посвящённых и всё более отдалялась от канонов традиционного рок-н-ролла.

Развитие прото-панка

Такое понятие, как гаражный рок, в 70-е годы уже не существовало, однако крупнейшие группы «детройтской школы» продолжали существовать. Последний альбом перед долгим затишьем у The Stooges вышел в 1973 году (в 2000-х годах они воссоединились и выпустили новый альбом), у MC5 — в 1971 (хотя музыка последних стала куда мягче, чем в 1969 году). Крупный вклад в развитие прото-панка внесли глэм-рокеры New York Dolls, а также группы The Dictators, Rocket From The Tombs, Richard Hell & The Voidoids, Johnny Thunders & The Heartbreakers и Патти Смит, в 1975 году выпустившая один из главных альбомов прото-панка, «Horses». Помимо этого, творчество Смит послужило основой альтернативной музыки с женским вокалом.

Примыкало к прото-панку и течение паб-рок — ещё одна форма реакции на усложнённый, патетичный рок-мейнстрим, выражавшаяся в упрощённом ритм-энд-блюзовом хард-роке. Главные группы направления — Eddie and The Hot Rods, Dr. Feelgood, Ace. Паб-рок повлиял и на становление пауэр-попа.

Появление новой волны

Первые ростки стиля, названного «новая волна» (нью-вейв), начали появляться в конце 1974-начале 1975 годов. Этот жанр формировался в тесном соприкосновении с панк-роком, хотя несколько отличался от него по выразительным средствам: если даже для прото-панков было характерно жёсткое, бескомпромиссное звучание, агрессивное и примитивное, то первые музыканты «новой волны» были больше ориентированы на поп-музыку, при этом сохраняя самобытность и склонность к экспериментам. История ранней альтернативной музыки связана с легендарным нью-йоркским клубом CBGB, в котором начинала одна из ключевых групп ранней новой волны, Television, более приближенная к ритм-энд-блюзу.

Появление панк-рока

Уже в 1975 году в клубе CBGB стали выступать Ramones. Их классические альбомы 70-х годов, особенно первый, состояли из агрессивных трёхаккордных боевиков с вызывающе бессмысленными текстами. Их неряшливый внешний вид откровенно противоречил общепринятым представлениям о внешности рок-звезды. Именно с первых релизов Ramones фактически начинается всё течение альтернативного рока в том виде, в каком оно существовало в 70-80-х гг.

Основой панк-рока стала нигилистическая, иногда антиобщественная идеология, выраженная (как правило) в быстрой, агрессивной, невиртуозной манере игры; основой такого рода музыки было не виртуозное исполнительское мастерство, а желание самовыражения, драйв и энергетика.

Параллельно с американским панком начинает развиваться английский: группа Damned впервые в Англии выпускает панк-рок сингл, а Sex Pistols формируют идеологию и сущность панк-рока. Несмотря на музыкальную вторичность, Sex Pistols (во многом благодаря менеджменту Малькольма Макларена) заложили основы панк-идеологии. В отличие от грязного, но всё же развлекательного рок-н-ролла Ramones песни и поведение Sex Pistols были показательно антисоциальными. В конечном итоге две панк-иконы — Ramones и Sex Pistols — сформировали основы нового жанра, дав второе дыхание рок-н-роллу.

Следует отметить, что в становлении панк-рока (и, в частности, Ramones) сыграл значительную роль легендарный диджей BBC Джон Пил. Его деятельность с конца 1960-х до 2000-х в значительной мере способствовала открытию и нарастанию популярности многих видных коллективов панк-рока и альтернативного рока.

Конец десятилетия. Развитие панк-рока и альтернативы

Панк-рок

В конце 70-х панк активно развивался как в Америке (как культурный феномен), так и в Англии (фактически как общественное явление). Произошёл главный культурный перелом — панк-рок превратил рок из музыки, которую могли играть лишь избранные, в музыку, которую могли играть все. Естественно, большинство появлявшихся панк-рок-групп не представляли ни малейшего интереса, однако среди множества пластинок было и немало крупных удач, своеобразных и качественных работ.

Помимо Ramones, в сфере неагрессивного увеселительного панк-рока выделялась британская группа Buzzcocks. Buzzcocks сплетали агрессивный гитарный саунд и мелодичный вокал, а в некоторых песнях заложили основы постпанка. Другой влиятельной британской панк-группой стали The Clash. С самого начала карьеры они отличались меньшим нигилизмом, но ярче выраженным социальным протестом; к 1979 году группа отошла от канонов традиционного панка, создав свои самые интересные работы на стыке с новой волной.

Среди других важнейших британских панк-групп — Damned, первые альбомы которых являются одним из образцов агрессивного и прямолинейного панк-рока, и Vibrators, выпустившие в 1977 году один из сильнейших панк-альбомов года и ориентированные на поп-панк с ярко выраженной мелодической составляющей. Одной из самых агрессивных панк-групп Британии 70-х стали Crass. В своём роде уникальным стало движение мод-ревайвл, участники которого на основе панк-рока с сильным влиянием рок-н-ролла пытались возродить эстетику The Who и The Kinks. Главная группа направления — The Jam.

Происходило зарождение агрессивного направления Oi! — скоростного, бескомпромиссного панк-рока на основе «кричалок» футбольных болельщиков. Уже в 1977—1979 году ранний Oi! играли Sham 69 и Skrewdriver.

Параллельно с британским развивался и американский панк-рок. The Dead Boys первыми использовали в своей музыке агрессию и нигилизм первых британских панков. Видной американской группой стали Misfits. Самой знаменитой «чернокожей» панк-группой стали Bad Brains, на музыку которых оказали влияние регги и ска. Панк-рок находил себе сторонников и в других странах мира, например, австралийскую группу The Saints.

Новая волна

Параллельно с панком развивалась новая волна, которая также экспериментировала с саундом, однако на основе уже несколько других музыкальных средств. Тем не менее эти две сцены были крайне близки, и само отделение понятия «новая волна» было произведено прежде всего, что станции, которые не хотели ставить агрессивный панк, при этом могли бы крутить более мелодичную музыку вроде Blondie. Среди наиболее значительных групп направления — Blondie и The Pretenders, игравшие мелодичную музыку с женским вокалом, The Police, на музыку которых оказали влияние даб и регги. Лидер The Police Стинг после распада группы стал популярным исполнителем поп-рока. На основе музыкальных средств новой волны играли мелодичную музыку, иногда даже с элементами арт-рока, The Cars и The Go-Go's. Одними из основателей стиля пауэр-поп (зародившегося ещё в 60-е годы) стали The Knack с песней «My Sharona».

Особым явлением в среде новой волны стал так называемый арт-панк — авангардная музыка, в которой смешалось влияние панк-рока, арт-рока и интеллектуального глэма. Среди важнейших групп направления — Talking Heads, в чьей музыке можно заметить элементы фанка, арт-рока и даже этнической музыки. С Talking Heads долгое время сотрудничал знаменитый мультиинструменталист Брайан Ино, ранее игравший с Дэвидом Боуи, Roxy Music, King Crimson. Другие важные группы — Pere Ubu, Devo.

Особняком среди групп арт-панка стояли Suicide, игравшие экспериментальный в мелодическом и музыкальном отношении электронный панк-рок с влиянием Игги Попа. Среди других экспериментаторов, скрещивавших рок с электронной музыкой — The Rockets, Telex, Гэри Ньюман.

Появление постпанка

На основе, во-первых, достижений прото-панка (в первую очередь Velvet Underground), во-вторых, ранней новой волны почти одновременно с распространением панка стал формироваться новый жанр — постпанк. Саунд постпанка коренным образом отличался от панк-рока — песни были построены на холодной пульсирующей работе ритм-секции, тревожных, мрачных, с отчаянной, прорывающейся наружу эмоциональностью мелодиях.

Первым альбомом жанра считается дебютная пластинка Public Image Ltd. (группы экс-вокалиста Sex Pistols Джона Лайдона). Примерно тогда же начинала влиятельная группа The Fall, чьи таинственные вокальные партии и монотонная, тягучая музыка стали основой для последующего развития постпанка. К постпанку в тот же период перешла панк-группа Wire, которая была непопулярна в период активной творческой деятельности, однако задним числом существенно повлияла на постпанк (а также брит-поп и нойз-рок) — в частности, тем, что впервые применила в постпанке электронику. Buzzcocks, Damned, Clash повлияли на становление раннего постпанка; в частности, среди первых постпанк-групп был проект Magazine бывшего участника Buzzcocks Ховарда Девото.

Важную роль в становлении постпанка сыграли The Stranglers — уже на ранних работах они пытались использовать в панк-роке клавишные, а позже перешли к мелодичному постпанку. Немалая роль в становлении жанра принадлежит Swell Maps.

Однако самой влиятельной и значительной группой постпанка конца 1970-х стали Joy Division. Записавшие всего два альбома, они стали одной из основополагающих групп для всего дальнейшего альтернативного рока. Уникальный трагичный вокал Йена Кёртиса сочетался с холодной ритм-секцией, основные принципы игры которой использовались практически всеми группами 80-х. Впечатление от депрессивных, меланхоличных, а порой трагических текстов на концертах усиливалось своеобразной пластикой Кёртиса.

После самоубийства лидера остальные участники Joy Division организовали электропоп-группу New Order.

Зарождение индастриала

В 1976 году группа Throbbing Gristle создала лейбл «Industrial Records», положив начало экстремальному музыкальному стилю на основе рока и электроники — индастриалу. Экспериментальная музыка раннего индастриала была неразрывно связана со своеобразной антисоциальной идеологией, которая находила выражение либо в крайне авангардной электронной музыке (Throbbing Gristle, Skinny Puppy), либо в чистом нойзе (Бойд Райс), либо в смешении электронного авангарда с другими жанрами (Coil). Не являясь в строгом смысле рок-музыкой, ранний индастриал значительно повлиял на развитие постпанка и готик-рока 80-х гг. (иногда индустриальные музыканты сами использовали элементы постпанка) и породил поджанры, получившие распространение в 80–90-х гг. — индастриал-рок и индастриал-метал (Nine Inch Nails, Ministry, KMFDM, Rammstein). Также определённое влияние на рок оказала мартиал-индастриал-группа Laibach.

Рок-музыка 80-х годов

Рок-мейнстрим и метал

Появление панкрока и постпанка, а вслед за ними — альтернативного рока ещё чётче провело границу между рок- и поп-музыкой. Таким образом, музыкальный мейнстрим развивался уже за счёт не столько поп-рока, сколько поп-музыки (Майкл Джексон, Мадонна). Поп-рок-альбомы выпускали в основном артисты, ставшие популярными в 60-70-х гг. Однако после спада в 1977 году возродился хэви-метал, породивший в 80-х несколько наиболее агрессивных поджанров.

Поп-рок 1980-х

Поп-рок слабо развивался за счёт новых исполнителей — однако разного качества пластинки продолжали выпускать Пол Маккартни, Элтон Джон, The Kinks; в конце 80-х появилась супергруппа Travelling Wilburys с участием Джорджа Харрисона и Боба Дилана. Появлялись пластинки, ориентированные на синтез рока с этнической музыкой (world music) — среди них работы Питера Гэбриэла (экс-Genesis) и Пола Саймона (экс-Simon & Garfunkel). Особым поджанром стала рок-музыка с использованием элементов музыки аборигенов Австралии — aboriginal rock (Us Mob, No Fixed Address).

Одной из наиболее примечательных групп традиционного рока 80-х стали Dire Straits, игравшие блюз-роковые и кантри-роковые песни с влиянием джаза и арт-рока.

В 80-х происходит «возрождение» прогрессивного рока. Используя наработки классиков жанра (Genesis, Pink Floyd), новые группы (Marillion, Porcupine Tree, IQ) пытались открыть в жанре новые грани. Появившаяся во второй половине 80-х группа Dream Theater и ряд других положили начало прогрессив-металу.

В Америке стали популярными исполнители, ориентированные на ритм-энд-блюз с влиянием фолка и кантри: Брюс Спрингстин, Джон Мелленкамп, Боб Сигер.

Развитие хеви-метала

NWOBHM и её влияние

После спада в развитии метал-музыки, связанного со вспышкой популярности панк-рока в середине 70-х, в начале 80-х в Британии началась знаменитая «New Wave Of British Heavy Metal» (NWOBHM, «новая волна британского хэви-метала»). Хэви-метал второй волны базировался на наработках Black Sabbath, AC/DC, Judas Priest; все три группы продолжали активную творческую деятельность в 1980-е годы, причём AC/DC записали ряд пластинок, считающихся эталонами жанра, а Judas Priest 80-х сформировали основные принципы NWOBHM как в музыке (жёсткое, агрессивное, тяжёлое звучание двух гитар), так и в имидже. Одной из наиболее влиятельных групп NWOBHM стали Iron Maiden, которые доработали стиль, агрессивную гитарную атаку, принципы хэви-металлического соло до идеала. Музыка Iron Maiden была быстрой, громкой, что сочеталось с сильным и мелодичным вокалом. Патетичные мистические и оккультистские тексты Iron Maiden испробовали лишь на одном альбоме; тем не менее для многих групп NWOBHM подобная лирика стала преобладающей. Другими группами, участвовавшими в формировании хэви-метала 80-х, стали Def Leppard, Angel Witch, Saxon, Blitzkrieg. Быстрые, с необычайной энергетикой Motorhead, которые «присоединились» к NWOBHM, стали основателями ускоренного поджанра спид-метал.

Новая форма метала получила развитие и в других странах: в Германии эти идеи развивали Accept (которые также внесли вклад в развитие спид-метала), в Америке — Manowar. Сочетание идей NWOBHM и спида породило пауэр-метал, отцом которого считается Кай Хансен, который прямо или косвенно принял участие в большей части германских пауэр-метал групп: Helloween, Gamma Ray, Iron Savior, Blind Guardian и пр. Наряду с перенятым мелодизмом NWOBHM, яркой чертой пауэр-метала стало использование в текстах фэнтезийной тематики.

С появлением альбомов Джо Сатриани, Джорджа Линча, Стива Вая начинает развиваться инструментальный хеви-метал.

Глэм-метал и хэир-метал

Вычурный имидж таких тяжёлых глэм-артистов 70-х, как Элис Купер, Aerosmith, Sweet, Kiss, послужил основой для формирования в начале 80-х поджанра, называемого глэм-метал. Наряду с исполнителями 70-х (частью продолжавших творческую деятельность), у его истоков стояли Mötley Crüe, W.A.S.P., Ratt. Активно участвовал в развитии жанра начавший сольную карьеру Оззи Осборн. Новую жизнь в жанр вдохнули Guns N' Roses, в 1987 году начавшие играть глэм-метал с сильным влиянием постпанка и даже ритм-энд-блюза.

То, что глэм-метал был в значительной степени основан на имидже, повлекло за собой превращение соединение глэм- и поп-метала в предельно мейнстримовом жанре «хэир-метал», продолжавшем традиции «arena rock» — патетичные стадионные шоу и вычурный, претенциозный имидж. Популярности в поп-метале добились Bon Jovi, Europe, Cinderella, Poison; тем не менее, многие поп-метал-группы существовали в отрыве от глэм-имиджа (Def Leppard, Van Halen).

Трэш-метал и брутальный метал

Нередко хэви-метал группы в поисках своего саунда экспериментировали с элементами панк-рока. Так появился трэш-метал — ускоренная, утяжелённая версия хэви-метала с басовыми тремоло, скоростными виртуозными гитарными соло и значительно более серьёзными текстами. Основатели и самые знаменитые представители стиля — Metallica Их классические альбомы 1980-х гг. заложили основы стиля трэш-метал, развитые другими ключевыми группами жанра — Slayer, Megadeth и Anthrax, а также Exodus, Overkill, Testament. Крупнейшей, помимо американской, сценой трэш-метала стала немецкая, представители которого (Kreator, Sodom, Destruction) ещё больше ужесточили, брутализировали звук Metallica и Slayer.

В 1981 г. группа Venom записала первый альбом в стиле блэк-метал — где брутальный, скоростной саунд был доведён до предела, а мистический имидж в духе Black Sabbath был преобразован в практически сатанистский. Наряду с Venom, в ряду первопроходцев жанра — Bathory и норвежские группы Darkthrone, Burzum, Immortal и Mayhem. Ещё большей брутальности добились основатели жанра дэт-метал — вокал, напоминающий звериный рык (гроулинг), бешеные, искажённо звучащие гитары и барабаны, неровный темп, тексты о смерти. Среди основателей — Hellhammer (позже Celtic Frost), Possessed и Death, чьи идеи в дальнейшем развили Entombed, Morbid Angel, Cannibal Corpse.

Однако самым брутальным жанром в рок-музыке стал развившийся на основе брутального панк-рока и хардкора под действием трэш-метала — грайндкор. Скорость была доведена до возможного максимума (вплоть до 600 ударов бас-бочки в минуту), вокал — любой, кроме традиционного пения, максимально тяжёлое звучание гитар, злобные или попросту отвратительные тексты. Помимо самой известной группы жанра Napalm Death, представителями его являются Nasum, Gut, Disrupt, Regurgitate.

Панк-рок в 80-х годах

Несмотря на то, что к началу 80-х годов расцвет панк-рока, по сути, закончился (к тому же, в коммерческом отношении всё более успешно развивался постпанк), панк-рок-музыканты 80-х нашли пути для самовыражения в новых формах — это ска-панк, сайкобилли, хардкор и Oi!, а также UK’82 — британский вариант хардкор-панка.

Традиционный панк

К 1980 г уже отошли от панк-рока либо отодвинулись на задний план многие британские группы, активные в 1977—1979 годах. Новая волна британского панк-рока (UK'82) опиралась на наиболее радикальный панк 70-х (Crass и ранний Oi!). Самой известной группой, игравшей злой и агрессивный панк с металлизированными гитарами и антисоциальными текстами, стали The Exploited. Среди других ведущих английских панк-групп начала десятилетия — Anti-Nowhere League и G.B.H., ещё более ориентированные на металлический саунд. Однако больше всего повлияла на становление трэш-метала и даже грайндкора группа Discharge, отличавшаяся предельно быстрыми и тяжёлыми песнями из 3-4 строк и агрессивным вокалом. Несколько особняком среди британского панк-рока 80-х находились The Toy Dolls, игравшие юмористический рок-н-роллный панк-рок с влиянием американской группы The Dickies. Наконец, в своём роде уникальной стала лондонская группа The Pogues, которая впервые и крайне успешно соединила энергетику и буйство панк-рока с мелодикой ирландского фолка.

Экстремальный панк: хардкор и oi!

В Америке развитие традиционного панк-рока практически остановилось, поскольку панк-сцену полностью заняло начавшее развиваться ещё в самом конце 1970-х экстремальное направление хардкор. Хардкор — это скоростные, агрессивные, нарочито примитивные песни; часто длительность хардкор-песни составляет менее одной минуты. Все эти принципы были заложены уже на первом демо, записанном основателями хардкора и одной из важнейших панк-групп 80-х — Black Flag. Хотя в дальнейшем Black Flag эволюционировали в сторону более мрачной, тягучей панк-музыки, их первые записи оказали огромное влияние на весь последующий панк-рок.

Первым выпущенным лонгплеем в жанре хардкора (несмотря на длительность около 15 минут) считается альбом «Group Sex» Circle Jerks — группы первого вокалиста Black Flag. Другие ранние хардкор-группы — The Teen Idles, Jerry's Kids, 7 Seconds, Minor Threat. Немалое влияние на поп-панк 90-х оказали Descendents. Dead Kennedys играли злой панк-рок с сильным влиянием хардкора и весьма остроумными сатирическими текстами. Одним из самых экстремальных в своей идеологии и сценическом поведении хардкор-музыкантов стал GG Allin.

Несмотря на узость жанра, находились артисты, сумевшие приоткрыть в хардкоре новые грани. Образованные в 1979 г Minutemen, одни из ярчайших панк-рок-артистов 80-х, скрестили энергетику хардкора с нетипичными для жанра исполнительским мастерством и мелодизмом и добавили элементы фанка, сильно повлияв на развитие альтернативного рока. Образованные в 1980 г Bad Religion также добавили в агрессивный хардкор мелодизм и более вдумчивый ритм, послужив одной из переходных ступеней от Black Flag к облегчённому панк-року 90-х. The Replacements, в ранние годы игравшие предельно скоростной хардкор, на своих классических работах экспериментировали с элементами блюза, сёрф-рока, фолка.

Другие хардкор-группы, напротив, вводили в свою музыку элементы метала. Так появились направления «new school hardcore» (Earth Crisis, All Out War, Strife) и кроссовер (D.R.I., Suicidal Tendencies, Cryptic Slaughter).

В Британии развивалось, хотя и не столь активно, другое экстремальное направление панк-рока — oi!. Хотя oi! уже в конце 70-х играли Sham 69 и Skrewdriver, термин был предложен в 1981 году Гэри Бушелом для обозначения музыки третьей ключевой группы жанра — Cockney Rejects, игравших более спокойный и сложный панк-рок. К середине-концу 80-х музыка oi! стала тесно связана с агрессивной субкультурой скинхедов.

Возрождение рокабилли. Сайкобилли

В конце 70-х-начале 80-х произошло возрождение и вторая волна популярности музыки рокабилли. Начало этого движения связано с именами Роберта Гордона и Дэйва Эдмундса, однако по-настоящему поднять нео-рокабилли на верхние строчки хит-парадов смогли Stray Cats. Несмотря на то, что по сути их музыка не была панк-роком, влияние панк-рока и новой волны на нео-рокабилли было значительно. В конце концов, попытки соединить экспрессию панка и мелодику рокабилли нашли выражение в новом поджанре сайкобилли — драйвовом, утяжелённом рокабилли c грязным саундом и текстами, полными чёрного юмора. Основателями этого направления считаются The Meteors, а главными представителями — Mad Sin, The Cramps, King Curt, Quakes, Mental Hospital.

Возрождение ска. Ска-панк

Помимо рокабилли, новое дыхание в конце 70-х получила ямайская музыка ска. Работы основателей новой волны ска — в первую очередь Madness и The Specials — смешивали традиционные приёмы и танцевальную ритмику ска с музыкальными находками новой волны, энергетикой и зажигательностью панк-рока. Хотя позже эти группы создавали более поп-ориентированные пластинки, их первые пластинки заложили основы для последующего проникновения элементов ска в рок-музыку.

Вскоре элементы ска стали использовать в своей музыке более жёсткие панк-группы. Первыми экспериментами такого рода стали заниматься Serious Drinking в 1984 г, а популярным жанр стал становиться с появлением Operation Ivy в 1987 г. Впрочем, наибольшей популярности панк с элементами ска в музыке и аранжировках достиг в 90-е годы, будучи представленным группами Mighty Mighty Bosstones и хардкор-ориентированными Voodoo Glow Skulls. Ска-панк оказал сильнейшее влияние на развитие поп-панка 1990-х.

Развитие постпанка и новой волны

Оттеснив панк-рок в андерграунд, в начале 1980-х на рок-сцене почти полностью доминировал постпанк. В конечном итоге этот жанр стал основой для развития крупнейшего направления альтернативного рока, повлиял на развитие электронной музыки и индастриала. С другой стороны, новая волна 80-х стала больше тяготеть к мейнстриму.

Новая волна 80-х

К началу 1980-х музыка новой волны подвергалась всё более сильному влиянию развивавшейся электронной музыки (Kraftwerk) и породила направления синти-поп и электропоп (Depeche Mode, Duran Duran, Eurythmics, The Buggles, A-Ha), в строгом смысле уже не относящиеся к року. Лишь немногие группы продолжали играть рок, оперируя средствами новой волны — например, INXS.

В 80-х в СССР стала развиваться своя рок-сцена, в которой преобладали именно исполнители новой волны — Карнавал, Динамик, Кино, Наутилус Помпилиус, ДДТ, Алиса, Агата Кристи, Пикник. Для русского рока было также характерно влияние традиции бардовской музыки — главенствующей роли текста в песне.

Эволюция постпанка

В Англии к началу 1980-х постпанк стал абсолютно преобладающим направлением рок-музыки и начинал постепенно становиться международным феноменом. Этому способствовали, во-первых, новые альбомы постпанк-групп «первой волны», во-вторых, более коммерчески ориентированные новые исполнители жанра (Билли Айдол, Element Of Crime). В противоположность «мейнстримовому» постпанку, ряд групп пытался проводить эксперименты со звучанием. Так, Killing Joke играли на основе постпанковой ритмики более жёсткую, тяжёлую и эклектичную по сравнению с традиционным постпанком музыку, сильно повлиявшую на развитие как альтернативного рока, так и ню-метала 90-х (в особенности их эксперименты на стыке с индастриалом). Одним из самых оригинальных коллективов стали Virgin Prunes, чья декадентская, язвительная форма постпанка стала в своём роде уникальной. Экспериментальная группа DNA пыталась соединить постпанк с авангардным джазом, New Model Army использовали элементы ритм-энд-блюза и фолк-рока, The Teardrop Explodes — фанка. Мрачный, тяжёлый и агрессивный постпанк играли The Birthday Party, чей стиль послужил одной из основ поджанра «deathrock» (Christian Death, Theatre Of Ice). Ряд групп, отталкиваясь от идей, заложенных Killing Joke и Wire, играли постпанк с использованием электронных инструментов: либо лёгкий, приближенный к электропопу (Depeche Mode), либо тяжёлый, на стыке с индастралом (Fad Gadget, Chrome, Clock DVA, из немецкой сцены — D.A.F.).

Готик-рок

Появившийся в начале 80-х поджанр постпанка готик-рок, по большому счёту, музыкально не предлагал ничего принципиально нового. Однако на основе этого поджанра сформировалась особая сцена и одна из наиболее популярных на данный момент субкультур — готы. По сути это был мрачный и атмосферный постпанк, на становление которого оказали влияние Joy Division и Virgin Prunes. Одной из влиятельнейших групп постпанка вообще стали The Cure. Поначалу играя новую волну, в начале 80-х они создали ряд очень мрачных, тяжёлых и своеобразных работ. Экзистенциальная музыка и тягучие гармонии сочетались со своеобразным «готическим» имиджем. Несмотря на периодические эксперименты, до настоящего момента группа продолжает создавать интересные работы.

У истоков жанра стояла и группа Siouxsie And The Banshees. Певица и лидер группы Сьюзи Сью в области имиджа и идеологии значительно повлияла на готику. Важнейшая роль в формировании готик-саунда принадлежала Bauhaus. Для них были характерны гитарные партии с влиянием даба и фанка, монотонная, мрачная, депрессивная музыка с элементами глэм-рока и психоделии. Тексты Bauhaus впервые в жанре стали посвящены мрачным, загробным, вампирским темам, а эпатажная, идущая от глэма манера сценического перформанса повлияла на многие готик-группы (Specimen, Alien Sex Fiend). Третья ключевая группа жанра, The Sisters Of Mercy, окончательно выкристаллизовала саунд Bauhaus — он стал предельно холодным, мрачным и медитативным. Один из составов музыкантов The Sisters Of Mercy (в которых единственным постоянным участником является Эндрю Элдрич) организовал ещё одну известную группу жанра — The Mission.

На периферии готик-сцены находились The Cult — группа, объединявшая готик-рок, металлизированный саунд и элементы психоделии в духе The Doors. На основе саунда самых тяжёлых готик-рок-групп (Fields Of The Nephilim, Balaam And The Angel) сформировался готик-метал.

No Wave

Как своего рода оппозиция уходившему в мейнстрим «нью-вейву» в Нью-Йорке возникло андерграундное направление no wave, для музыкантов которого, работавших на основе постпанка и индастриала, были характерны атональные, монотонные композиции с преобладанием текстуры над мелодикой. Важную роль в no wave играли перформансы. Среди основных фигур no wave — гитарист Гленн Бранка, певица Лидия Ланч.

Расцвет альтернативного рока

В начале 1980-х в качестве противоположной мейнстриму рок-сцены возродилось направление, основу для которого в конце 60-х создали Velvet Underground. Альтернативный рок 80-х — крайне разнообразная музыка, однако объединяла её противопоставленность популярной культуре и, соответственно, редкие появления на радиостанциях. Альтернативные группы, как правило, издавались на некрупных «независимых» лейблах. Совпадают с понятием «альтернативный рок» наименования колледж-рок и инди-рок; первое происходит от популярности альт-рок групп в 80-е годы на небольших радиостанциях при колледжах, второе подчёркивает привязанность к независимым лейблам.

Начало развития жанра

Первые группы альтернативного рока появляются в США в начале 80-х гг. Они совершали попытки совместить энергетику панк-рока, музыкальные основы постпанка, фолк-роковые гармонии и гитарные приёмы. Именно эти характеристики характерны для творчества одной из первых групп жанра — R.E.M., выпустивших свои первые и наиболее влиятельные записи в 1982—1983 г. Соединение постпанковой основы и фолковых гитар в мелодичных и эмоциональных песнях принесло группе относительную популярность даже в широких кругах. Звучание R.E.M. стало основой для стиля джэнгл-поп. В то же время начали играть и Violent Femmes, чья энергичная полуакустическая музыка соединяла панк-рок и фолк. Одной из первых альт-рок групп были также The Feelies.

Другим источником развития альтернативной сцены стал хардкор. Эксперименты по усложнению хардкорового звучания, ритмов, мелодики проводили The Replacements, No Means No. Однако подлинный прорыв в постхардкоре совершили Hüsker Dü, считающиеся одной из наиболее влиятельных групп 80-х. К середине 80-х эта группа эволюционировала от хаотичного хардкора к песням, в которых грязное, тяжёлое гитарное звучание сплеталось с красивыми мелодиями (Гранта Харта и Боба Моулда называют одними из сильнейших композиторов в роке) и нетипичными для панка темами. Не добившись успеха, Hüsker Dü тем не менее оказали огромное влияние на инди-рок, инди-поп и гранж.

Ещё одна знаковая группа постхардкоровой волны — Meat Puppets, которые, сохранив панк-энергетику, использовали элементы фолк-рока, кантри и психоделии, повлияв на становление гранжа.

Нойз-рок

Эксперименты представителей no wave и индустриального постпанка, в которых песни строились на ломаных структурах с использованием атонального шума, привели к появлению экспериментального направления нойз-рок. Первопроходцы направления — выходцы из no wave Sonic Youth, знаковая группа альт-рока 80-х. Их ранние экспериментальные пластинки были тяжёлыми, грязными, с мрачным и вязким звучанием гитар. К концу десятилетия группа пришла к более мелодичному инди-року.

Стали появляться и другие экспериментальные нойз-рок-группы: Swans скрещивали гитарный нойз с медленным и тягучим ритмом; Big Black играли более агрессивную, механистичную музыку. Лидер Big Black Стив Альбини также известен как один из значительнейших инди-продюсеров. Первопроходцы нойз-рока Butthole Surfers (которых называют «Pink Floyd от панк-рока») создавали полуиздевательские нойзовые пластинки на стыке панк-рока и джаз-авангарда в духе Фрэнка Заппы. Ряд нойз-рокеров использовали элементы японского экстремального индастриала (т. н. джапанойз): в первую очередь это Boredoms и KK Null.

Нойз-поп и шугейзинг

С выходом в 1984—1985 г первых пластинок группы The Jesus and Mary Chain начался новый этап в нойз-роке. Стиль этой группы был назван нойз-поп — так как в музыке сочетались гитарный нойз и фидбэк, постпанковые структуры и мягкие, красивые мелодии, вдохновлённые музыкой 60-х годов. The Jesus and Mary Chain стали фактически первым неготическим явлением британской альтернативной сцены; можно сказать, что именно они возродили «моду» на гитарный звук в Британии. Из раннего американского нойз-попа стоит выделить Dinosaur Jr, которые были менее близки к постпанку.

В 1988 году дебютный альбом группы My Bloody Valentine положил начало производному от нойз-попа поджанру шугейзинг. Гитарный и синтезаторный нойз у шугейзинг-групп сливался в плотную стену звука, сквозь которую прорывался вокал. К началу 1990-х шугейзинг, представленный немногочисленными последователями (Lush, Ride), практически исчез.

Альтернативный рок конца 80-х

В конце 80-х в Америке бурно развивалась альтернативная сцена, которая, однако, полностью игнорировалась мейнстримовыми радиостанциями и лейблами. Иногда американские группы становились более популярны за рубежом, чем у себя на родине. Редким исключением стала перешедшая в конце 80-х от постпанка к патетичному поп-ориентированному альтернативному року группа родом из Ирландии U2. Однако в андерграунде продолжали работать Hüsker Dü, R.E.M., Meat Puppets. Начинает отходить от хардкора к фолк-ориентированному инди группа Lemonheads. На основе тягучего гитарного саунда Sonic Youth, мелодики Hüsker Dü и психоделического инди-рока Meat Puppets в Сиэтле формируется особый поджанр гранж (первые представители — Mother Love Bone, Green River, Mudhoney). Скрещивали психоделический поп с рок-саундом Camper Van Beethoven, They Might Be Giants. Серьёзный и спокойный панк-рок играли Fugazi.

Одной из ключевых групп американского альт-рока 80-х стали Pixies. В их музыке причудливым образом соединились панк-рок, сёрф-рок, спейс-рок, постхардкор в стиле Hüsker Dü, своеобразная поп-мелодика, панк-роковые энергетика и надрыв, сюрреалистичные тексты и гитарные партии с влиянием и сёрфа, и нойз-попа. Pixies стали одной из наиболее важных гитарных групп 80-х, в их влиянии признавались Nirvana и Radiohead.

Британская сцена

Помимо The Jesus and Mary Chain, в ряду первых британских инди-рокеров были Orange Juice, Aztec Camera. В некоторой степени получил развитие нойз-рок, представленный bIG fLAME, A Witness. Однако крупнейшим явлением на альтернативной сцене Британии второй половины 1980-х стала группа The Smiths, популярность которых считается окончанием эры новой волны в Англии. Основой музыки The Smiths было сочетание необычной манеры пения лидера группа Моррисси, его странных и язвительных текстов и богатого, почти симфонического гитарного сопровождения. Влияние The Smiths заметно не только у множества групп-последователей в 80-х (The Housemartins, The Wedding Present), но и в брит-попе 1990-х.

На основе фолк-мелодики, акустического звучания и элементов музыки эпохи Возрождения в Англии сформировался стиль дрим-поп, основателями которого считаются Cocteau Twins, повлиявший на развитие альтернативы 90-х. Развивали жанр инди-поп The Primitives, The Vaselines. Получил некоторое развитие «слащавый» поджанр тви-поп.

К концу 80-х основным явлением на британской инди-сцене становится так называемый мэдчестер — манчестерская музыкальная сцена. Первым направлением, которое разрабатывал мэдчестер, была гитарная музыка на основе психоделических гармоний 60-х в инди-роковом оформлении. Главной группой этого стиля стали The Stone Roses, с которых фактически и начинается развитие жанра брит-попа в его современном понимании. Другая линия развития мэдчестера — эксперименты с электронными жанрами хаус и техно — привели к появлению группы Happy Mondays, чьи записи на стыке психоделического инди и электронной танцевальной музыки многими считаются «началом 90-х в музыке». Электронный мэдчестер стал важной частью рейв-субкультуры.

Музыкальный авангард

Авангардная музыка в 80-е годы развивалась обособленно как от мейнстрима, так и от альтернативного рока — она опиралась в основном на достижения авангарда 60-70-х гг.

Появившись в 70-е годы, в 80-х вступила в новую фазу — экспериментов как в музыке, так и в области «живых» выступлений — экспериментальная, с влиянием прог-рока группа The Residents, реальные участники которой до сих пор сохраняют инкогнито. На основе джаза и авангардного блюза (в том числе работ Captain Beefheart) создаёт экспериментальные блюз-рок-альбомы с влиянием кабаре и альтернативного рока Том Уэйтс, обладающий своеобразным тембром голоса. В 1981 г. начинает сольная карьера Джона Зорна — выдающегося авангардного музыканта, чья музыка развивала джазовые идеи Фрэнка Заппы, при этом опираясь на достижения классического фри-джаза (Орнетт Коулман, Джон Колтрейн) и используя элементы самых разных стилей — от электроники до хардкора. Вплоть до настоящего времени Джон Зорн — один из лидеров рок-авангарда.

Рок-музыка 90-х годов

Альтернатива как часть мейнстрима

К началу 90-х гг. мейнстрим находился в кризисе, развиваясь либо за счёт малочисленных звёзд поп-рока, либо за счёт поп-музыки, либо за счёт уже не имевшего отношения к року электропопа. Рок-музыка, продолжая развиваться, оставалась по всему миру, а особенно в США в андерграунде. Однако в 1990-х случился прорыв — альтернативная музыка вошла в мейнстрим. С одной стороны, это вызвало недовольство радикально настроенных фанатов. Хотя минусы в этом, действительно, были, был и существенный плюс — все, казалось бы, противоположные альтернативные субкультуры (инди, панк, метал, техно) стали сотрудничать и искать новые пути, стремясь противостоять откровенному мейнстриму.

Гранж

Расцвет гранжа

Вплоть до 1991 года гранж развивался как андерграундное явление сиэтльской сцены. Поворотным моментом в музыке 90-х стал неожиданный громкий успех альбома «Nevermind» гранж-группы Nirvana. Именно с этого момента инди-музыке стало отводиться время в американском теле- и радиоэфире, а лидер Nirvana Курт Кобейн был объявлен «голосом поколения». Музыка Nirvana была квинтэссенцией гранжа — тягучей, отчаянной, депрессивной, построенной на мрачных повторяющихся риффах смесью альтернативного рока и панк-рока. По сравнению с предшественниками музыка Nirvana, однако, стала куда более мелодичной (влияние Hüsker Dü и The Pixies).

Вслед за успехом Nirvana в мейнстрим стали проникать и другие гранж-группы. В первую очередь это «большая четвёрка» гранжа, в которую, наряду с Nirvana, входили Pearl Jam, Alice in Chains и Soundgarden. Если музыка Pearl Jam, которых считают одной из наиболее влиятельных групп 90-х, также была гранжем с сильным влиянием панка и своеобразной мелодикой, то Alice in Chains и Soundgarden играли несколько другую форму этого направления — более монументальный рок, на который оказал большее влияние не панк, а метал (в частности, Black Sabbath).

Вслед за первой волной гранжа появился ряд последователей: Stone Temple Pilots, Bush, Silverchair. К 1994 году широкая популярность гранжа стала сходить на нет, что было частично вызвано смертью Курта Кобейна. Однако влияние гранжа на рок-музыку 1990-х значительно.

Постгранж

Вскоре после спада гранжа начал развиваться поджанр постгранж, группами которого создавалось на гранжевой основе более коммерческое, лёгкое звучание. Повлияли на становление жанра как классики гранжа (в том числе Melvins), так и метал 70-х. Среди первых постгранж-групп — Third Eye Blind, The Goo Goo Dolls, Matchbox Twenty. Нередко постгранж-группы создавали бывшие участники групп гранжа: Дэйв Грол из Nirvana создал Foo Fighters, Крис Корнелл из Soundgarden — Audioslave. Родственной постгранжу была влиятельная инди-группа Smashing Pumpkins, в чьей музыке есть влияние и психоделии, и готик-рока.

Брит-поп

К началу 90-х ведущие направления британской инди-сцены мэдчестер и шугейзинг сошли на нет, а гранж в Британии так и не стал широко популярен. На смену этим жанрам пришёл получивший широкое распространение стиль брит-поп, который возник на основе идей The Stone Roses и The Smiths. Хотя этот термин применим и к ряду групп 60-х, под брит-попом 90-х понимается особый стиль музыки, меланхоличный и мелодичный, основанный на смешении гитарного звучания инди-рока и гармоний групп британского вторжения.

Наиболее влиятельными группами брит-попа стали Blur и Oasis. Первые стояли ближе к корням брит-попа — мюзик-холльным гармониям The Kinks и The Small Faces; вторые больше ориентировались на британскую психоделию (The Beatles). Известное противостояние этих групп в чартах в 1995 г. получило название «The Battle Of Britpop». В которой сокрушительное поражение потерпели Blur.

У истоков жанра стояли также Pulp, на которых, помимо The Beatles и The Kinks, существенное влияние оказали артисты глэм-рока — как на музыку, так и на сценический образ. Участвовали в развитии жанра Suede, Supergrass, The Verve, Gene. Однако вскоре и брит-поп стал терять массовую популярность — одни группы двигались к более традиционному инди-року, у других начинался творческий кризис. Тем не менее, влияние брит-попа на развитие музыки 1990-х и 2000-х столь же велико, как и гранжа.

Инди-рок

Развитие альт-рока в 90-е продолжается как на основе брит-попа и гранжа, так и за счёт развития идей, заложенных классиками 80-х. Впрочем, переход значительной части альтернативных артистов на крупные лейблы вызвал недовольство некоторой части фанатов и признание этой музыки «ненастоящим инди». На основе брит-попа постепенно сформировала свой особенный стиль одна из наиболее влиятельных инди-групп десятилетия — Radiohead. Их стиль характеризуется смешением идей инди-рока, краут-рока, арт-панка и даже IDM в меланхоличных, атмосферных, порой весьма экспериментальных композициях. Стиль Radiohead оказал серьёзное влияние на развитие британской инди-сцены 90-х. Близки к брит-попу были и Manic Street Preachers — сильная инди-группа, в чьей музыке заметно влияние постпанка и американского альт-рока конца 80-х, в имидже — глэм-рока, а тексты отличались политизированностью. В отличие от них, Tindersticks играли крайне меланхоличную мелодичную музыку с элементами джаз-рока. Среди других пост-брит-поп групп — Muse, испытавшая влияние метала и электроники, Travis, Coldplay, Placebo.

В 90-х развивается «женский» альтернативный рок: существовавшие ещё с середины 80-х Throwing Muses, созданные экс-басисткой Pixies The Breeders, PJ Harvey, Garbage.

Немалое влияние на рок-музыку второй половины 1990-х оказали Pavement. Уже с первого альбома они стали лидерами мелодичного и в то же время экспериментального инди-рока. Крайне необычным саундом отличалась группа Morphine, использовавшая элементы джаза и блюза. Необычный, построенный на бас-гитаре саунд использовали Primus, для определения стиля которых было придумано название «фанк-метал». Певец Beck начал исполнять ироничные постмодернистские поп- и инди-песни с элементами самых разных стилей — фолк-рока, электроники, психоделии, хип-хопа.

В начале 90-х достигли крупного коммерческого успеха Red Hot Chili Peppers — группа, действовавшая на стыке фанка и рока с сильным влиянием панка и продолжающая оставаться крайне успешной до настоящего времени.

Возникает и ряд своеобразных новых подстилей, среди которых наиболее популярен стал построк — музыка с упором на текстуру, для которой характерны плотный, атмосферный саунд и необычное использование привычных музыкальных инструментов, а также применение элементов эмбиента, джаза, электроники. Наибольшего успеха достигли построк-группы Tortoise, Sigur Ros, Mogwai. Жанр мат-рок, произошедший от нойз-рока, характеризуется усложнённой ритмической структурой и резкими, часто негармоничными риффами (Battles, Don Caballero, Faraquet). К направлению лоу-фай, для которого характерно намеренно низкое качество записи, причисляют и Beck, и Pavement.

Электронный рок

Вслед за экспериментами мэдчестерцев и New Order в области скрещивания рока и техно в 1991 году вышел альбом группы Primal Scream «Screamadelica», в котором инди-рок был совмещён с кислотным хаусом и техно. С этого релиза началось как проникновение бывших андерграундными поджанров электроники в мейнстрим, так и попытки совместить их с роком. В 90-х подобные эксперименты нередко достигали крупного коммерческого успеха (Prodigy, Chemical Brothers). В конце 90-х появился также некрупный поджанр индитроника — смешение инди и электронного стиля IDM (The Postal Service, Hot Chip).

Альтернативный поп

Наиболее лёгкий, приближенный к поп-музыке инди-рок 90-х принято условно называть альтернативным попом. В 90-х он был представлен, в первую очередь, исполнительницами-женщинами (Аланис Мориссетт, Фиона Эппл). Среди других примечательных исполнителей альтернативного попа — играющая на стыке панка и поп-музыки «анархо-поп» группа Chumbawamba.

Понятие «колледж-рок» в 90-е годы трансформировалось. В это время колледж-радиостанции крутили в большинстве своём довольно банальный и безыдейный в музыкальном отношении инди-поп или пауэр-поп. Среди групп колледж-пауэр-попа наиболее примечательной можно считать Weezer.

Следует отметить, что постпанк-поколение оставило за собой ряд интересных сольных исполнителей в жанре авангардного попа. Среди них — Ник Кейв (экс-The Birthday Party), Питер Мёрфи (экс-Bauhaus), Гэвин Фрайдей (экс-Virgin Prunes).

Поп-панк

К началу 90-х как традиционный панк, так и хардкор, и oi! начали изживать себя. Одной из последних влиятельных групп традиционного панк-рока стали NOFX, в чьей музыке, помимо хардкора, присутствовали и своеобразный мелодизм, и элементы ска. Однако в 1994 году произошло неожиданное событие — два альбома групп Green Day и Offspring добились крупного коммерческого успеха. Так началась волна вливания панк-рока в мейнстрим. Облегчённый и мелодичный панк-рок такого рода получил название поп-панк; подобный термин появился ещё в 70-е для обозначения Ramones и Buzzcocks, и действительно, музыкально поп-панк Green Day и Offspring был близким явлением — хотя не без влияния мелодичного хардкора вроде Descendents.

На волне популярности первых поп-панк-групп стали возникать новые (Blink 182, Sum 41, New Found Glory; в России Враги мух, НАИВ, Тараканы!). Относительный успех имели также группы юмористического панка — это как продолжавшие карьеру The Toy Dolls, так и новые (The Presidents of the United States of America, The Me First And The Gimme Gimmes, российские Приключения Электроников). Важнейшие поп-панк-группы продолжают выпускать интересные работы вплоть до настоящего времени.

Метал в 1990-х

К началу 1990-х годов период расцвета многих жанров метала уже закончился. В большинстве метал-жанров в 90-е годы не появлялось новых пластинок, способных сравниться с классикой 80-х. Поэтому, за редкими исключениями, метал стал развиваться в более авангардных или основанных на смешении с какими-то другими стилями направлениях. Некоторые из этих направлений добились крупного коммерческого успеха.

Альтернативный и авангардный метал

Альтернативный метал — разнородный и эклектичный жанр метала, в котором присутствовали элементы многих других жанров (от инди-рока и гранжа до хип-хопа и фанка), стал популярным и распространённым вскоре после завоевания популярности гранжем. Однако уже в 80-е появилась значительная часть важных для жанра групп: например, Nine Inch Nails и Ministry, комбинировавшие метал с индастриалом. Одной из наиболее повлиявших на развитие альт-метала 1990-х групп является Faith No More, чья экспериментальная тяжёлая музыка совмещала метал, фанк, рэп, а также элементы прога и джаза. Фанковая гитарная основа, элементы хип-хопа — все эти идеи, впервые использованные Faith No More, стали органичной частью метала 1990-х. На волне успеха альт-метала появилось множество самых разноплановых групп: Rage Against The Machine совмещали метал с рэпом (т. н. рэпкор), Incubus — с фанком, Tool — с арт-роком.

Ещё более экспериментальным саундом, усложнёнными структурами, экспериментами с элементами самых разных жанров (от арта до фолка) песен отличался авангардный метал — примерами такого рода музыки являются Arcturus, Diablo Swing Orchestra, Ulver.

Стоунер-рок

В начале 90-х стал развиваться ещё один поджанр метала — стоунер-рок (стоунер-метал), который обращался к идеям психоделического рока и раннего метала (Джимми Хендрикс, Black Sabbath), пытаясь передать музыкальными средствами метала ощущения от LSD-трипа или курения марихуаны. Жанру положил начало релиз 1992 года группы Kyuss, добившийся немалого успеха и у критики, и у публики. Вслед за ним стали появляться другие видные представители жанра — Sleep (делавшая уклон к дум-металу), Fu Manchu, (из которой позже образовалась Nebula), Monster Magnet (отличительной чертой которых являются наработки спейс-рока), Queens Of The Stone Age (созданная бывшими участниками группы Kyuss).

Ню-метал

В середине 1990-х годов под влиянием альтернативного метала, грув-метала, трэш-метала, гранжа и рэпа появляется поджанр ню-метал. Основателем этого стиля принято считать группу Korn. Немалое влияние на жанр оказали элементы фанка, введёные в альтернативный рок Faith No More и Red Hot Chili Peppers. Вместе с Korn появляются и другие группы «первой волны» ню-метала, которые играли разные стилевые варианты жанра и нередко добивались успеха: Deftones и SlipKnot использовали сочетание брутального саунда и фанка, System Of A Down представила самое необычное сочетание различных музыкальных направлений — хэви-метала, ню-метала, металкора, панк-рока и даже армянской народной музыки. Disturbed и Deftones — элементы хэви- и трэш-метала, Coal Chamber и Evanescence — готик-рока, Manhole — хардкора. Наиболее коммерчески успешным стал гибрид ню-метала и рэпкора (тяжёлый саунд и речитатив), представленный Linkin Park и Limp Bizkit.

Симфоник-метал

В европейском метале конца 90-х большое распространение получило использование элементов классической музыки — таких, как живые оркестры (или замена их аналогичными синтезаторными эффектами) и богатый, почти оперный женский вокал. На основе пауэр-метала, готик-метала и блэк-метала сформировался особый поджанр симфоник-метал. Его появление обычно связывают с экспериментами группы Therion в середине 90-х. Наибольшей известности добились группы Nightwish, Within Temptation, Kamelot, Rhapsody of Fire, Lacrimosa, Apocalyptica, каждая из которых смогла создать свой узнаваемый и запоминающийся стиль.

Развитие традиционных жанров

Несмотря на общий упадок хэви-метала, трэш-метала и других традиционных поджанров, отдельные крупные фигуры традиционного метала появлялись и в 90-х. Прежде всего это Pantera, которые оказали решающее воздействие на формирование пост-трэш-жанра грув-метал. Также следует отметить, что в 90-х прошла очередная волна блэк-метала — более мелодичного и с влиянием готик-метала и симфоник-метала. Группы этой волны (Dimmu Borgir, Cradle of Filth) добились наибольшего коммерческого успеха за всю историю блэка.

Авангардная рок-культура

Помимо продолжавшего творческую деятельность Джона Зорна, ряд других коллективов также играли рок-авангард или просто оригинальную, не вписывающуюся в жанровые рамки музыку. Лидером авангардного рока конца 1990-х-2000-х вполне можно назвать Майка Паттона — вокалиста Faith No More. В своей сольной карьере во множестве проектов (самые известные — Mr. Bungle, Fantômas, Peeping Tom, Tomahawk, совместный альбом с The Dillinger Escape Plan) он создаёт своеобразные записи, сочетающие оригинальный вокал, элементы авангардного метала и самые разнообразные стилистические эксперименты. На стыке электронной музыки и хардкора создавали жёсткие нойзовые записи одни из наиболее бескомпромиссных панк-музыкантов 90-х — Atari Teenage Riot. Начинавший сольную карьеру ещё в 60-х певец Скотт Уокер в 90-х и 2000-х записал крайне своеобразные работы, в которых сочетаются поп-музыка, нойз, классическая музыка, электроника. Jon Spencer Blues Explosion отличались оригинальным стилем, вобравшим в себя инди-рок, нойз-рок и блюз; их можно назвать одними из первых артистов, возрождавших гаражную эстетику. Постиндустриальное поколение музыкантов создало своеобразные стили неофолк и дарк-фолк (известнейшая группа — Current 93). К середине 90-х, наконец, стабилизировав состав, группа The Legendary Pink Dots окончательно сформировала свой оригинальный стиль, смешав классическую психоделию в духе ранних Pink Floyd, краут-рок, Нью-вэйв, индастриал, дарк-фолк, нойз и дарк-эмбиент. Из групп индустриальной сцены, отказавшись от агрессивности звучания в пользу большей мелодичности, на первый план выступили Einstürzende Neubauten.

Развитие авангардной сцены 90-х стало показателем успешного продолжения музыкального поиска, экспериментов в музыкальном мире.

Рок-музыка 2000-х годов

Возрождение инди-стилей

Фактически, с 2000 по 2009 годы в рок-музыке не появилось ни одного крупного жанра. Этот кризис в какой-то степени был компенсирован возрождением и последующим развитием ряда поджанров альтернативного рока — в первую очередь гаражного рока, постпанка и брит-попа.

Возрождение эстетики гаражного рока началось ещё в 90-е годы — этому способствовали и движение лоу-фай, и переосмысленный блюз-рок Jon Spencer Blues Explosion. Одной из первых групп, которые возродили гаражный рок, стали The White Stripes — дуэт, музыка которых основана на риффах метала 70-х, панк-рок-энергетике, гаражной подаче материала и использовании элементов фолка, кантри и особенно блюз-рока. Помимо The White Stripes, базовыми группами возрождения гаражного рока стали The Strokes, The Vines и The Hives. Вслед за ними поднялась детройтская рок-сцена (из которой вышли The White Stripes), представленная Von Bondies, The Dirtbombs, The Detroit Cobras, The Go. Близка к стилю также группа Yeah Yeah Yeahs, исполняющая инди-рок с влиянием арт-панка и женским вокалом.

Другой линией возрождения гитарной ретро-музыки стало нарастание популярности гитарного постпанка и брит-попа. Эти стили объединены у наиболее популярных вплоть до настоящего момента британских рок-групп — Kasabian, Franz Ferdinand и Arctic Monkeys, чей мелодичный брит-поп с элементами электронного бита был подхвачен другими группами Hot Hot Heat, The Libertines, The Killers, The Bravery. Однако часть групп опираются и на чистый постпанк, с влиянием прежде всего Joy Division — это в первую очередь Interpol и Editors. Электронный постпанк представляют LCD Soundsystem, She Wants Revenge.

Нео-прогрессив

Возрождение прогрессив-рока началось ещё в 90-е годы, но именно в начале 21-го века уровень популярности прогрессива практически достиг уровня середины 70-х годов, когда этот поджанр рок-музыки достиг пика как в творческом, так и в коммерческом плане. Несмотря на то, что большой вклад в его популяризацию внесли британцы Porcupine Tree, считающиеся главной прогрессив-группой Европы, наибольший вклад в развитие нео-прогрессива, как стиля, несколько обособленного от своего «прародителя» и продолжающегося развиваться в разных направлениях, сделала мексикано-американская группа The Mars Volta, образовавшиеся уже в 2000-е годы на руинах постхардкорной формации At the Drive-in. В первую очередь это связано с тем, что The Mars Volta являются наиболее успешными в коммерческом плане представителями нео-прогрессива, возглавив чарты многих стран мира и продав около 10 миллионов альбомов.

Развитие нео-прогрессива идет сразу в нескольких направлениях: Во первых, это молодые группы, участники которой ранее играли в более примитивных рок-группах (пример The Mars Volta, появившихся на месте распавшихся At the Drive-In считается хрестоматийным). Во вторых это группы, которые, в связи с творческими поисками и растущим уровнем игры музыкантов, постепенно усложняющие свой саунд — тут в качестве примера можно привести Muse, фактически променявших альтернативный рок на нео-прогрессив. Также можно привести в пример группы, некогда игравшие экстремальные направления металла, но, с недавних пор, начавшие развивать свой стиль (тут характерен пример группы Opeth, некогда игравших дэт-метал, а ныне считающихся локомотивами скандинавского прогрессив-рока), а также группы альтернативного рока и даже ню-метал, чей стиль развился настолько, что его можно назвать прогрессивом (например Coheed and Cambria) В третьих, это группы, изначально играющие эту музыку с начала 90-х и даже конца 80-х годов, но получившие всемирную известность уже в наше время — характерен пример Porcupine Tree и, в какой-то степени, Dream Theater, также итальянская группа Syndone.

The Mars Volta сильно отличаются от остальных групп этой сцены широчайшим охватом исполняемых жанров и стилей: фактически они затронули все стили рок-музыки, от джаз-фьюжн и построка до альтернативного металла и несколько смягчённого постхардкора, а также вышли за пределы рока, экспериментируя с сальсой, дабом, электроникой, эмбиентом и даже трип-хопом. Они также предпочитают несколько дистанцироваться от других групп прогрессивного рока, отказываясь с ними гастролировать и принимать участие в их записях. В интервью гитарист и лидер группы Омар Родригес-Лопес неоднократно отвергал принадлежность группы к этому жанру, при этом признавая безусловное влияние Роберта Фриппа на свой стиль игры. Многие фанаты группы продолжают определять их стиль как «усложненный инди-рок»

Porcupine Tree считаются более «традиционными» музыкантами. При разнообразии охватываемых стилей, группа по-прежнему опирается на классический прогрессив 70-х, в первую очередь Pink Floyd и Genesis.

Остальные группы нео-прогрессива значительно уступают этим трём группам (Muse, Porcupine Tree, The Mars Volta) как в коммерческом плане, так и в плане влияния на другие рок-группы.

Развитие альтернативного попа

Целый ряд направлений, близких к инди-року и инди-попу, в 2000-х гг. достигают определённой популярности. Прежде всего, это ряд артистов на стыке инди-рока и фолка, иногда близких к неофолку — Суфьян Стивенс, 16 Horsepower, Iron & Wine, Devendra Banhart.

Другим направлением, получившим развитие, стал инди-поп-рок с элементами кабаре и, обычно, определённым влиянием панк-рока или возникшего на основе панка направления антифолк. Это театрализированная панк-кабаре группа The Dresden Dolls, певицы Casey Dienel, Регина Спектор; реже появляются группы этого жанра с мужским вокалом (Man Man).

См. также

• Стили и направления рок-музыки — список, посвящённый жанрам и разновидностям рок-музыки.
• Популярная музыка
• Рок-группа
• Рок-баллада
• Рок-фестиваль
• Премия «Грэмми» за лучшую рок-песню года
• Премия «Грэмми» за лучший рок-альбом года

Литература

• [bashlachev.spb.ru/archive/pubs/poetics/Gavrikov%20-%20RPP.pdf Гавриков В. Русская песенная поэзия XX века как текст. Брянск: ООО «Брянское СРП ВОГ». 2011. — 634 с.]
• Е.А. Зельдин. Децибелы. — М.: Энергия, 1977. — Т. 2.
• Кнабе Г. С. [ec-dejavu.net/m-2/Rock_music.html Рок-музыка и рок-среда как формы контркультуры] // Кнабе Г. С. Избранные труды. Теория и история культуры. — М.-СПб., 2006, с. 20-50
• Музыка наших дней / Вед. ред. Д. М. Володихин — М.: Аванта+, 2002. ISBN 5-94623-025-5
• А.Н. Платонов. "Энергетическая подзарядка" или подделки под рок. — М.: "КЖ" Молодая гвардия, 1987. — 34 с.
• Популярная музыка за рубежом. 1928—1997 гг.: Иллюстрир. биобиблиогр. справочник / Сост. А. А. Герасимов, Ю. Ю. Герасимова, Н. В. Миронова, В. В. Ястребов: под общ. ред. В. В. Ястребова. — Ульяновск: РИА «Симбвестинфо», 1997. — 462 с.: ил — (Справочники от «Симбвестинфо») — ISBN 5-86174-010-0
• Г. Риман. Музыкальный словарь. — М.: ДиректМедиа Паблишинг, 2008.
• О.А Феофанов. Рок-музыка вчера и сегодня. Очерк. — М.: Детская литература, 1978. — 158 с.
• Югин И. Рок-лексикон: Словарь рока и популярной музыки. М.: Галин А. В., 2011. 304 с., 1000 экз., ISBN 978-5-9901548-6-5
• Ястребов В. В. Женщины в зарубежной популярной музыке: Энциклопедический справочник / В. В. Ястребов. — М.: Изд-во НОТА-Р, 2004. — 912 с. (1824 стб): ил. — ISBN 5-98581-004-6
• Jeremy Pascall The illustrated history of Rock music. — New York: Galahad, 1978. ISBN 9-88-365399-0

Ссылки

Русскоязычные ресурсы

• Рок-музыка в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz).
• Илья Смирнов [scepsis.ru/library/id_1238.html «Глоток свободы»]

Англоязычные ресурсы

• [allmusic.com All Music Guide]
• [starling.rinet.ru/music/index.htm George Starostin’s Reviews]
• [rollingstone.com Rolling Stone.com]

Отрывок, характеризующий Рок-музыка

– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]