Романовский, Пётр Арсеньевич
Поделись знанием:
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
| Романовский Пётр Арсеньевич | ||
 | ||
| Пётр Романовский, 1923 год | ||
|---|---|---|
| Дата рождения: | ||
| Место рождения: | ||
| Гражданство: | ||
| Дата смерти: | ||
| Место смерти: | ||
| Награды и премии: |
| |
Пётр Арсеньевич Романо́вский (17 (29) июля 1892, Санкт-Петербург — 1 марта 1964, Москва) — советский шахматист, международный мастер (1950). Двукратный чемпион СССР (1923 и 1927). Заслуженный мастер спорта СССР (1934). Заслуженный тренер СССР (1957).
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
| 8 |           | 8 | |||||||
| 7 | 7 | ||||||||
| 6 | 6 | ||||||||
| 5 | 5 | ||||||||
| 4 | 4 | ||||||||
| 3 | 3 | ||||||||
| 2 | 2 | ||||||||
| 1 | 1 | ||||||||
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
А. Алехин - П. Романовский, 1909. Финальная позиция. После хода чёрных 41... Лh6 белые сдались.
Содержание
Биография
Родился 29 июля 1892 года в Санкт-Петербурге.
Кроме шахмат, с детства увлекался поэзией и игрой на музыкальных инструментах. В 1909 году, играя во Всероссийском турнире любителей, сумел взять верх над будущим чемпионом мира Александром Алехиным. В 1914 году в побочном турнире в Мангейме поделил второе место.
В 1920 году на Всероссийской олимпиаде (первом чемпионате Советской России) занял второе место позади Алехина. В 1921 году основал первое советское шахматное издание — «Листок шахматного кружка Петрогубкоммуны». В 1923 году стал Чемпионом РСФСР, а в 1925 — разделил 7-8 место на международном турнире в Москве. В 1927 году Романовский выиграл матч-турнир шести сильнейших шахматистов Ленинграда, сделав всего 2 ничьи в 10 партиях, опередив в том числе и Михаила Ботвинника. В том же году завоевал звание Чемпиона СССР.
В конце 1920-х годов Романовский стал заниматься тренерской работой, среди его учеников — В. А. Алаторцев, В. А. Чеховер, Г. И. Равинский и другие.
Пережил первую блокадную зиму. В течение января 1942 гг. умерли жена (?)[1] и 4 дочери П. А. Романовского (Кира, Светлана, Рогнеда и Анна).[2]
После войны Романовский снова женился (жена — Елизавета Сергеевна). От этого брака родились сын Виктор (кандидат в мастера спорта) и дочь Вера.[3]
Основные спортивные результаты
| Год | Турнир | + | - | = | Результат | Место | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1908 | Санкт-Петербург | Матч с А. А. Романовским[4] | 4 | 4 | 2 | 5 : 5 | |
| Санкт-Петербург | Осенний турнир Петербургского шахматного собрания | 5 | 4 | 2 | 6 из 11 | 4-6 | |
| 1909 | Санкт-Петербург | Весенний турнир Петербургского шахматного собрания | 8 | 3 | 2 | 9 из 13 | 3 |
| Санкт-Петербург | Всероссийский турнир любителей памяти М. И. Чигорина | 6 | 8 | 2 | 7 из 16 | 10-11 | |
| 1910 | Санкт-Петербург | Матч с А. А. Романовским | 6 | 6 | 1 | 6,5 : 6,5 | |
| 1912 | Санкт-Петербург | Турнир мастеров и I категории | 4 | 1 | 4 | 6 из 9 | 3-4 |
| Матч Москва — Санкт-Петербург (9-я доска, против Н. Павлова-Пьянова) | 1 | 0 | 0 | 1 из 1 | |||
| Чемпионат Политехнического института | 10 | 0 | 1 | 10½ из 11 | 1 | ||
| 1913 | Санкт-Петербург | Турнир I категории | 5 | 1 | 3 | 6,5 из 9 | 2 |
| 1914 | Чемпионат высших учебных заведений Петербурга | 1 | |||||
| групповой турнир | 5 | 0 | 4 | 7 из 9 | 1-2 | ||
| финальный турнир | 3 | 0 | 2 | 4 из 5 | 1-2 | ||
| дополнительный матч с С. Н. Фрейманом | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 | |||
| Мангейм | XIX Конгресс Германского шахматного союза (турнир Б) | ||||||
| предварительный этап | 5 | 2 | 2 | 6 из 9 | 1 | ||
| группа победителей | 4 | 2 | 2 | 6 из 8 | 2-3 | ||
| Баден-Баден | 1-й турнир русских шахматистов-военнопленных | 3 | 4 | 5 | 5½ из 12 | 4-5 | |
| 1914 / 15 | Триберг | 2-й турнир русских шахматистов-военнопленных | 4 | 3 | 3 | 5½ из 10 | 3 |
| 1915 | Триберг | 3-й турнир русских шахматистов-военнопленных | 0 | 3 | 2 | 1 из 5 | 5-6 |
| 1916 | Петроград | Турнир I категории | 4 из 6 | [5] | |||
| 1918 | Петроград | Турнир I категории | 5 | 0 | 1 | 5,5 из 6 | 1-2 |
| 1919 | Петроград | Турнир четырех шахматистов (двухкруговой) | 5 | 0 | 1 | 5,5 из 6 | 1 |
| Петроград | Матч с И. Л. Рабиновичем | 1 | 5 | 1 | 1,5 : 5,5 | ||
| 1920 | Москва | Турнир I категории | [6] | ||||
| Москва | Матч с Н. Д. Григорьевым | 4 | 1 | 0 | 4 : 1 | [7] | |
| Москва | Всероссийская шахматная олимпиада | 10 | 3 | 2 | 11 из 15 | 2 | |
| 1921 | Петроград | Турнир шести шахматистов | 3 из 5 | 2 | |||
| 1922 | Чемпионат Петрограда | 5 | 3 | 3 | 6½ из 11 | 5-6 | |
| 1922 / 23 | Петроград | Зимний турнир мастеров и I категории | 9,5 из 12 | 2-3 | |||
| 1923 | Петроград | Матч с С. Б. Готгильфом | 5 | 1 | 0 | 5 : 1 | |
| Петроград | Турнир I категории | 7 | 0 | 0 | 7 из 7 | 1 | |
| 2-й чемпионат СССР | 9 | 1 | 2 | 10 из 12 | 1 | ||
| Новгород | Турнир мастеров и I категории | 5 | 0 | 2 | 6 из 7 | 2 | |
| 1924 | Ленинград | Показательные партии с Эм. Ласкером | 0 | 1 | 1 | 0,5 из 2 | |
| Ленинград | Чемпионат Ленинграда | 3 | 4 | 3 | 4½ из 10 | 3 | |
| Ленинград | Турнир четырех шахматистов (двухкруговой) | 3,5 из 6 | 1-2 | ||||
| Москва | 3-й чемпионат СССР | 12½ из 17 | 2 | ||||
| Ленинград | Матч с Е. Д. Боголюбовым | 1 | 5 | 6 | 4 : 8 | ||
| 1925 | Ленинград | Турнир 10-ти (Е. Д. Боголюбов и 9 ленинградских шахматистов) | 6 | 1 | 2 | 7 из 9 | 1-2 |
| Ленинград | Чемпионат Ленинграда | 8 | 2 | 1 | 8½ из 11 | 1-4 | |
| Ленинград | 4-й чемпионат СССР | 9 | 6 | 4 | 11 из 19 | 6-8 | |
| Москва | Международный турнир | 9 | 6 | 5 | 11½ из 20 | 7-8 | |
| 1926 | Ленинград | Турнир Петроградской стороны | 7 | 0 | 1 | 7,5 из 8 | 1 |
| 1926 / 27 | Чемпионат профсоюза совторгслужащих | 12 | 0 | 3 | 13½ из 15 | 1 | |
| 1927 | Ленинград | Турнир шести шахматистов (двухкруговой) | 8 | 0 | 2 | 9 из 10 | 1 |
| Москва | 5-й чемпионат СССР | 12 | 3 | 5 | 14½ из 20 | 1-2 | |
| Ленинград | Матч Ленинград — Москва (против Ф. И. Дуз-Хотимирского) | ||||||
| 1928 | Ленинград | Чемпионат Ленинграда | 6 | 2 | 7 | 9½ из 15 | 3-4 |
| Ленинград | Чемпионат профсоюза совторгслужащих | 10 | 2 | 1 | 10½ из 13 | 1 | |
| Минск | Чемпионат Белорусской ССР | 6 | 5 | 2 | 7 из 13 | 6-7 | |
| 1928 / 29 | Чемпионат профсоюза рабпрос | 9 | 2 | 3 | 10½ из 14 | 2-3 | |
| 1929 | Ленинград | Чемпионат Ленинграда (предварительная группа) | 5 | 1 | 3 | 6,5 из 9 | 1-2 |
| (финальный турнир) | 4 | 2 | 1 | 4,5 из 7 | 2-3 | ||
| Москва | Международный рабочий конгресс | 7 | 1 | 1 | 7½ из 9 | 1-2 | |
| 1930 | Ленинград | Турнир ленинградских мастеров | 2 | 2 | 4 | 4 из 8 | 4-6 |
| Чемпионат профсоюза пищевиков | 15 | 1 | 0 | 15 из 16 | 1 | ||
| Ленинград | Матч Ленинград — Москва (против Н. М. Зубарева) | 0 | 1 | 1 | 0,5 из 2 | ||
| 1930 / 31 | Ленинград | Турнир в Доме печати | 5 | 2 | 3 | 6,5 из 10 | 4 |
| Ленинград | Чемпионат Ленинграда | 8 | 2 | 7 | 11½ из 17 | 2 | |
| 1931 | Москва | Полуфинал 7-го чемпионата СССР | 4 | 0 | 5 | 6,5 из 9 | 1-2[8] |
| 1932 / 33 | Ленинград | Турнир ленинградских мастеров в Доме ученых | 4 | 4 | 2 | 5 из 10 | 4-5 |
| 1933 | Москва | Турнир четырех мастеров (двухкруговой) | 0 | 4 | 2 | 1 из 6 | 4 |
| Ленинград | Турнир ленинградских мастеров | 8 | 1 | 4 | 10 из 13 | 1-2 | |
| Ленинград | 8-й чемпионат СССР | 6 | 6 | 7 | 9½ из 19 | 10-11 | |
| 1934 | Ленинград | Турнир ленинградских мастеров | 6 | 4 | 3 | 7,5 из 13 | 4-7 |
| Ленинград | Турнир профсоюза рабпрос | 11 | 3 | 0 | 11 из 14 | 1-2 | |
| Ленинград | Международный турнир (с участием М. Эйве и Г. Кмоха) | 4 | 1 | 6 | 7 из 11 | 2-3 | |
| Москва | Чемпионат профсоюза финансово-банковских работников | 4 | 1 | 2 | 5 из 7 | 2 | |
| 1935 | Москва | Международный турнир | 6 | 5 | 8 | 10 из 19 | 8-10 |
| 1937 | Москва | Чемпионат профсоюза финансово-банковских работников | 9 | 1 | 1 | 9½ из 11 | 1-2 |
| 1938 | Ленинград | Полуфинал 11-го чемпионата СССР | 7 | 1 | 9 | 11,5 из 17 | 2 |
| 1939 | Ленинград — Москва | «Тренировочный» международный турнир | 3 | 8 | 6 | 6 из 17[9] | 16 |
| Ленинград | 11-й чемпионат СССР | 1 | 11 | 5 | 3½ из 17[10] | 18 | |
| 1942 | Иваново | Чемпионат Иванова | 10 | 0 | 0 | 10 из 10 | 1 |
| 1943 | Москва | Турнир 25-летия РККА (двухкруговой) | 7 | 6 | 3 | 8,5 из 16 | 4-6 |
| 1944 | Москва | Полуфинал 13-го чемпионата СССР | 5 | 3 | 7 | 8,5 из 15 | 6-7[11] |
| 1945 | Москва | Полуфинал 14-го чемпионата СССР | 8 | 2 | 5 | 10,5 из 15 | 2-4 |
| Москва | 14-й чемпионат СССР | 4 | 8 | 5 | 6½ из 17 | 15 | |
| Москва | Командное первенство Москвы | ||||||
| Москва | Командное первенство ВЦСПС | ||||||
| 1946 | Москва | Чемпионат Московского совета ДСО «Большевик» | 8 | 0 | 1 | 8½ из 9 | 1 |
| 1948 | Москва | Турнир памяти Н. Н. Рюмина | 5 | 2 | 2 | 6 из 9 | 3 |
| 1950 | Москва | Первенство МГУ | 10,5 из 15 | 2 | |||
| 1951 | Москва | Тренировочный турнир | |||||
| 1953 | Москва | Командное первенство вузов Москвы |
Интересный факт
- 20 июля 1924 года в Ленинграде на Дворцовой площади Илья Рабинович сыграл с Романовским в «живые шахматы». Белыми фигурами были бойцы Красной Армии, чёрными — ВМФ.
Напишите отзыв о статье "Романовский, Пётр Арсеньевич"
Примечания
- ↑ И. З. Романов предполагает, что упоминаемая в письмах Романовского Агнесса Васильевна являлась домохозяйкой. Первая жена Романовского Анна Петровна умерла при родах младшей дочери в конце 1935 г.
- ↑ Романов И.З. Петр Романовский. — М.: ФиС, 1984. — С. 110.
- ↑ Романов И.З. Петр Романовский. — М.: ФиС, 1984. — С. 107, 127.
- ↑ Романовский Александр Александрович (1880—1942). Старший брат П. А. Романовского. Шахматист I категории. Участник Всероссийского турнира (Санкт-Петербург, 1905 / 06 гг.; 10 из 16, +8-4=4, включая очко от выбывшего из турнира М.И, Чигорина, 6-7 места).
- ↑ Турнир не закончен
- ↑ Нет полных данных
- ↑ Матч прерван из-за срочного отъезда Романовского
- ↑ От участия в чемпионате СССР отказался в знак протеста против решения оргкомитета допустить в турнир Б. М. Верлинского и Н. Н. Рюмина, пострадавших при подсчете коэффициентов в полуфиналах
- ↑ Включая очко от выбывшего из турнира В. Н. Панова
- ↑ Реальный результат — 3,5 из 12; в 2 неокоченных и 3 несыгранных партиях засчитаны поражения
- ↑ В чемпионате СССР не смог сыграть по состоянию здоровья
Книги
- Матч Алехин — Капабланка на первенство мира. — Ленинград, 1928. — 131 с. (В соавторстве с Г. Я. Левенфишем)
- Миттельшпиль: Комбинация и план в шахматной партии: Практическое руководство. — Ленинград: Шахматный листок, 1929. — 222 с.
- Что каждый должен знать о дебюте. — Ленинград: Шахматный листок, 1929. — 128 с.
- Шахматные идеи на практике : Для повышения квалификации. — Москва-Ленинград: Физкультура и спорт, 1930. — 134, [2] с.
- Пути шахматного творчества. — Москва-Ленинград: Физкультура и туризм, 1933. — 232 с.
- Вопросы шахматной методики : Программы шахматных школ разного типа. — Москва-Ленинград: Физкультура и туризм, 1938. — 72 с.
- Избранные партии. — Москва: Физкультура и спорт, 1954. — 228 с.
- Романтизм в шахматном искусстве. — Москва: Физкультура и спорт, 1959. — 84 с.
- Миттельшпиль: План. — Москва: Физкультура и спорт, 1960. — 263 с.
- Миттельшпиль: Комбинация. — Москва: Физкультура и спорт, 1963. — 223 с.
Литература
- П. А. Романовский. [Шахматист. 1892—1964. Некролог]. Шахматы в СССР, 1964, № 4, с. 20, с портр. — Подпись: Редколлегия журн. «Шахматы в СССР».
- Шахматный словарь / гл. ред. Л. Я. Абрамов; сост. Г. М. Гейлер. — М.: Физкультура и спорт, 1964. — С. 322—323. — 120 000 экз.
- Романов И. З. Петр Романовский. — Москва: Физкультура и спорт, 1984. — 160 с.
- Шахматы : энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 338. — 624 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-005-3.
Ссылки
- [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=12727 Партии в базе ChessGames]
Отрывок, характеризующий Романовский, Пётр Арсеньевич
– Петр Кириллович.– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 29 июля
- Родившиеся в 1892 году
- Умершие 1 марта
- Умершие в 1964 году
- Родившиеся в Санкт-Петербурге
- Умершие в Москве
- Шахматисты России
- Шахматисты России (по 1917)
- Чемпионы России по шахматам
- Чемпионы СССР по шахматам
- Шахматисты СССР
- Заслуженные мастера спорта СССР
- Заслуженные тренеры СССР
- Заслуженные тренеры СССР по шахматам
