Роминджер, Кент Вернон
Поделись знанием:
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
| Кент Вернон Роминджер | |
| Kent Vernon Rominger | |
 | |
| Страна: | |
|---|---|
| Специальность: |
лётчик-испытатель |
| Воинское звание: | |
| Экспедиции: | |
| Время в космосе: |
67 сут 2 ч 58 мин |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
Кент Ве́рнон «Роммел» Ро́минджер (англ. Kent Vernon «Rommel» Rominger; род. 1956) — астронавт НАСА. Совершил пять космических полётов на шаттлах: STS-73 (1995, «Колумбия»), STS-80 (1996, «Колумбия»), STS-85 (1997, «Дискавери»), STS-96 (1999, «Дискавери») и STS-100 (2001, «Индевор»), полковник ВМС США.
Содержание
Личные данные и образование
Кент Роминджер родился 7 августа 1956 года в городе Дел-Нортэ, штат Колорадо, где в 1974 году окончил среднюю школу. В 1978 году получил степень бакалавра в области гражданского строительства в Университете штата Колорадо. В 1987 году получил степень магистра в области авиационной техники в Аспирантуре ВМС США.
Женат на Мэри Сью Рул, у них один ребёнок. Он любит зимние и водные лыжи, катание на лошадях, и интересную работу. Его родители проживают в Дел-Нортэ, Колорадо. Её родители проживали в городе Дуранго, штат Колорадо, умерли.[1].
До НАСА
В 1979 году Ромингер стал офицером, и в сентябре 1980 года получил назначение в Школу военно-морских лётчиков. После обучения на пилота самолетов F-14 Tomcat, был распределён в истребительную эскадрилью и с октября 1981 года по январь 1985 года служил на борту авианосцев «Рэйнджер» и «Китти Хоук». В это время Ромингер начинает летать на палубном истребителе VF-2. В 1987 году он завершил образование в аспирантуре и был назначен лётчиком-испытателем самолета F-14 Tomcat авиабазе Патаксент-Ривер, в штате Мэриленде. В это время своей службы Ромингер совершил первое приземление на палубу авианосца и испытывал катапульты в обновленном Tomcat. С сентября 1990 года он в составе истребительной эскадрильи на борту авианосца «Нимиц» отправился в поход в Персидский залив, принял участие в войне «Буря в пустыне». Он имеет налёт более 4 500 часов на более чем 35 различных типах самолётов и совершил 685 посадок на палубы авианосцев.[2].
Подготовка к космическим полётам
Принимал участие в 13-м наборе в астронавты. 31 марта 1992 года был зачислен в отряд НАСА в составе четырнадцатого набора, кандидатом в астронавты. Стал проходить обучение по курсу Общекосмической подготовки (ОКП). По окончании курса, в июле 1993 года получил квалификацию «пилот шаттла» и назначение в Офис астронавтов НАСА.
Полёты в космос
- Первый полёт — STS-73[3], шаттл «Колумбия». C 20 октября по 5 ноября 1995 года в качестве «пилота корабля». Второй полёт микрогравитационной лаборатории Спейслэб в качестве полезной нагрузки — совместные усилия правительства США, Университетов и промышленности по изучению почти «невесомости». Некоторые из экспериментов на USML-2 были предложены по результатам первого полёта лаборатории на «Колумбии» в 1992 году во время STS-50. Полёт USML-1 дал новое понимание теоретических моделей физики жидкостей, роль гравитации при горении и распространении пламени, и, как гравитация влияет на формирование полупроводниковых кристаллов. Данные, собранные из нескольких белковых кристаллов, выращенных на USML-1 позволило ученым определить молекулярные структуры этих белков. Продолжительность полёта составила 15 суток 21 час 53 минуты[4].
- Второй полёт — STS-80[5], шаттл «Колумбия». C 19 ноября по 7 декабря 1996 года в качестве «пилота корабля». Целями миссии были выведение на орбиту и возврат спутника для исследований в области технологии WSF и астрономического спутника ORFEUS-SPAS, отработка инструментов и процедур работ по сборке и обслуживанию Международной космической станции и проведение других экспериментов в условиях микрогравитации. Самый длительный полёт шаттла в истории. Продолжительность полёта составила 17 суток 15 часов 54 минуты.[6][7].
- Третий полёт — STS-85[8], шаттл «Дискавери». C 7 по 19 августа 1997 года в качестве «пилота корабля». В программу полёта входили: выведение на орбиту и возвращение спутника для исследований атмосферы Земли CRISTA-SPAS, отработка прототипа манипулятора для японского модуля МКС и другие эксперименты[9]. Продолжительность полёта составила 11 суток 20 часов 28 минут[10].
- Четвёртый полёт — STS-96[11], шаттл «Дискавери». C 27 мая по 6 июня 1999 года в качестве «командира корабля». Это был второй полёт шаттла по программе сборки Международной космической станции. Основная задача миссии — доставка материалов и оборудования на МКС. Доставляемые на станцию оборудование и материалы были размещены в двойном транспортном модуле «Спейсхэб», который помещался в грузовом отсеке шаттла. «Дискавери» доставил на станцию более 1300 кг полезных грузов, включая 770 кг оборудования для российского сегмента станции, 600 кг для американского сегмента, а также 270 кг воды. Всё доставляемое на станцию оборудование было упаковано в 123 специальные транспортные укладки. 86 таких укладок были оставлены на станции: 71 в модуле «Заря» и 15 в модуле «Юнити». В это время МКС ещё не была обитаемой. Продолжительность полёта составила 9 суток 19 часов 14 минут.[12].
- Пятый полёт — STS-100[13], шаттл «Индевор». C 19 апреля по 1 мая 2001 года в качестве «командира корабля». Основными задачами STS-100 по программе продолжения сборки Международной космической станции (15-й полёт к МКС, 9-й полёт шаттла к МКС[14]) являлись доставка на МКС дистанционного манипулятора SSRMS и оборудования и грузов[15] для экипажа 2-й основной экспедиции. STS-100 доставил на МКС один из основных элементов Мобильной системы обслуживания MSS (от англ. Mobile Servicing System) — дистанционный манипулятор космической станции SSRMS (англ. Space Station Remote Manipulator System), разработанный и созданный канадской компанией MDA Space Missions (ранее называемой MD Robotics, а ещё ранее — SPAR Aerospace). Манипулятор SSRMS, наряду с некоторыми другими элементами MSS, является вкладом Канады в проект Международной космической станции, и предназначен для выполнения операций по строительству и обслуживанию станции на протяжении всего её полёта[15]. Продолжительность полёта составила 11 суток 21 час 31 минуту[16].
Общая продолжительность полётов в космос — 67 дней 2 часа 58 минут.
После полётов
В июне 2002 года был переведен на должность астронавта-менеджера НАСА. Работал первым заместителем директора лётных операций в Центре космических исследований имени Джонсона, в Хьюстоне, штат Техас. В декабре 2002 года был назначен Начальником Офиса астронавтов НАСА. Работал в этой должности до октября 2006 года, после чего покинул отряд астронавтов.
Награды и премии
Награждён: Медаль «За космический полёт» (1995, 1996, 1997, 1999 и 2001) и многие другие.
См. также
- Список космонавтов и астронавтов (и кандидатов).
- Список астронавтов США — участников орбитальных космических полётов.
- Хронология пилотируемых космических полётов.
Напишите отзыв о статье "Роминджер, Кент Вернон"
Примечания
- ↑ [www.astronautix.com/astros/rominger.htm Biography of Kent V. Rominger]
- ↑ [www.jsc.nasa.gov/Bios/htmlbios/rominger.html Biography of Kent V. Rominger]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1995-056A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-73.html NASA — STS-73]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1996-065A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ И.Лисов [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/138/02.shtml#04 США. Полет по программе STS-80] // Новости космонавтики. — 1996. — № 24.
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-80.html NASA — STS-80]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1997-039A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ И.Лисов [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/157/15a.shtml США. Полет по программе STS-85] // Новости космонавтики. — 1997. — № 16.
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-85.html NASA — STS-85]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1999-030A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-96.html NASA — STS-96]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=2001-016A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.energia.ru/ru/iss/iss-develop/05.html Этапы развертывания МКС] (рус.). РКК «Энергия». Проверено 22 ноября 2010. [www.webcitation.org/68v0quKKp Архивировано из первоисточника 5 июля 2012].
- ↑ 1 2 Журавин Ю. [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/221/11.shtml Грузы STS-100] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 2001. — № 6.
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-100.html NASA — STS-100]
Ссылки
- [www.spacefacts.de/bios/astronauts/english/rominger_kent.htm Biography of Kent V. Rominger]
Отрывок, характеризующий Роминджер, Кент Вернон
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
