Романов, Роман Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Князь Роман Петрович
Роман Петрович с супругой и сыновьями.
Род деятельности:

князь императорской крови

Место рождения:

Санкт-Петербург

Отец:

великий князь Пётр Николаевич

Мать:

принцесса Милица Черногорская

Супруга:

графиня Прасковья Дмитриевна Шереметева

Дети:

Николай, Дмитрий

Роман Петрович Романов (5/17 октября 1896, Санкт-Петербург — 23 октября 1978, Рим) — князь императорской крови, сын великого князя Петра Николаевича и великой княгини Милицы Николаевны. Правнук императора Николая I, брат княжен императорской крови Марины Петровны и Надежды Петровны, кузен княгини императорской крови Елены Петровны.





Жизнь до эмиграции

Князь Роман Петрович родился во дворце родителей Знаменка 17 октября 1896 года, там же прошли и его детские годы. Ещё ребенком отличался слабым здоровьем, у него были больные легкие. В 1910 году он был зачислен во Владимирский кадетский корпус. В 1914 году началась Первая Мировая война. К этому времени Роман Петрович уже являлся выпускником Николаевской Инженерной Академии. В сентябре 1916 года Роман Петрович получил звание офицера и отправился на кавказский фронт, где принял участие в боях за Эрзерум и Трапезунд. Однажды молодой князь попал под обстрел турков, за это, он получил именную ленту на саблю, хотя дядя Романа Петровича великий князь Николай Николаевич не был доволен награждением племянника, считая, что ничего героического он не сделал. Служил князь Роман Петрович в инженерных войсках под руководством своего отца. В Первую мировую войну с октября 1916 года находился на Кавказском фронте при своем дяде Николае Николаевиче. По причине болезни дослужился лишь до младшего офицерского чина.

Награды

Жизнь в изгнании

После революции находился вместе с родителями в крымском имении Дюльбер, принадлежавшем великокняжеской семье. Там Роман Петрович пережил революционные треволнения и покинул Россию вместе с другими Романовыми на британском линейном корабле «Мальборо» в апреле 1919 года. В 1936 году Роман Петрович вместе с семьёй перебрался в Рим. Когда началась война и итальянцы пришли в дом к Роману Петровичу, чтобы уговорить его принять черногорский престол, то он с негодованием отказался, дав понять, что никто из его семьи сотрудничать с фашистами не будет.

Война закончилась в 1945 году, а политическая ситуация в Италии оставалась нестабильной. В результате референдума в 1946 году Италия была провозглашена республикой и все члены итальянского королевского дома были вынуждены покинуть страну. Семья Романа Петровича уехала в Египет, где сыновья Николай и Димитрий пошли работать, старший занимался продажей табака, а младший работал на автомобильном заводе Форда.

Египетское изгнание завершилось в 1951 году, когда Роман Петрович вместе с женой вернулся в Рим. С 1954 года он начал писать мемуары, ведя обширную переписку с родственниками, разбросанными по всему миру. Князь Роман Петрович задумывал написать две книги, одну о жизни до эмиграции и вторую о жизни уже в изгнании. Но его замыслам не суждено было сбыться, он успел закончить лишь первую часть, которая увидела свет только в 1991 году.

Создание семейного объединения

Ещё одним важным делом в жизни для Романа Петровича стало создание «Объединение членов рода Романовых», организации, целью которого входит укрепление связи между потомками Дома Романовых. В середине 1970-х годов он стал замечать, что контакты между членами семьи стали слабеть, многие, в результате эмиграции, оказались не то что в разных странах, а даже на разных континентах. Как вспоминал младший сын Романа Петровича Димитрий Романович, "с утра отец часто садился за пишущую машинку "Ремингтон" и писал родственникам, иногда по 5-6 писем в день". Усилиями Романа Петровича контакты восстановились.

Брак и дети

3(16) ноября 1921 года в Антибе женился на графине Прасковье Дмитриевне Шереметевой (1901—1980), внучке известного историка графа Сергея Дмитриевича Шереметева. В браке родилось двое сыновей:

Династические споры

Роман Петрович, как и вся ветвь Николаевичей, отказался признать Кирилла Владимировича, отрицательно относился и к притязаниям Владимира Кирилловича, в 1969 году князь, вместе со всеми живущими представителями Дома Романовых, официально выступил против его решений.

Так как из-за противоречий князь Роман Петрович не испрашивал разрешения на брак с графиней Прасковьей Дмитриевной Шереметьевой, то брак не признается ветвью Кирилловичей.

Последние годы

Скончался Роман Петрович 23 октября 1978 года в Риме, похоронен на кладбище Монте Тестаччо в Риме. Княгиня Прасковья Дмитриевна умерла в 1980 году.

Библиография

  • Григорян В. Г. Биографический справочник. — М.:АСТ.2007.
  • Пчелов Е. В. Романовы. История династии.— М.:ОЛМА-ПРЕСС,2004.
  • Кавалеры Императорского ордена Святого Александра Невского (1725—1917). Биобиблиографический словарь в трех томах. Т.3. — М., 2009. — С.862.

Напишите отзыв о статье "Романов, Роман Петрович"

Отрывок, характеризующий Романов, Роман Петрович

– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.