Ронго-ронго

Ронго-ронго
Тип письма:	недешифрованное
Языки:	вероятно, рапануйский
Период:	Время создания неизвестно; написание прекращено и большинство таблиц утрачены или уничтожены в 1860-х
Статус:	не дешифровано; предложен ряд гипотез
ISO 15924:	Roro
Ронго-ронго, фрагмент малой таблицы из Сантьяго

Ронго-ронго, кохау ронгоронго — деревянные дощечки с письменами жителей острова Пасхи. В настоящее время не ясно, представляют ли каждый символ отдельное слово или слог. Все ронго-ронго сделаны из дерева торомиро. На сегодня в музеях мира сохранилось всего около 25 «дощечек». Традиционно они нумеруются буквами латинского алфавита, что однако не является единственным способом обозначения «таблиц», среди которых присутствует один жезл, две надписи на нагрудном украшении реимиро, а также надпись на табакерке и на фигуре тангата ману.

Иероглифы — частично символические, частично — геометрические, всего около восьмисот различных знаков (по каталогу Бартеля).

История обнаружения

В 1862 году большинство работоспособного населения острова Пасхи, в том числе и людей, владевших искусством читать кохау ронгоронго, было вывезено с острова в рабство в Чили.

Обнаружены в 1864 году епископом Э. Эйро, который утверждал, что дощечки эти были практически в каждом доме, однако островитяне уже практически не могли их читать из-за недавних трагических событий. Уже через два года почти все таблички, которые он видел, погибли, то ли от его собственных рук, то ли во время междоусобиц (И. К. Фёдорова в последних работах категорически отрицает причастность Эйро к их уничтожению; в своей более ранней работе она излагала распространённое мнение о том, что Эйро содействовал их уничтожению как языческих). Последний знавший ронгоронго рапануец, Вике, умер в 1866 году.

Основную коллекцию удалось собрать архиепископу Флорентин-Этьен (Тепано) Жоссану с помощью миссионера Ипполита Русселя. Кроме того, Жоссан познакомился с переселившимся на Таити рапануйцем Меторо Тау а Уре, который утверждал, что в молодости учился в школе ронго-ронго и может читать дощечки. К «чтениям» Меторо современные учёные относятся крайне скептически, называя их плодом его фантазии.

Одну из дощечек Жоссан в 1871 году подарил приплывшему на Таити российскому этнографу Н. Н. Миклухо-Маклаю. Другую дощечку Миклухо-Маклай приобрёл, вероятно, на Мангарева, и привёз их в Санкт-Петербург, передав в Кунсткамеру, где они и хранятся по сей день.

Всего в настоящее время, по подсчётам И. К. Фёдоровой, известно 11 полных текстов кохау ронгоронго и 7 крайне испорченных.

Эти надписи содержат 14 083 знака в 314 строках.

Устная традиция самих рапануйцев утверждает, что основатели их культуры приплыли со своей прародины на остров Пасхи с 67 табличками с ронго-ронго. Однако некоторые исследователи сомневаются, что у островитян была письменность на момент прибытия европейцев. Когда испанцы аннексировали остров Пасхи в 1770 году, они подписали с местными вождями договор, на котором те оставили свои знаки. Возможно, знакомство с европейской письменностью могло подвигнуть рапануйцев развить собственную - подобно тому, как это случилось с Секвойей и письмом чероки. Впрочем, существуют и аргументы самостоятельного изобретения ронго-ронго: так, глиф 67 (), видимо, изображает пальму острова Пасхи, исчезнувшую около 1650 года.

Опыты дешифровки

С тех пор учёные со всего мира пытаются расшифровать ронго-ронго. Значительный вклад в исследование сделали Т. Бартель, Ю. В. Кнорозов и Н. А. Бутинов, И. К. Фёдорова, а также многие другие. Тем не менее, отсутствует консенсус даже в определении типа письменности, не говоря уже о конкретных чтениях.

Значительным этапом в изучении ронго-ронго явилось составление в 1950-е годы Т. Бартелем корпуса знаков и графем, включившего как отдельные знаки, так и их сочетания (лигатуры). Примерно «120 основных составных частей» и «приблизительно 1500—2000 разных сочетаний» были сгруппированы им под «790 индексами».

Тур Хейердал предполагал, что впервые надписи ронго-ронго были выполнены в Южной Америке и завезены сюда индейцами.

Известный теоретик грамматологии И. Гельб считал, что это не письменность, а только магические рисунки, аргументируя это тем, что его знаки так похожи друг на друга, различаясь лишь в отношении мелких деталей, что попытка их дифференцировать наталкивается на огромные трудности.

Бутинов и Кнорозов доказывают, что это никак не пиктография, а морфемно-силлабическое письмо.

Дж. Ги (1982) находит на дощечках «высокоразвитую форму смешанного фонетико-идеографического письма, которое характеризуется различными стилями, отражающими, конечно, местные „школы“ и эволюцию во времени».

Новозеландский исследователь С. Р. Фишер (в монографии 1997 года) считает, что дощечки «в большинстве своем воспроизводят магическую формулу оплодотворения, зафиксированную в поздней версии о сотворении мира, и строятся на повторении продуцирующей формулы: агент X соединился с агентом Y и породил объект(ы) Z». По иронической характеристике К. И. и И. К. Поздняковых, «получается чехарда, в которой все совокупляются в самых невероятных комбинациях».

Две книги и ряд статей по проблемам рапануйской письменности (а также два тома переводов других рапануйских текстов) опубликовала петербургская исследовательница И. К. Фёдорова (1931—2010). Первый вариант дешифровки, коренным образом пересмотренный ей в дальнейшем, был опубликован в статье 1982 года (в нём, в частности, допускалось наличие в текстах родословных и списков данников), а окончательный — в монографиях 1995 и 2001 годов.

Основные положения её работ 1990—2000-х годов таковы:

• Письмо ронго-ронго восходит к петроглифике острова Пасхи, многие его знаки совпадают с наскальными рисунками.
• Для письма ронго-ронго характерны три вида знаков:

1. идеограммы, или знаки, передающие названия изображаемых объектов и ассоциируемые с ними морфемы;
2. знаки-омографы, используемые для передачи омонимов по ассоциации звуков;
3. знаки «ключевые», или детерминативы, указывающие на группу объектов (вместе с тем в работе 1982 года Фёдорова ещё признавала возможность существования знаков, обозначающих служебные морфемы и аффиксы).

• В основном записи на дощечках — это магические формулы, направленные на увеличение урожая.

Лингвист К. И. Поздняков (в соавторстве с И. К. Поздняковым) подверг дешифровки, опирающиеся на каталог Бартеля, серьёзной критике, указав, в частности, что «имеются десятки примеров, в которых в параллельных текстах знаку 6 в одном тексте соответствует знак 64 в другом тексте», и трактовки Фёдоровой, при которой знак 6 читается как mau «брать», а знак 64 — как tonga «сорт ямса», крайне маловероятны. По их оценке, и дешифровка Фишера, и дешифровка Фёдоровой страдают крайней однообразностью и уже поэтому сомнительны.

Соавторы пришли к выводу, что рапануйское письмо содержит только 52 знака (99,7 % знаков в корпусе текстов); это хорошо сочетается с числом слогов в рапануйском языке, который, как и другие полинезийские, отличается крайне бедным фонетическим инвентарем (10 согласных фонем и 5 гласных, итого 55 слогов, включая 5 из одних гласных). Отец и сын Поздняковы сопоставили относительную частоту односложных, двусложных, трёхсложных и четырёхсложных слов в корпусе иных рапануйских текстов и корпусе письма ронго-ронго (при гипотезе его силлабической природы) и получили хорошо согласующиеся результаты.

См. также

• Рапануйский язык
• ронго-ронго

Примечания

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Ронго-ронго

Литература

• Фёдорова И. К. Говорящие дощечки с острова Пасхи. Дешифровка. Чтение. Перевод. СПб., 2001. 382 стр. ISBN 5-88431-056-0
• Barthel Th. S. Grundlagen zur Entzifferung der Osterinselschrift. Hamburg, 1958.
• Fischer S. R. Rongorongo. The Easter Island Script. Oxford, 1997.

Ссылки

• Rongorongo в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz).
• [pozdniakov.free.fr/Keiti_preprint.pdf Pozdniakov K. Tablet Keiti and calendar-like structures in Rapanui script (preprint)]

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ронго-ронго

– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.