Ронсе

Ро́нсе (нидерл. Ronse, МФА: [ˈrɔnsə]; фр. Renaix—Рёне) — город в Бельгии. Это самый густонаселённый льготно-языковой регион во Фландрии. Хотя по площади (34,5 км²) он уступает Вурену (50,3 км²), его население значительно больше: 25 тыс. чел. Имеет языковые льготы для франкофонов. В Ронсе проживают порядка 75 % «льготных» франкофонов к северу от языковой границы страны, не считая муниципалитеты Брюссельской периферии. С начала 2000-х годов этноязыковой конфликт между фламандцами и франкофонами резко обострился.

История

До римских завоеваний Юлия Цезаря местность в округе современного Ронсе населяли нервии (одно из местных кельтских племён), которое подверглось романизации. Нашествия германцев (франков) с конца V века н. э. значительно потеснили местное романское население, но полностью его не уничтожили. Романоязычное (пикардское, затем с приходом массового образования — французское) сохранялось в городе на протяжении Средних веков и в Новое время. По этой причине после передачи Ронсе Фландрии в результате фиксации в 1963 г. бельгийской языковой границы были сохранены определённые языковые льготы для франкофонов. В настоящее время, по оценкам, французский считают родным от 20 до 25 % постоянного населения муниципалитета (около 6 тыс. чел). При этом в выходные дни эта цифра достигает 30-40%, так как жители соседних валлонских деревень приезжают в город за покупками (Ронсе расположен ближе к ним, чем их «законный» административный райцентр Турне). В последнее время в Ронсе также осело немало бывших франкоязычных брюссельцев, ищущих спокойной жизни вдали от шумной столицы. Местные фламандские власти реагируют на процесс «галлизации» крайне болезненно. Мэр города Люк Дюпон даже призвал Ива Летерма (премьер-министр) запретить любое использование французского языка в муниципалитете. Дело в том что 78 % бездомных в городе — франкофоны, равно как и 50 % безработных. При этом общий уровень безработицы в муниципалитете (11 %) — самый высокий во Фландрии, где он обычно колеблется в пределах 4-6 %.

География

Город Ронсе находится в центральной Бельгии, на крайнем юге провинции Восточная Фландрия региона Фландрия, в округе Ауденарде. Площадь города составляет 34,5 км². Численность населения равна 24.639 человек (на 2008 год). Плотность населения — 715 чел./км².

Языковой конфликт

В отличие от быстро офранцуженных льготно-языковых коммун Брюссельской периферии, после 1963 года доля франкофонов в Ронсе постепенно сокращалась из-за их более низкой рождамости. Тем не менее, влияние французского языка в регионе остаётся существенным и для большинства его населения (особенно молодёжи) характерно спонтанное двуязычие, то есть абсолютно свободное владение двумя языками в любых ситуациях. Тем не менее, из-за разразившегося политического кризиса в 2009—2010 годах преимущественно фламандская администрация города начала проводить демонтаж двуязычных указателей, стирая надписи на французском. Мэр города обратилсья с призывом полностью ликвидировать языковые льготы для франкофонов. На бытовом уровне тема владения языками фактически превратилась в табу.

Знаменитые уроженцы

В Ронсе родились композиторы Чиприано де Роре и Ролан Кардон.

Города-партнёры

• Клеве
• Сэндвич
• Сен-Валери-сюр-Сомм
• Яблонец-над-Нисой
• Мсакен

Ссылки

• [www.ronse.be/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Ронсе

На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.