Роман в стихах
Роман в стихах — литературный жанр, сочетающий присущие роману свойства композиции, хронотопа и системы персонажей со стихотворной формой. Хотя возможны определённые аналогии между романом в стихах и стихотворным эпосом, особенно в его поздних авторских разновидностях, становление романа в стихах как жанра происходило на фоне уже развитого романного жанра в прозе — при этом в жанровой системе поэзии новейшего времени роман в стихах соотносился со сформировавшимся ранее жанром поэмы так, как в жанровой системе художественной прозы роман — с повестью; в обоих случаях границы между жанрами зыбки и условны[1].
По мнению Вячеслава Иванова, переход от романтической поэмы к роману в стихах связан с романом А. С. Пушкина «Евгений Онегин» (1831), наследовавшим знаменитой поэме Джорджа Гордона Байрона «Дон Жуан» (1824), но изменившим ряд важных аспектов жанровой характеристики: Иванов указывает, что пушкинскому тексту присущи «объективная и аналитическая установка» и «постепенное развитие характеров», отсутствующие у Байрона[2].
История жанра
После пушкинского «Евгения Онегина» и появившегося вслед за ним романа в стихах Адама Мицкевича «Пан Тадеуш» (1834) роман в стихах на протяжении долгого времени не дал, как считается, значительных образцов в основных национальных литературах, хотя в обоих случаях влияние данных стихотворных текстов на последующее развитие национального романа в прозе было значительно. Тем не менее, из русских авторов к жанру романа в стихах обращался в XIX веке Яков Полонский («Свежее преданье», 1862), в начале XX века — Илья Эренбург («В звёздах», 1919) и Игорь Северянин («Падучая стремнина», 1922). Новый импульс развитию русского романа в стихах дал возникший в советской литературе на рубеже 1920-30-х гг. запрос на возвращение в поэзию эпического начала с опорой на реалии новейшего времени — откликом на этот запрос стали, в частности, романы в стихах «Пушторг» Ильи Сельвинского (1928) и «Спекторский» Бориса Пастернака (1931). В послевоенный период определённый резонанс в советской прессе вызвали романы в стихах Василия Казанского «Сквозь грозы» (1957) и Евгения Долматовского «Добровольцы» (1969), на рубеже XX—XXI веков специалисты проявили некоторый интерес к роману Александра Дольского «Анна» (2005) и серии романов в стихах Алексея Бердникова. Много откликов вызвал роман в стихах Марии Рыбаковой «Гнедич» (2011), включённый в короткие списки Премии Андрея Белого и премии «Нос» в прозаической номинации. В то же время есть мнение, что потенциал этого жанра невелик: так, поэт Максим Амелин полагает, что «„роману в стихах“ у нас повезло один-единственный раз. Остальные попытки — а их было немало — были неудачными, включая „Спекторского“ Пастернака»[3].
В англоязычном пространстве жанр романа в стихах пережил возрождение, напротив, во второй половине XX века и особенно ближе к его концу — особенно в творчестве авторов, принадлежавших к окраинным национальным литературам: так, успехом пользовался роман индийского автора Викрама Сета «Золотые ворота» (англ. The Golden Gate; 1986), написанный по-английски онегинской строфой[4]. С романом в стихах сближается и распространённый в англоязычной литературе жанр стихотворной автобиографии (примеры у Джона Бетжемена, Дерека Уолкота и др.).
Напишите отзыв о статье "Роман в стихах"
Примечания
- ↑ А. А. Александров. Роман в стихах // Краткая литературная энциклопедия / Ред. А. А. Сурков — М.: Советская энциклопедия, 1971. — Т. 6, стлб. 363.
- ↑ [az.lib.ru/i/iwanow_w_i/text_0090.shtml В. И. Иванов. Роман в стихах] (1937) // Иванов В. И. Собр. соч. — Брюссель, 1987. — Т. 4, с. 324—329.
- ↑ [www.izvestia.ru/news/513162 «Русский стих устал от старых форм»]: Интервью Максима Амелина Лизе Новиковой // «Известия», 25 января 2012.
- ↑ [books.google.ru/books?id=nqiNnpMOxlYC&pg=PA13 Angela Atkins. Vikram Seth’s A Suitable boy: A reader’s guide] — Continuum International Publishing Group, 2002. — P. 13. (англ.)
Отрывок, характеризующий Роман в стихах
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
