Романское искусство

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Рома́нским иску́сством, рома́нским сти́лем или рома́никой (от лат. Roma — Рим) принято называть период в европейском искусстве, начиная примерно с 1000 года и вплоть до возникновения готического стиля в XIII веке или позже, в зависимости от региона. Этот термин распространился в XIX веке среди историков искусства, особенно применительно к романской архитектуре, которая сохранила многие характерные черты римского архитектурного стиля, в первую очередь круглоголовые арки, а также цилиндрические своды, апсиды и украшения в виде листьев-акантов, но также внедрила очень много своих специфических элементов. В Южной Франции, Испании и Италии существовала преемственность в архитектуре от поздней античности, однако романский стиль стал первым направлением в искусстве, распространившимся по всей католической Европе, от Дании до Сицилии. Самый яркий пример архитектуры Романского стиля — Замок Лиде в Южной части Германии. Романское искусство испытало также сильное влияние византийского искусства, особенно в живописи. В дальнейшем, пройдя через антиклассический энергичный декор искусства Британских островов, в Европе сформировался новаторский и гармоничный стиль. Предшествующий романике период известен как дороманский.





Характерные черты

Помимо архитектуры романский период в искусстве характеризовался очень энергичным стилем, как в скульптуре, так и в живописи. Живопись продолжала по существу следовать византийским иконографическим традициям по наиболее распространенной церковной тематике, включающей Деисуса, Страшный суд и сцены из жизни Христа. В иллюминированных рукописях, среди которых наиболее богато украшенными произведениями этого периода были библия и псалтырь, лучше всего можно увидеть, как менялись изображения на этих сценах. То же самое касается капителиев колонн, выполненных наиболее впечатляющими именно в этот период, чаще всего на них вырезаны великолепные сцены со многими фигурами. В самом начале этого периода в Германии появились такие новшества, как распятие в виде большого деревянного креста, свободно стоящие статуи Мадонны, возведённой на трон, а горельеф стал скульптурной доминантой этого периода.

Цвета красок в большинстве случаев очень выразительны, по большей части они сохранились в первозданном виде, хотя в настоящее время остались яркими только в витражах и в некоторых хорошо сохранившихся рукописях. Именно в этот период стали широко использоваться витражи, но их сохранность оставляет желать лучшего. Изобретённые в этот период тимпаны, используемые в главных порталах церквей, содержали композиции, взятые с величественных рисунков. Чаще всего это снова Спас в величии и Страшный суд, но трактовка их сделана с большей свободой, чем аналогичные картины, так как полностью эквивалентные византийские образцы отсутствовали.

Композиции на порталах обычно имели небольшую глубину, и они должны были быть гибкими, чтобы в отведённое пространство втиснуть заглавные буквы-рисунки, капители колонн, а также церковные тимпаны. Это сковывание тесных рамок, из которых иногда выскальзывает композиция, является постоянным лейтмотивом в романском искусстве. Фигуры по-прежнему часто меняются в размерах в зависимости от их важности, а пейзажи, если их вообще пытались вставить, были ближе к абстрактному украшению, чем к реальности, как, например, деревья на «странице Моргана» из Винчестерской Библии. Портретной живописи в то время вообще ещё не существовало.

Предпосылки

В этот период в Европе наблюдался неуклонный рост по пути к благополучию и процветанию, и искусство высочайшего качества уже не испытывало ограничений, имевших место в периоды каролингского и оттоновского возрождений, когда искусство развивалось в окрестности королевского двора и в небольшом кругу монастырей. Монастыри по-прежнему играют чрезвычайно важную роль, особенно те, которые основываются экспансионистскими католическими орденами этого периода, цистерцианским, бенедиктинским и картезианским, распространившимися по всей Европе. Но городские церкви, лежащие на путях паломничества, и многие церкви в небольших городах и сёлах были в этот период искусно оформлены на очень высоком уровне. Конечно, очень многие из таких храмов, сохранившихся до наших дней, были позже перестроены, да и ни один королевский дворец романской эпохи не выжил.

Мирской художник становится важной фигурой, Николай Верден был известен, по-видимому, по всей Европе. Большинство каменотёсов и ювелиров того времени были мирянами, как и большая часть художников, подобно Мастеру Гюго, по крайней мере те из них, которые творили в конце периода и выполнили лучшие работы той эпохи. Иконография и другие церковные работы, без сомнения, выполнялись по консультациям с клерикальными советниками.

Скульптура

Изделия из металла, эмали и слоновой кости

Драгоценности в изделиях этого периода имели очень высокий статус, и ценились, вероятно, гораздо выше, чем сами картины — мы чаще знаем имена ювелиров, чем художников, декораторов или архитекторов-строителей. Изделия из металла, оссуарии для хранения мощей, хорошо сохранились. Самым известным является реликварий трёх царей из Кёльнского собора работы Николая Верденского (около 1180—1225). К мёзской школе принадлежат также Ставелотский триптих и реликварий святого Мавра. Большие реликварии и фасады алтаря делались в круговой деревянной раме, а менее масштабные изделия, типа шкатулок, изготовлялись из металла и эмали. Сохранились некоторые светские предметы, такие как зеркальца, ювелирные изделия, застежки, что несомненно указывает на важность изделий из драгоценных металлов для знати.

Бронзовый глостерский подсвечник и латунная купель 1108—1117 г.г. из церкви св. Варфоломея в Льеже, сохранившиеся до настоящего времени, являются превосходными, хотя и разными по стилю, образцами металлического литья, чрезвычайно замысловатого и энергичного, имеющего сходство с живописью рукописей, а купель, кроме того, демонстрирует мёзский стиль в его самом классическом и величественном исполнении. Другими важнейшими сохранившимися реликвиями являются бронзовые двери, триумфальная колонна и вся гарнитура Хильдесхаймского собора, гнезненские врата и двери базилики Сан-Дзено Маджоре в Вероне. Акваманилы, являющиеся сосудами в форме животного для омовения рук, появились в Европе, по-видимому, в XI веке, и часто они имели фантастические зооморфные формы. Сохранившиеся их образцы в основном сделаны из латуни. Большое впечатление производят сохранившиеся печати на грамотах и документах, а вот романские монеты обычно не вызывают особого эстетического интереса.

Крест из музея Клойстерс в Нью-Йорке представляет собой необычно большое распятие из слоновой кости, украшенное сложной резьбой, включающей множество фигур пророков и других лиц. Клойтерский крест приписывается одному из сравнительно небольшого числа художников, чьё имя известно, мастеру Гуго, который также занимался иллюстрированием манускриптов. Подобно многим другим произведениям, крест изначально был частично цветным. Образцом хорошо сохранившихся миниатюрных изделий из слоновой кости являются шахматы с острова Льюис. Другими артефактами являются посохи иерархов, декоративные тарелки, наперсные кресты и ряд подобных объектов.

Скульптура в украшении зданий

С падением Римской империи традиции резьбы по камню монументальных произведений и бронзовая скульптура практически исчезли, фактически они продолжали существовать только в Византии. Некоторые скульптуры в натуральную величину сделаны из стукко или из гипса, но сохранившиеся примеры редки.[1] Наиболее известной сохранившейся крупной скульптурной работой протороманской Европы является деревянное распятие в натуральную величину по заказу архиепископа Геро из Кёльна около 960-65 гг., ставшее, вероятно, прообразом многих популярных произведений этого типа. Позднее такие скульптуры устанавливались на балках под аркой алтаря, в Англии они известны как алтарные распятия. С XII века эти скульптуры сопровождались фигурами Девы Марии и Иоанна Богослова по сторонам.[2] В XI и XII веках процветала метафорическая скульптура.

Источники и стиль

Сущность

Поздняя скульптура

Живопись

Украшение рукописей

Настенная живопись

Другие формы изобразительного искусства

Вышивка

Самой известной романской вышивкой является ковёр из Байё, но сохранилось множество фрагментов (в основном, церковных облачений) в так называемом «английском стиле» (opus anglicanum), а также в другой стилистике.

Витражи

Самые древние из известных на сегодняшний день фрагментов средневековых живописных витражей сделаны в X веке. Самыми ранними полностью сохранившимися рисунками являются изображения пяти пророков в окнах собора в Аугсбурге, датированные концом XI века. Фигуры пророков, хотя они довольно схематичны и статичны, демонстрируют значительные знания в области дизайна витражей, как по художественному вкусу, так и по функциональному использованию стекла, показывая, что их создатель был хорошо знаком с этим искусством. В соборах Ле-Мана, Кентербери, Шартра и Сен-Дени сохранилась часть витражей XII века. В Кентербери это фигура Адама, копающего яму, а также его сына Сифа, известных персон из предков Христа. Фигура Адама представляет собой очень живое и натуралистическое изображение, тогда как в изображении Сифа его одежды использованы для большего декоративного эффекта, подобно лучшей резьбе по камню той эпохи. Мастера по стеклу медленнее, чем архитекторы, изменяли свой стиль, и многие более поздние работы из стекла, по крайней мере, начала XIII века, можно рассматривать как существенно романские. Особенно прекрасны большие фигуры из Страсбургского собора 1200 года (некоторые из них сейчас помещены в музей) и из церкви Святого Куниберта около 1220 года в Кёльне.

Большинство великолепных витражей Франции, в том числе знаменитые окна в Шартре, датируются XIII веком. Гораздо меньше крупных работ дошло до нашего времени из XII века. Одним из них является распятие Пуатье, замечательная композиция, которая поднимается на три яруса. На нижнем из них, имеющем форму четырёхлистника, изображено мученичество Святого Петра, на самом большом центральном ярусе доминирует распятие, и на верхнем показано Вознесение Христа с миндалевидным венчиком вокруг головы. В фигуре распятого Христа уже чувствуется влияние готического стиля. Джордж Седдон при описании окна использовал эпитет «незабываемая красота».[3] Отдельные фрагменты витража находятся в различных музеях, а окна Твайкросской церкви в Англии целиком сделаны из французских панелей, спасённых от разрушений, вызванных Великой французской революцией.[4] Стекло в то время было довольно дорогим, поэтому его использование должно было быть достаточно гибким, чтобы рисунок можно было легко дополнять или переделывать. По-видимому, часто стекло использовалось повторно, когда церкви перестраивались в готическом стиле. Самое раннее датированное английское стекло — это витраж древа Иессея из Йоркского собора 1154 года, который был заимствован из предыдущей (разрушенной) постройки.

См. также

Напишите отзыв о статье "Романское искусство"

Примечания

  1. Some (probably) 9th century near life-size stucco figures were discovered behind a wall in Santa Maria in Valle, Cividale del Friuli in Northern Italy relatively recently. Atroshenko and Collins p. 142
  2. G Schiller, Iconography of Christian Art, Vol. II,1972 (English trans from German), Lund Humphries, London, pp. 140—142 for early crosses, p. 145 for roods, ISBN 0-85331-324-5
  3. George Seddon in Lee, Seddon and Stephens, Stained Glass
  4. [www.sheepychurches.org.uk/twycross.htm Church website]

Литература

Гартман К. О. Стили: в 2-х частях. — М.: Искусство, 2000. — 302 с. — ISBN 5-210-01424-x.

Ссылки

  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/ilina/03.php Ильина Т. История искусств. Западноевропейское искусство.]
  • [www.metmuseum.org/toah/hd/rmsq/hd_rmsq.htm Metropolitan Museum Timeline Essay]
  • [www.crsbi.ac.uk crsbi.ac.uk] (Electronic archive of medieval British and Irish Romanesque stone sculpture.)
  • [www.vads.ac.uk/collections/CRSBI Corpus of Romanesque Sculpture in Britain and Ireland]
  • [romanes.com/index_en.html Romanes.com Romanesque Art in France]
  • [www.circuloromanico.com Círculo Románico: Visigothic, Mozarabic and Romanesque art’s in all Europe]
  • [www.flickr.com/groups/romanesque_sculpture/ Romanesque Sculpture group on Flickr]
  • Legner, Anton (ed). Ornamenta Ecclesiae, Kunst und Künstler der Romanik. Catalogue of an exhibition in the Schnütgen Museum, Köln, 1985. 3 vols.
Предшественник:
Дороманское искусство
Направления в искусстве
XII век - XIV век
Преемник:
Готика

Отрывок, характеризующий Романское искусство

На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.