Ромуальд

Ромуальд
Фра Анжелико. Святой Ромуальд
Рождение	951(0951)
Смерть	19 июня 1027(1027-06-19)
Почитается	Католическая церковь
Главная святыня	мощи в церкви святых Блазия и Ромуальда, Фабриано
День памяти	19 июня
Подвижничество	аскетизм, подвижничество, монашеская реформа

Святой Ромуальд (Ромуальд Равеннский, ок. 951 года — 19 июня 1027 года) — католический святой, монах, основатель конгрегации камальдулов.

Биография

Первое из житий святого Ромуальда было написано Петром Дамиани приблизительно через 15 лет после смерти святого. Согласно ему, Ромуальд родился в Равенне в аристократической семье Онести. В молодости он вёл разгульный образ жизни. Глубокая внутренняя перемена в нём произошла в 20-летнем возрасте, когда Ромуальд стал свидетелем того, как его отец убил на дуэли человека. Ромуальд удалился в бенедиктинское аббатство Сант-Аполлинаре-ин-Классе. После некоторых колебаний Ромуальд принял там монашеские обеты.

Жизнь в аббатстве разочаровала молодого монаха, он хотел вести намного более строгий и аскетичный образ жизни, чем тот, которым жили в монастыре. Кроме того, призывы молодого монаха к исправлению нравов возбудили сильное недовольство братии. Через три года он покинул монастырь и переселился в окрестности Венеции, став отшельником. Компанию ему составил лишь пожилой монах Марин, ставший его духовным наставником. Вскоре Ромуальд приобрёл репутацию святого. В 978 году венецианский дож Пьетро Орсеоло после беседы с отшельником принял решение покинуть пост и стать монахом. Ромуальд и Марин сопровождали Пьетро Орсеоло в его путешествии в Каталонию, где Пьетро стал отшельником при аббатстве святого Михаила (Saint-Michel-de-Cuxa). Святой Ромуальд прожил около 5 лет в Каталонии в строгой аскезе, после чего вернулся в Италию. В этот период до императора Оттона III дошли слухи об аскете, которого почитают святым. Император настоял, чтобы Ромуальд стал аббатом некогда покинутого им монастыря Сант-Аполлинаре-ин-Классе. Оттон III надеялся с помощью авторитета святого осуществить реформу монашеской жизни.

Водворить желаемую строгость жизни в монастыре святой Ромуальд в конечном счёте так и не смог. Он боролся со своими монахами, проводил реформы в других монастырях, основывал новые, но мечтал об отшельнической жизни. В 999 году святой сложил с себя звание аббата и с несколькими учениками поселился в равеннских болотах. В марте 1001 года император Оттон III провёл Великий пост в Равенне. Для императора, изгнанного из Рима и глубоко переживавшего крушение своего замысла о восстановлении прежней Римской империи, Великий пост, проведённый в Сант-Аполлинаре-ин-Классе, стал временем духовного перелома. Святой Ромуальд убеждал императора уйти из мира в монастырь (сохранились его пророческие слова: «Если пойдёшь на Рим, то не увидишь более Равенны»), и Оттон III всерьёз стал раздумывать об этом. Затем, под влиянием своих советников, Оттон III вернулся к политической жизни и стал готовить поход на Рим, но умер уже в следующем 1002 году.

В 1005 году святой Ромуальд переселился в Валь-ди-Кастро, где провёл в отшельничестве около двух лет, после чего продолжил свои странствования по Италии. Он хотел отправиться с миссией в Венгрию, но план не удался из-за внезапной болезни.

Около 1012 года Ромуальд прибыл в Тоскану, где основал «пустыню» (эремитский монастырь) Камальдоли неподалёку от города Ареццо. По легенде, некто Мальдоли имел видение монахов в белой одежде, восходящих на небо с места, где был основан монастырь; после чего даровал эту землю святому Ромуальду. По другой версии легенды, это видение было явлено самому святому Ромуальду. Земля получила имя Campus Maldoli или Camaldoli. Вместе с основанным чуть позднее Фонтебуоно Камальдоли стал ядром новой монашеской конгрегации камальдулов или камальдолийцев. После основания Камальдоли Ромуальд продолжал странствовать, в 1026 году он возвратился в Валь-ди-Кастро, где и умер годом позже.

Монашеская реформа

Конец X века и весь XI век были периодом серьёзных изменений в западном монашестве. Кризис традиционного бенедиктинского монашества, выразившийся в частности в ослаблении духовных и нравственных устоев монастырей, отходе от соблюдения духа и буквы устава святого Бенедикта Нурсийского, требовал радикальных реформ монашеской жизни. Первым этапом этих изменений стало Клюнийское движение, приведшее к созданию Клюнийской конгрегации, воплощавшей в себе реформированное бенедиктинское монашество. Вторым этапом стало появление новых монашеских орденов и конгрегаций, отличительной чертой которых был строгий устав (камальдулы, картезианцы, цистерцианцы и др.) Созданная святым Ромуальдом конгрегация камальдулов стала одной из первых монашеских общин такого рода.

Святой Ромуальд в молодости соприкоснулся с тремя различными школами западного монашества — равеннское аббатство Сант-Аполлинаре-ин-Классе было типичным бенедиктинским монастырём киновийного типа того времени, однако там уже сказывалось влияние Клюнийской реформы. Духовный наставник Ромуальда монах Марин был представителем старой школы монахов-эремитов, восходящей к традиции ирландских монахов-отшельников. Монастырь святого Михаила в Каталонии, который Ромуальд и Марин посетили около 978 года, имел весьма строгий устав, базировавшийся на традициях иберийского монашества. При создании своей собственной конгрегации святой Ромуальд интегрировал в её устав элементы всех этих традиций.

Камальдолийский устав был попыткой сочетать эремитское и киновийное направление монашества. В его основу был положен устав святого Бенедикта, соблюдаемый во всей его строгости, но усиленный новыми постановлениями, написанными под влиянием отшельнических практик. Братья жили в отдельных кельях, собираясь вместе лишь для богослужений, иные запирались навсегда. Обязательным элементом было соблюдение строгих аскетических практик — хождение босиком, воздержание от мяса и вина, ношение власяницы, обеты молчания, строгие посты, многочасовые чтения псалмов и Священного Писания.

Сам святой Ромуальд подавал пример аскетической жизни, он ежедневно питался горстью нута (турецкого гороха) и половинкой маленького хлеба и, как сообщает хронист, «жил в очень строгом воздержании от вина и острых приправ»

Краткое правило св. Ромуальда

• Пребывай в своей келье, как в раю. Пусть весь мир будет позади тебя, забудь его. Наблюдай за своими мыслями, как хороший рыбак наблюдает за рыбой. Путь, которым ты должен следовать, есть в Псалмах, никогда не оставляй его.
• Если только что пришёл в монастырь и несмотря на свою добрую волю ты не можешь до конца понять, что тебе нужно, используй любую возможность, чтобы петь псалмы в своём сердце и понимать их своим разумом.
• И если твой разум рассеивается, пока ты читаешь, не сдавайся. Поспешно вернись и снова проникни разумом в слова.
• Осознай прежде всего, что ты стоишь перед Богом и веди себя так, как ведёт себя человек, стоящий перед императором.
• Опустоши себя полностью и пребывай в ожидании, довольствуясь Божьей милостью, как птенец, который ничего не пробует и не ест, кроме того, что ему приносит мать.

Почитание

Святой Ромуальд почитался святым уже при жизни. В 1466 году его мощи были обретены нетленными, а в 1481 году они были перенесены в Фабриано. В 1594 году в Римский календарь была введена память св. Ромуальда 19 июня. Папа Климент VIII передвинул дату празднования на 7 февраля. В 1969 году при реформе календаря, память св. Ромуальда была вновь возвращена на день его смерти 19 июня.

Ссылки

• [www.newadvent.org/cathen/13179b.htm St. Romuald. Catholic Encyclopedia  (англ.)]
• [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/Karsav/06.php Карсавин Л. Монашество в средние века. Глава VI. Итальянские еремиты]
• [www.catholic.org/saints/saint.php?saint_id=406 Календарь святых  (англ.).]

Отрывок, характеризующий Ромуальд

– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.