Рольдос Агилера, Хайме

Хайме Рольдос Агилера Jaime Roldós Aguilera<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
президент Эквадора
10 августа 1979 — 24 мая 1981
Предшественник:	Высший совет правительства
Преемник:	Освальдо Уртадо Ларреа
Рождение:	5 ноября 1940(1940-11-05) Гуаякиль, Эквадор
Смерть:	24 мая 1981(1981-05-24) (40 лет) горы Уайрапунга, Эквадор
Супруга:	Марта Букарам
Партия:	Объединение народных сил
Профессия:	адвокат
Награды:

Ха́йме Рольдо́с Агиле́ра (исп. Jaime Roldós Aguilera; 5 ноября 1940, Гуаякиль — 24 мая 1981, горы Уайрапунга, Эквадор) — президент Эквадора с 10 августа 1979 по 24 мая 1981 года. Во время своего короткого президентства он был известен своим пристальным вниманием к вопросу соблюдения прав человека. Его смерть в авиакатастрофе породила обвинения в том, что он оказался жертвой тайного заговора. Эквадорская партия рольдосистов, основанная популистом Абдалой Букарамом, была названа в его честь.

Президентство

После победы на президентских выборах он подписал указы о сокращении рабочей недели до 40 часов, а также об удвоении МРОТ (до 4000 сукре в месяц, 160 американских долларов по курсу того времени). 8 марта 1980 года он учредил Национальный план развития. 15 апреля 1980 он создал Комитет руководителей, для поиска решений в борьбе за власть с Национальным конгрессом, который возглавлял его бывший наставник Асад Букарама.

Он назвал 1981 год «годом развития» (el año del avance). В конце января и начале февраля 1981 года произошло военное противостояние с Перу в горах Кордильера-дель-Кондор. Столкновения произошли в районах Пакиша, Майайсу и Мачинаса. С мастерством дипломата он вышел из территориального спора в Организации американских государств.

Наиболее важное достижение — победа политики Рольдоса было в поддержку прав человека в эпоху, когда в большинстве стран Латинской Америки действовали военные диктатуры. В сентябре 1980 года Рольдос встретился с демократически избранными президентами в странах Андского региона (Венесуэла, Колумбия, Перу) и предложил подписать Хартию поведения, в которой были бы обозначены принципы всеобщей справедливости и прав человека, а также признание приоритета за правами человека над принципом невмешательства.

Американские консерваторы критиковали его политику, называя её лишь предлогом для вмешательства Советского Союза в регион, особенно в Центральную Америку. Они осуждали «доктрину Рольдоса», как и независимую политику президента Панамы Омара Торрихоса, который также погиб в авиакатастрофе несколько месяцев спустя. В результате победы Рональда Рейгана на президентских выборах 4 ноября 1980 у консерваторов появилась возможность давления на правительство Рольдоса, что усилило международную напряженность. В январе 1981 Агилера Рольдос отказался от приглашения на инаугурацию президента Рейгана из-за своего несогласия с поддержкой последним латиноамериканских режимов, нарушающих права человека. Рольдос также укрепил свои отношения с сандистским правительством в Никарагуа и Революционно-Демократическим фронтом, который противостоял военной диктатуре в Сальвадоре.

Гибель

24 мая 1981 года самолёт с Рольдосом на борту разбился в горах Уайрапунга в провинции Лоха. Погибли все пассажиры: жена Рольдоса Марта Букарам, министр обороны Марко Субиа Мартинес с женой, двое военных офицеров и пятеро других их спутников.

Обстоятельства и причины пожара не были окончательно выяснены. Автор и социальный активист Джон Перкинс в своей книге «Исповедь экономического убийцы» высказал версию, что он был убит, поскольку его план реорганизации нефтегазовой отрасли Эквадора поставил под угрозу интересы США. Эта версия, однако, присутствует с самого начала расследования, а также была опубликована в других книгах и документах.

Брат Рольдоса Леон становился вице-президентом Эквадора и неоднократно выдвигался на пост президента.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Рольдос Агилера, Хайме

Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.