Ромазан, Иван Харитонович

Иван Харитонович Ромазан
Дата рождения:	18 сентября 1934(1934-09-18)
Место рождения:	Магнитогорск, Челябинская область, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	27 июля 1991(1991-07-27) (56 лет)
Место смерти:	Магнитогорск, Челябинская область, РСФСР, СССР
Награды и премии:

Ива́н Харито́нович Ромаза́н (родился 18 сентября 1934 года, Магнитогорск, Челябинская область, РСФСР, СССР — 27 июля 1991 года, Магнитогорск, Челябинская область, РСФСР, СССР) — советский инженер-металлург, управленец, главный инженер Нижнетагильского металлургического комбината (1980—1984), главный инженер Магнитогорского металлургического комбината имени В. И. Ленина (1984—1985), директор Магнитогорского металлургического комбината (1985—1991). Герой Социалистического Труда (1991). Член КПСС с 1964 года. Кандидат в члены ЦК КПСС (1986—1989), член ЦК КПСС (1989—1990).

Биография

Детство и юность

Иван Ромазан родился 18 сентября 1934 года в городе Магнитогорске, его отец Харитон Митрофанович Ромазан (1907—1976) работал на железнодорожной станции, а мать Варвара Андреевна (1891—1986) работала в детском саду. По национальности Ромазан был украинцем. Детство Ивана прошло на Первом участке Магнитогорска, где его семья жила в одном из многочисленных бараков.

Когда Ивану было двенадцать лет — его родители развелись, после чего он воспитывался матерью. Ромазан не испытывал особой тяги к учёбе, часто спорил с учителями. Однако в дальнейшем под влиянием матери он стал лучше учиться. После окончания школы № 16 города Магнитогорска Ромазан поступил в Магнитогорский индустриальный техникум (ныне Магнитогорский Индустриальный Колледж им. Н.И. Макарова).

Трудовая деятельность

В 1954 году Ромазан окончил техникум, получает специальность «техника-металлурга» и направление в цех подготовки составов Магнитогорского металлургического комбината, где он занял пост помощника мастера. Уже в 1955 году в официальном печатном органе ММК газете «Магнитогорский металл» была опубликована статья о молодом мастере Иване Ромазане и его бригаде. Ромазан хорошо показал себя на производстве, за что и был назначен сменным мастером.

В 1960 году Иван Ромазан поступил в Магнитогорский горно-металлургический институт, где Ромазан руководил профсоюзным комитетом и являлся старостой своей группы. В 1965 году он окончил институт, получил квалификацию инженера-металлурга. Закончив обучение в институте, Ромазан вернулся на ММК, где начался его карьерный рост. Он работал мастером, диспетчером, заместителем начальника цеха, а в 1969 году Ромазан получил пост заместителя начальника управления материально-технического снабжения комбината, в 1970 году он стал заместителем начальника производственного отдела ММК.

В 1974—1980 годах Иван Ромазан работал главным сталеплавильщиком Магнитогорского металлургического комбината. В 1980 году Ромазан был назначен главным инженером Нижнетагильского металлургического комбината, на прощальном вечере он сказал, что уезжает, чтобы вернуться директором комбината. Ромазан тяжело переносил расставание с городом и Магнитогорским металлургическим комбинатом, не мог привыкнуть к новому рабочему месту Он просил вернуть его в Магнитку, соглашался на любую должность, однако в этом ему было отказано.

Он хорошо показал себя на Нижнетагильском комбинате, благодаря Ромазану предприятие стало активно развиваться, а объём выпускаемой продукции возрос. В апреле 1984 году Иван Харитонович Ромазан был переведен на должность главного инженера — заместителя Магнитогорского металлургического комбината, а осенью следующего года назначен его директором.

Директор Магнитогорского металлургического комбината

В сентябре 1985 года Иван Харитонович Ромазан был назначен директором Магнитогорского металлургического комбината, ему предстояло осуществить реконструкцию предприятия. Несмотря на то, что комбинат был одним из лидеров среди металлургических предприятий Советского Союза и всего мира, однако в технологическом плане предприятие отставало, техника была сильно изношена, а передовые достижения достигались мощностями, введенными в строй ещё в 1940-х годах.

Возглавил работу по глубокой реконструкции ММК. Реконструированы 6 доменных печей, аглофабрика № 1, строился стан «2000» горячей прокатки, проводились подготовительные работы по строительству стана «2000» холодной прокатки. Большое внимание уделял экологической обстановке в городе, улучшению медицинского обслуживания трудящихся.

Под руководством Ивана Харитоновича Ромазана была произведена реконструкция блюминга № 3. Несмотря на общую занятость, Ромазан дважды в день бывал на реконструируемом объекте, лично касался всех проблемных вопросов. Несмотря на то, что работы производились без остановки блюминга, реконструкция была закончена в 1989 году. Введение в строй обновленного объекта позволило ММК в дальнейшем выйти на рекордный уровень производства стали — 16,2 миллионов тонн в год.

В 1985 году Центральный комитет КПСС и Советское правительство приняли решение о строительстве кислородно-конвертерного цеха на Магнитогорском металлургическом комбинате. Строительство нового цеха положило начало переоснащению комбината. Иван Харитонович Ромазан сыграл чрезвычайно важную роль в строительстве и пуске данного цеха, который стал основой будущего благополучия как самого комбината, так и всего Магнитогорска.

Большое внимание Иван Харитонович Ромазан уделял экологической обстановке в городе Ромазан уделял немаловажное значение не только инфраструктуре Магнитогорского металлургического комбината, но и инфраструктуре самого города Магнитогорска. В частности он активно способствовал строительству нового мостового перехода через реку Урал — второму Южному переходу (ныне Казачья переправа). Другим детищем директора был магнитогорский ледовый дворец. Строительство дворца затруднялось тем, что только города-миллионеры имели право на существование собственной ледовой арены. Ромазан еженедельно проводил совещания на строительной площадке дворца, помогая решать возникающие проблемы. Дворец был сдан в эксплуатацию в 1990 году, после смерти Ромазана дворцу было присвоено его имя. Существование своего дворца позволило магнитогорской хоккейной команде Металлург участвовать в национальном хоккейном чемпионате.

Другой директор ММК Дмитрий Прохорович Галкин высоко оценивал деятельность Ивана Ромазана на директорском посту. Последний министр чёрной металлургии Советского Союза Серафим Колпаков вспоминал, что Ромазан приложил все свои усилия для модернизации Магнитогорского металлургического комбината, а также способствовал решению социальных проблем работников предприятия.

Смерть

27 июля 1991 года Ромазан должен был проводить селекторное совещание, однако ввиду плохого самочувствия он поручил это одному из своих подчиненных. Приехавшая скорая не смогла спасти Ромазана, он скончался в своём рабочем кабинете. Причиной смерти стал сердечный приступ.

На похороны пришло огромное количество магнитогорцев, Ромазан был похоронен на Правобережном кладбище города Магнитогорска.

Личность

Иван Ромазан сыграл важную роль в истории Магнитогорска и Магнитогорского металлургического комбината, поэтому в памяти магнитогорцев Ромазан остался «народным директором».

Ромазан был открытым, честным, очень внимательным человеком, который умел понимать других, разговаривать с людьми на понятном им языке. В своей деятельности Иван Ромазан уделял решающее значение человеку и его проблемам, он считал необходимым повышать производительность труда и раскрывать потенциал человека.

Личная жизнь

Во время учёбы в техникуме Иван Ромазан познакомился со своей будущей женой Евгенией Яковлевной, после свадьбы у них родилась дочь Ирина. Иван Харитонович большую часть своего времени проводил на работе, поэтому на семью у него оставалось очень мало времени. У Ромазана было двое внуков — Марина и Иван, по состоянию на 2014 год у него было также трое правнуков Сергей, Алиса, Владислав.

Ещё в детстве Ромазан увлекся голубями, в юности Ромазан и товарищи построили собственную голубятню на первом участке Магнитогорска. По воспоминаниям его жены Евгении Яковлевны, Ромазан очень много знал о голубях, и никогда не оставлял своё увлечение. В молодости Ромазан играл на гармони и на аккордеоне, всю свою жизнь Ромазан любил слушать музыку, а также хорошо пел сам. В свободное время он любил читать книги.

Память

После смерти Ивана Харитоновича Ледовый дворец Магнитогорска был назван его именем, в память о директоре проводится международный хоккейный турнир.

В память об Иване Харитоновиче Ромазане назван сквер в Правобережном районе Магнитогорска между проспектами Карла Маркса и Ленина. Именем Ромазана названа школа № 59 города Магнитогорска, в создании которой Иван Харитонович принимал непосредственное участие. В той же школе создан музей Ивана Ромазана, действует школьная общественная организация «Ромазановцы».

Кроме этого, в Магнитогорске установлены две мемориальные доски в память о Ромазане. Одна из них на доме, где он прожил свои последние годы, на улице Горького, дом 2, установленная летом 1999 года. Другая мемориальная доска была открыта на Магнитогорском дворце спорта, которая была установлена осенью 2014 года.

Награды и звания

• Герой Социалистического Труда (Указ Президиума Верховного Совета СССР 28 июня 1991 года, орден Ленина и медаль «Серп и Молот») — за большой личный вклад повышение эффективности производства в условиях технического перевооружения и реконструкции предприятия
• Заслуженный металлург РСФСР (Указ Президиума Верховного Совета РСФСР 4 марта 1991 года) — за заслуги в области металлургии и многолетний добросовестный труд
• Государственная премия СССР (1975)
• премия Совета Министров СССР (Постановление кабинета министров Союза ССР от 18 июня 1991 года) — за разработку и освоение новых процессов производства высококачественной стали марки 18ЮА и автоматизированных средств контроля качества полос на Магнитогорском и Череповецком металлургических комбинатах
• орден Ленина
• два ордена Трудового Красного Знамени
• Нагрудный знак «Изобретатель СССР»
• Лучший изобретатель черной металлургии

Литература

• Ромазан Иван Харитонович // Советский энциклопедический словарь / гл. ред. А. М. Прохоров. — 4-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1989. — С. 1135. — 1632 с. — 25 000 000 экз.
• Богуж Е. Л., Свентицкий Г. В. Ромазан Иван Харитонович // Челябинская область: Энциклопедия / Гл. ред. К. Н. Бочкарев. — Челябинск: Каменный пояс, 2003. — Т. V. — П—Се.. — 880 с. — ISBN 5-88771-030-6.
• Лапин А.М., Пукаляк Н.Г., Фатина Т.В. (составители). Иван Ромазан / Лапин Александр Максимович. — Магнитогорск: Магнитогорский дом печати, 1999. — 367 с. — 3000 экз. — ISBN 5-7114-0157-2.
• Магнитогорск: Краткая Энциклопедия. — Магнитогорск: Магнитогорский дом печати, 2002. — 557 с. — ISBN 9785711402176.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=16347 Ромазан, Иван Харитонович]. Сайт «Герои Страны».

• Елена Брызгалина. [www.tv-in.ru/view_post.php?id=864&catig=8&sub_catig=99 Директора Магнитки (Иван Ромазан)]. Телекомпания «ТВ-ИН» (18 сентября 2014 года). Проверено 7 января 2015.
• Александр Власюк. [www.tv-in.ru/view_post.php?id=863&catig=6&sub_catig=99 ТВ-ММК: Иван Ромазан]. Телекомпания «ТВ-ИН» (18 сентября 2014 года). Проверено 28 января 2015.

Отрывок, характеризующий Ромазан, Иван Харитонович

– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.