Полански, Роман

Роман Полански
Roman Polański
Роман Полански в 2012 году
Имя при рождении:	Раймунд Роман Либлинг
Дата рождения:	18 августа 1933(1933-08-18) (90 лет)
Место рождения:	Париж, Франция
Гражданство:	Польша Польша Франция Франция
Профессия:	кинорежиссёр, кинопродюсер, актёр, сценарист
Карьера:	1953 — настоящее время
Награды:	«Оскар» (2003)

Рома́н Пола́нски (Пола́нский, англ. Roman Polanski; более точная транскрипция — Поля́ньский, польск. Polański, имя при рождении Ра́ймунд Ро́ман Ли́блинг, польск. Rajmund Roman Liebling); род. 18 августа 1933 года, Париж, Франция) — один из крупнейших кинематографистов послевоенного времени, уроженец Парижа еврейского происхождения, выросший в Польше и работавший преимущественно в Великобритании (1963—1967), США (1968—1976) и Франции (после 1976).

Обладатель важнейших наград в кинематографе: «Золотой пальмовой ветви» в Каннах, «Золотого медведя» Берлинского кинофестиваля, «Золотого льва» Венецианского фестиваля за достижения в течение карьеры, «Оскара», «Сезара», «Золотого глобуса» и премии BAFTA за лучшую режиссуру, а также «Феликса» за лучший фильм, режиссуру и вклад в развитие кино.

Биография

Детство

Роман Полански родился во Франции, в Париже 18 августа 1933 года в еврейской семье. У него была старшая сестра Анета от первого брака матери. Когда ему было три года, его родители вернулись в Польшу и поселились в Кракове (где жила семья отца). Во время немецкой оккупации они были интернированы в Краковском гетто. Его мать, Була Либлинг (урождённая Кац), погибла в Белжеце, а его отцу, Рышарду (Мойзешу) Либлингу (1903—1984), удалось выжить в Плачуве и Маутхаузене. После ликвидации краковского гетто до конца войны мальчика по договорённости с его отцом укрывала польская семья. Он вспоминает, что нацисты использовали его как мишень на стрельбах. Пережив Вторую мировую войну и уцелев в краковском гетто, Полански нашёл себя в искусстве. В 1945 году он сумел отыскать отца, который направил его учиться в техническую школу, однако вскоре Роман начинает работать на детском телевидении, играет в радиопостановках и в театре: исполняет заглавную роль в постановке популярной повести Валентина Катаева «Сын полка» (1948, Варшавский театр юного зрителя). Связать свою жизнь с кино Роман решил после просмотра английского фильма «Выбывший из игры», который произвёл на него сильнейшее впечатление.

Польский период

Молодость Романа Поланского пришлась на социалистический период в истории Польши. В 1953 году двадцатилетний актёр впервые снимается в кино; в 1955 году получает роль в фильме «Поколение» Анджея Вайды, — Вайда помогает поступить в Киношколу в Лодзи.

Одной из режиссёрских работ Поланского была короткометражка «Убийство» (1957): некто заходит в комнату и убивает спящего человека. Фильм ужасов длился две минуты. Другой его студенческий фильм «Двое мужчин со шкафом» (1958) получил 5 международных премий, включая бронзовую медаль Всемирной выставки в Брюсселе. Полански окончил киношколу в Лодзи в 1959 году.

В 1959 году Полански женился на актрисе Барбаре Квятковской, с которой прожил в браке до 1962 года. В том же году Полански снял свой первый полнометражный фильм «Нож в воде», прохладно принятый в ПНР, но произведший сенсацию на иностранных фестивалях и номинировашийся на «Оскар» как лучший иностранный фильм.

Англо-американский период

После съёмок фильма Полански переехал во Францию, где познакомился с Жераром Брашем. Вместе они написали сценарии фильмов «Отвращение» (получил «Серебряного медведя» на Берлинском кинофестивале) и «Тупик» (получил «Золотого медведя»). Эти два фильма были сняты в Англии, где режиссёр жил с 1964 по 1968 годы.

В 1968 году, после женитьбы на американской актрисе Шэрон Тэйт, которую он встретил на съёмках своего первого цветного фильма «Бесстрашные охотники на вампиров», он перебрался в США. Дебютировал в Голливуде картиной «Ребёнок Розмари» (1968), ставшей заметной вехой в истории кинематографа. Главную роль в фильме сыграла Миа Фэрроу.

Успех Поланского в Голливуде был омрачён убийством его беременной жены и троих друзей в 1969 году членами группировки Чарльза Мэнсона. После убийства Полански на несколько лет уехал в Европу. Эта трагедия сильно повлияла на всё его дальнейшее творчество.

В 1974 году Полански возвращается в США, где снимает фильм по сценарию Роберта Тауна «Китайский квартал», в котором главные роли исполнили Джек Николсон и Фэй Данауэй. Фильм удостоился «Золотого глобуса» за режиссуру и был выдвинут на «Оскар» в 11 номинациях (почти во всех номинациях его обыграл «Крёстный отец 2»).

Уголовное преследование

Внешние изображения
	[images.mirror.co.uk/upl/m2/jul2005/0/7/000F1158-BDB0-12E4-A7580C01AC1BF814.jpg Саманта Геймер в возрасте 13 лет]. [www.webcitation.org/6CVsav4kX Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].

В 1977 году Полански был обвинен в изнасиловании тринадцатилетней девочки Саманты Геймер (в то время известной как Саманта Гейли) в доме актёра Джека Николсона в Лос-Анджелесе. Фотомодель Геймер, которую Полански пригласил якобы для съемки для французского издания Vogue, вспоминала, что Полански дал ей шампанское и наркотик «Кваалюд» (метаквалон), после чего принудил её к оральному и анальному сексу. После ареста и предъявления обвинений Полански признал себя виновным в сексуальных отношениях с малолетней, чтобы посредством соглашения о признании вины смягчить обвинения, поскольку первоначально он обвинялся в изнасиловании ребёнка в возрасте до 14 лет с использованием алкоголя и наркотических веществ. До вынесения приговора и по условию соглашения между прокуратурой и адвокатами режиссёра Полански согласился на прохождение психиатрического обследования в течение трёх месяцев в госпитале для преступников при калифорнийской тюрьме города Чино. По возвращении из тюрьмы Полански был уведомлен адвокатом, что судья, рассматривавший его дело, сообщил ему, что он изменил свою позицию и не намерен соглашаться с рекомендацией прокуратуры о вынесении Полански условного приговора без лишения свободы. Это стало нарушением договора, достигнутого адвокатами режиссёра с прокуратурой и ранее одобренного этим же судьёй, и 1 февраля 1978 года, непосредственно перед вынесением приговора, Полански бежал из США в Великобританию (в Лондон). А затем, чтобы избежать экстрадиции, — во Францию, жил он также на территории Швейцарии и Польши.

Впоследствии в печати всплыли и другие обвинения. Например, британская актриса Шарлотта Льюис заявила, что режиссёр силой овладел ею в парижском доме во время съёмок фильма «Пираты» в 1982 году, когда ей было 16 лет.

Французский период

Последующие фильмы режиссёр снимал в Европе, преимущественно во Франции. В 1983 году он предсказывал:

В то время, когда мир стоит на пороге новой индустриальной революции, советская система настолько централизована и тоталитарна, что она душит все инновации. Когда она сгниет изнутри, империя рухнет. Полагаю, что извечная Россия с её экспансионистскими традициями продолжит существовать, тогда как моя страна направит свои стопы в сторону Запада. Но даже и тогда об неё время от времени будут вытирать ноги.

В 1979 году вышла картина «Тэсс», за которую в 1981 Полански был номинирован на «Оскар», а также получил премию «Сезар». Эту картину Полански посвятил своей убитой жене Шэрон Тэйт. Исполнительница главной роли немецкая актриса Настасья Кински стала любовницей Полански в 15 лет. Ранее, в 1976 году она снялась в фотосессии для французского журнала «Vogue», приглашённым редактором которого был Полански.

В 1989 году третьей по счёту женой Поланского стала французская актриса и модель Эммануэль Сенье; она родила ему двоих детей. Полански снял её в своих фильмах «Неистовый», «Девятые врата», «Горькая луна» и «Венера в мехах».

В 1999 году Роман Полански снял мистический триллер «Девятые врата», в котором главную роль сыграл Джонни Депп.

В 2002 году режиссёр обратился к лично выстраданной теме холокоста, — снял фильм «Пианист». Жюри во главе с Дэвидом Линчем присудило картине «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля, а сыгравший главную роль Эдриен Броуди стал самым молодым обладателем «Оскара» за лучшую мужскую роль.

Решения по экстрадиции в Швейцарии и Польше

В сентябре 2009 года Роман Полански прибыл в Швейцарию, чтобы получить награду за свою режиссёрскую деятельность. Организаторы кинофестиваля в Цюрихе заявили, что кинорежиссёр 26 сентября 2009 года был арестован полицией по ордеру, выданному в США и датированному 1978 годом, а также на основании международного ордера на арест 2005 года. Поскольку Полански признал вину и скрылся от суда, согласно американским законам, принцип давности на него не распространяется.

Министр культуры Франции Фредерик Миттеран заявил, что поражён арестом Полански. В коммюнике министерства говорилось, что Миттеран сожалеет об аресте режиссёра и французский министр «с изумлением узнал о действиях против Романа Полански — кинорежиссёра с мировым именем и французского гражданина, который задержан в Швейцарии», — сообщалось в документе.

Несколько десятков известных кинематографистов подписали обращение в поддержку Полански. В их числе Вуди Аллен, Дэвид Линч, Мартин Скорсезе, Вим Вендерс, Даррен Аронофски, Терри Гиллиам, Педро Альмодовар и др. Известные актрисы Фанни Ардан и Моника Беллуччи тоже выразили своё сожаление по поводу ареста Полански. За режиссёра также вступился Никита Михалков.

Главы внешнеполитических ведомств Франции и Польши заявили, что намерены обратиться к президенту США Бараку Обаме с тем, чтобы тот помиловал Полански и закрыл уголовное дело в отношении него. Губернатор Калифорнии Арнольд Шварценеггер отказался помиловать режиссёра. Апелляционный суд Лос-Анджелеса также отказался закрыть дело Полански.

Во время нахождения режиссёра под арестом на Берлинском кинофестивале состоялась премьера его нового фильма «Призрак»; фильм был удостоен «Серебряного медведя» за лучшую режиссуру. 12 июля 2010 года власти Швейцарии отказали американскому правительству в экстрадиции Полански в США и освободили режиссёра из-под домашнего ареста.

30 октября 2014 года заместитель министра иностранных дел Польши Рафал Тшасковский заявил, что Польша не видит оснований для задержания Романа Полански и передачи его властям США.

В октябре 2015 года польский суд (как ранее и суды других европейских государств) отказался экстрадировать Полански в США. Судами принималось во внимание, что сама потерпевшая, став взрослой, неоднократно подтверждала, что не имеет претензий к режиссёру.

Основные темы

«Ты должен удовлетворить аудиторию, но оставить её слегка голодной, чтобы ей хотелось ещё. Сегодня фильмы пытаются объяснить абсолютно всё, и к концу это становится скучно».

Роман Полански

Практически все фильмы Поланского, снятые после «Бала вампиров», основаны на литературных первоисточниках.

Многие из его картин (особенно «классического» периода, заканчивающегося «Жильцом») погружают зрителя в ощущения психологической изоляции и паранойи. Герои «комнатной трилогии» («Отвращение», «Ребёнок Розмари», «Жилец») неумолимо спускаются в пучину безумия, мир этих фильмов отфильтрован сознанием психически нездорового протагониста, концовкам присущ элемент неопределённости, интерпретация оставлена на усмотрение зрителя.

Полански — один из самых пессимистичных режиссёров. Главный герой его фильма, как правило, сталкивается с угрозой подвергнуться моральному, а иногда и физическому насилию со стороны сил иррациональных, демонических, не доступных его пониманию. При этом эти силы в большинстве случаев побеждают; иногда дело заканчивается тем, что протагонист теряет рассудок.

Зло у Поланского может принимать самые разные формы:

• Психические: медовый месяц оборачивается чередой унизительных издевательств со стороны неверной жены и невесть откуда взявшегося громилы («Тупик»), у психопатки наподобие хичкоковской Марни прикосновение любого мужчины пробуждает травматическое воспоминание о приставаниях со стороны отца («Отвращение»), эмигрант-неудачник ощущает себя не только кастрированным, но и буквально превращающимся в женщину («Жилец»).
• Мистические: молодой человек подвергается сексуальным домогательствам со стороны вставших из могилы упырей («Бал вампиров»), беспринципный букинист неведомо для себя оказывается в постели с дьяволом («Девятые врата»), а на голом теле девушки, воспитанной у монашек, Сатана вершит чёрную мессу («Ребёнок Розмари»).
• Социально-политические: рафинированный еврейский интеллигент попадает в облаву озверевших нацистов («Пианист»), незадачливый писатель-инженю проводит ночь в постели с агенткой ЦРУ, инспирировавшей преступления мирового масштаба («Призрак»), наивный ребёнок благородных кровей оказывается вовлечён в шайку циничных воров («Оливер Твист»).

Влияние

Полански принадлежит к числу самых влиятельных кинематографистов послевоенного времени. Например, его лента «Ребёнок Розмари» (1969) породила моду 1970-х на мистические фильмы ужасов («Изгоняющий дьявола», «Омен», «Сияние»). «Отвращение» стало ориентиром для адептов сюрреалистической образности и тонко психологизированных концовок. «Китайский квартал» предвосхитил расцвет жанра неонуар в 1990-е годы. Фильм братьев Коэнов «Бартон Финк» (которому каннское жюри во главе с Поланским присудило «Золотую пальмовую ветвь») по признанию его создателей, — оммаж в честь Поланского времён «комнатной трилогии». И если Лодзь формировал абсурдизм молодого Поланского, то присудивший режиссёру Золотую пальмовую ветвь («Пианист», 2002) Дэвид Линч в весьма зрелом возрасте отдал должное этому городу, сняв здесь свою «Внутреннюю империю» (2006).

Фильмография

Режиссёр

• 1962 — Нож в воде / Nóż w wodzie
• 1965 — Отвращение / Repulsion
• 1966 — Тупик / Cul-de-Sac
• 1967 — Бесстрашные убийцы вампиров / The Fearless Vampire Killers
• 1968 — Ребёнок Розмари / Rosemary’s Baby
• 1971 — Макбет / The Tragedy of Macbeth
• 1972 — Что? / What?
• 1974 — Китайский квартал / Chinatown
• 1976 — Жилец / Le Locataire
• 1979 — Тэсс / Tess
• 1986 — Пираты / Pirates
• 1988 — Неистовый / Frantic
• 1992 — Горькая луна / Bitter Moon
• 1994 — Смерть и девушка / Death and the Maiden
• 1999 — Девятые врата / The Ninth Gate
• 2002 — Пианист / The Pianist
• 2005 — Оливер Твист / Oliver Twist
• 2010 — Призрак / The Ghost Writer
• 2011 — Резня / Carnage
• 2013 — Венера в мехах / La Vénus à la fourrure

Короткометражные фильмы

• 1955 — Велосипед / Rower — фильм не закончен
• 1957 — Убийство / Morderstwo
• 1957 — Разгоняем танцульку / Rozbijemy zabawę
• 1957 — Зубастая улыбка / Uśmiech zębiczny
• 1958 — Двое мужчин со шкафом / Dwaj ludzie z szafą
• 1959 — Лампа / Lampa
• 1959 — Когда падают ангелы / Gdy spadają anioły
• 1961 — Толстый и худой / Gros et le maigre, Le
• 1962 — Млекопитающие / Ssaki
• 2007 — У каждого своё кино / Chacun son cinéma — эпизод «Эротический кинотеатр»
• 2009 —Жадность, новый аромат от Франческо Веззоли / GREED, a New Fragrance by Francesco Vezzoli
• 2012 — Терапия / A Therapy

Актёр

• 1953 — Три повести / Trzy opowieści (segment Jacek)
• 1955 — Волшебный велосипед / Zaczarowany rower
• 1955 — Три старта / Trzy starty
• 1955 — Велосипед / Rower
• 1955 — Поколение / Pokolenie
• 1956 — Необыкновенная карьера / Nikodem Dyzma
• 1957 — Обломки корабля / Wraki
• 1957 — Конец ночи / Koniec nocy
• 1958 — Эроика / Eroica
• 1958 — Двое мужчин и шкаф / Dwaj ludzie z szafą
• 1958 — Позвони моей жене / Zadzwońcie do mojej żony?
• 1959 — Когда падают ангелы / Gdy spadają anioły
• 1959 — Летучая / Lotna
• 1960 — Косоглазое счастье / Zezowate szczęście
• 1960 — До свидания, до завтра / Do widzenia, do jutra
• 1960 — Невинные чародеи / Niewinni czarodzieje
• 1961 — Осторожно, йети! / Ostrożnie, Yeti!
• 1961 — Толстый и худой / Le Gros et le maigre
• 1961 — Самсон / Samson
• 1962 — Нож в воде / Nóż w wodzie (озвучка)
• 1965 — Отвращение / Repulsion
• 1967 — Бесстрашные убийцы вампиров / The Fearless Vampire Killers — Альфред
• 1969 — Волшебный христианин (др. название Чудотворец) / The Magic Christian — пьяница
• 1970 — Чао, Федерико ! / Ciao Federico ! (документальный фильм Гидеона Бахмана (нем. Gideon Bachmann) о съёмках «Сатирикона»)
• 1972 — Что? / What? — Москито
• 1974 — Кровь для Дракулы / Blood for Dracula
• 1974 — Китайский квартал / Chinatown
• 1976 — Жилец / Le Locataire
• 1982 — Чехарда / Chassé-croisé
• 1989 — В ожидании Годо / En attendant Godot (TV)
• 1992 — Назад в СССР (фильм, 1991) / Back in the U.S.S.R. — русский мафиозо Курилов
• 1994 — Чистая формальность / Una Pura Formalita
• 1994 — Коварство славы / Grosse fatigue
• 2000 — Дань уважения Альфреду Лепети / Hommage à Alfred
• 2002 — Месть / Zemsta
• 2007 — Час пик 3 / Rush Hour 3 — комиссар Реви
• 2008 — Тихий хаос / Caos calmo

Награды и номинации

Награды

• Фильм «Отвращение» — «Серебряный медведь» Берлинского кинофестиваля.
• Фильм «Тупик» — «Золотой медведь» Берлинского кинофестиваля.
• Фильм «Пианист» — «Золотая пальмовая ветвь» Каннского кинофестиваля; лучшая режиссура, премия «Оскар».

Номинации

• Фильм «Нож в воде» — лучший иностранный фильм, премия «Оскар».
• Фильм «Китайский квартал» — лучшая режиссура, премия «Оскар».
• Фильм «Тэсс» — лучшая режиссура, премия «Оскар».

Нереализованные проекты

• «Двойник»

В 1997 году Полански отказался от идеи переработать для экрана «Мастера и Маргариту» и приступил к давно задуманной экранизации повести Достоевского «Двойник». Однако на съёмочной площадке выяснилось, что режиссёр добавил сцену, в которой главный герой в исполнении Джона Траволты должен был появиться обнажённым. Траволта наотрез отказался продолжить съёмки и без объяснения с режиссёром уехал из Парижа, оставив в недоумении 250 человек на съёмочной площадке. Полански впоследствии прокомментировал этот эпизод: «Столько народу вложили огромные усилия в этот проект, и тут совершенно внезапно всё разваливается на части. Пьер Гуффруа, который давно работает со мной в качестве художника-постановщика, плакал, когда пришлось демонтировать декорации… Как может Траволта, получающий за фильм зарплату в 20 млн долларов, вести себя столь глупым образом?» С осуждением действий Траволты выступили и другие режиссёры, в частности, Дэвид Линч.

• «Помпеи»

В 2007 году широко анонсировалось начало съёмок фильма по роману Роберта Харриса — «Помпеи». Главные роли должны были исполнить Орландо Блум и Скарлетт Йоханссон . Однако работа над картиной была отложена на неопределённый срок, — при том, что права на фильм уже купили дистрибьюторы из 35 стран. В 2014 году фильм все же вышел с другим режиссёром и актерами.

Фильмы о Полански

• «Роман Полански: Разыскиваемый и желанный» / Roman Polanski: Wanted and Desired (США, Великобритания; режиссёр Марина Зенович / Marina Zenovich; 2008).
• «Роман Полански: Киномемуары» / Roman Polanski: A Film Memoir (Великобритания, Италия, Германия; режиссёр Лоран Бузеро /Laurent Bouzereau; 2011).
• «Роман Полански: Третий лишний» / Roman Polanski: Odd Man Out (США; режиссёр Марина Зенович / Marina Zenovich; 2012)

Ссылки

• [www.roman-polanski.com/ Официальный сайт].  (фр.)
• Роман Полански (англ.) на сайте Internet Movie Database
• Полански, Роман — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.cinematheque.ru/post/138298/ Обзор творчества]. [www.webcitation.org/6CVsdRESJ Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].  (рус.)
• [www.edu.of.ru/attach/17/43289.doc Федоров А. В. Роман Полански // Видео-Асс Premiere. 1994. N 22. С.52-54.]. [www.webcitation.org/6CVsgfGga Архивировано из первоисточника 28 ноября 2012].
• Роман Полански. [www.zmiersk.ru/polanski/roman.html Роман].

Отрывок, характеризующий Полански, Роман

Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.