Рондо (стихотворная форма)

Рондо — твёрдая форма в поэзии Нового времени, так или иначе опирающаяся на средневековые образцы (см. рондо во французской поэзии XIII—XV веков). Согласно М. Л. Гаспарову, рондо в русской поэзии Серебряного века — это стихотворение из 15 строк со сквозной рифмовкой, причём 9-я и 15-я представляют собой усечённый первый стих, его первое полустишие (холостое или связанное с основной рифменной цепью посредством внутренней рифмы).

Рондо в русской поэзии

С чего начать? толпою торопливой

К моей душе, так долго молчаливой,
Бегут стихи, как стадо резвых коз.
Опять плету венок любовных роз
Рукою верною и терпеливой.

Я не хвастун, но не скопец сонливый
И не боюсь обманчивых заноз;
Спрошу открыто, без манерных поз:
«С чего начать?»

Так я метался в жизни суетливой, —
Явились Вы — и я с мольбой стыдливой
Смотрю на стан, стройней озерных лоз,
И вижу ясно, как смешон вопрос.
Теперь я знаю, гордый и счастливый,

С чего начать.

— Михаил Кузмин

Примеры

• [www.clubochek.ru/lib.php?rat=5&dog=853 «В начале лета…»]
• [www.kostyor.ru/poetry/poem46.html#8 Надпись на книге]
• [kuzmin.ouc.ru/ottepel.html «Ты замечал: осеннею порою…»]

Рондо в белорусской поэзии

Узор небес… Ласкают взор

Их полуночные светила.
Вода проток, прудов, озёр
Их в чёрном лоне повторила.
И славит гимном жабий хор
Красу, которую явило
Болото; тьме наперекор,
Оно, мерцая, отразило
Узор…

И ропщут жабы, что есть силы
На солнце: выйдя из-за гор,
Оно глаза им ослепило…
Но там не слышен их укор,
Где из созвездий ночь творила

Узор.

— Максим Богданович, 1911 (перевод с белор. Бронислава Спринчана)

См. также

• Рондель (поэзия)

Литература

• [philologos.narod.ru/mlgaspar/gasp_rverse.htm#703 Рондо] // M. Л. Гаспаров. «Русские стихи 1890-х-1925-го годов в комментариях».

Отрывок, характеризующий Рондо (стихотворная форма)

Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.