Романовский, Дмитрий Леонидович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Леонидович Романовский
Научная сфера:

терапия

Место работы:

Клинический институт усовершенствования врачей

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Санкт-Петербургский государственный университет
Военно-медицинская академия

Дми́трий Леони́дович Романо́вский (18611921) — российский врач-терапевт[1], гематолог, микробиолог и инфекционист.





Биография

Из curriculum vitae[2]:

Лекарь Дмитрий Леонидович Романовский, С.-Петербургский мещанин, православного вероисповедания,
родился в 1861 году, в Псковской губернии; среднее образование получил в 6-й С.-Петербургской гимназии.
В 1880 г. поступил в Спб. Университет на естественное отделение физико-математического факультета, где прошёл два курса, а в 1882 году был принят в число слушателей тогдашнего «приготовительного» курса Военно-Медицинской Академии, которую окончил с отличием в 1886 году. 30-го ноября, 1886 года был назначен младшим ординатором Иваногородскаго военного госпиталя, а 31-го декабря того же года переведен младшим врачом в Ревельский местный лазарет, где состоял до конца сентября 1889 года, находясь в терапевтическом отделении. В сентябре 1889 года был прикомандирован к Петербургскому Николаевскому военному госпиталю, где состоял сначала при клиническом отделении проф. М. И. Афанасьева, а с мая 1890 г. заведует глазным отделением госпиталя.

— Диссертация РДЛ «К вопросу о паразитологии и терапии болотной лихорадки» Спб. 1891 г., стр. 118.

С 1908 года и до конца жизни Дмитрий Леонидович был профессором Клинического института усовершенствования врачей в Петербурге. Умер 19 февраля 1921 года в Кисловодске от стенокардии

Вклад Д. Л. Романовского в науку

В диссертации «К вопросу о паразитологии и терапии болотной лихорадки» (1891) Д. Л. Романовский дал описание тонкого строения малярийного плазмодия, открытого в 1880 году французским учёным А. Лавераном. Используя специальный набор красителей для микроскопии (эозин-метиленовый синий) (модификация метода двойной окраски препаратов крови, который предложил в 1889 году российский врач Ч. И. Хенцинский)[3][4], он показал, что у больных, получавших хинин, малярийные плазмодии оказывались повреждёнными. Наибольший эффект отмечался для бесполых внутриклеточных форм, ядра которых быстро разрушались. Уже через 2 дня никаких паразитов в крови больных обнаружить не удавалось. Результаты этих опытов позволили Д. Л. Романовскому утверждать, что при лечении малярии хинин больше вредит паразиту, чем хозяину. Этот вывод имел большое историческое значение, так как раньше никто даже не предполагал, что лекарственное вещество может действовать подобным образом. Считалось, что лекарственные вещества просто усиливают защитные силы организма или служат источником дополнительной энергии. Д. Л. Романовский предсказывал, что в будущем будут найдены специфически действующие вещества для борьбы и с другими заболеваниями, способные в максимальной степени повреждать паразитов и наносить минимальный вред тканям хозяина. Предсказания Д. Л. Романовского настолько не соответствовали уровню развития науки того времени, что совершенно не привлекли внимания учёных. Однако именно эту идею возродил П. Эрлих, основав химиотерапию.[5]
Нужно отметить, что если химиотерапия в своём развитии сегодня уже пережила период безоглядного оптимизма (достаточно вспомнить о проблеме антибиотикорезистентности), то окрашивание по Романовскому по-прежнему и безоговорочно актуально.

Окрашивание по Романовскому

Рабочая группа экспертов по красителям и методам окраски ICSH, состоящая из наиболее видных учёных, даёт следующее определение:
«Эффект окрашивания Романовского заключается в том, что синий катионный краситель азур B и красно-оранжевый анионный краситель эозин Y при взаимодействии с биологическими субстратами дают больше цветов, чем только синий и красно-оранжевый. Красно-фиолетовый (purple) — самый важный цвет, который характеризует эффект Романовского».
Исходя из этого определения, окраска по Романовскому, или, как ещё говорят, окраска типа Романовского — это группа методик, в которых проявляется одноимённый эффект.

Несмотря на длительную историю, «окраска по Романовскому и сейчас имеет выдающееся значение для морфологической идентификации гемопоэтических и других типов клеток. Продолжается осмысление механизмов эффекта Романовского, разрабатываются новые варианты способов окраски, в частности, что очень важно, наконец, делаются попытки внедрения в практику стандартизованных методик».[4][6]

См. также

Источники

  1. Выдающиеся исследования отечественных учёных о возбудителях малярии, М: Медгиз, 1951. — 272 с.
  2. [www.romanowsky.ru/home сайт посвящён памяти Чеслава Ивановича Хенцинского и Дмитрия Леонидовича Романовского (документы)]
  3. Идельчик X. И., Левит M. M., Приоритеты русских учёных в некоторых вопросах медицины. Сообщение 1 — Выдающиеся работы врачей Одесской городской больницы, «Советское здравоохранение», 1949, № 3.
  4. 1 2 [www.romanowsky.ru/ftpgetfile.php?id=41 Безруков А. В. Окраска по Романовскому: к вопросу о приоритете / К 120-й годовщине открытия эффекта Романовского. — 12 с.]
  5. Альберт А. Избирательная токсичность. Физико-химические основы терапии. Пер. с англ. В 2 томах. Т. 1. — М: Медицина, 1989, С. 237—238. ISBN 5-225-01519-0
  6. [www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/?term=PMID%3A+6204684 ICSH reference method for staining of blood and bone marrow films by azure В and eosin Y (Romanowsky stain). British Journal of Haematology, 1984, 57, 707—710]

Напишите отзыв о статье "Романовский, Дмитрий Леонидович"

Отрывок, характеризующий Романовский, Дмитрий Леонидович

Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.