Роон, Альбрехт фон

Альбрехт Теодор Эмиль фон Роон
нем. Albrecht Theodor Emil Graf von Roon
Дата рождения	30 июня 1803(1803-06-30)
Место рождения	Плойсхаген, Померания
Дата смерти	23 февраля 1879(1879-02-23) (75 лет)
Место смерти	Берлин
Принадлежность	Пруссия Пруссия
Годы службы	1821—1873
Звание	Генерал-фельдмаршал
Командовал	военный и морской министр Пруссии
Сражения/войны	Революция 1848—1849 годов в Германии, Австро-прусско-датская война, Австро-прусско-итальянская война, Франко-прусская война
Награды и премии	Орден Святого Иоанна Иерусалимского (Пруссия)

Альбрехт Теодор Эмиль фон Роон (нем. Albrecht Theodor Emil Graf von Roon; 30 апреля 1803, Плойсхаген, близ Кольберга, Померания, Пруссия — 23 февраля 1879, Берлин) — граф (19 января 1871), германский военный и государственный деятель, прусский генерал-фельдмаршал (1 января 1873).

Биография

Альбрехт был сыном Генриха Фридриха фон Роона (17 октября 1768 в Берлине - 1809), прусского старшего лейтенанта, браунгшвейского камер-юнкера и Господина фон Плеусхагена и его жены Ульрики Йоханны Альбертины, урождённой фон Борке, вдове Шмидта фон Шмеидена(август 1773 Швохлов - 1823 в Фриденбург).

Роон жил после смерти своего отца с 1811 года в Шецине, поступил в 1816 году в Военную академию прусской армии в Kульме и 1819 в главную Военную академию в Берлине. С 9 января 1821 года он стал старшим лейтенантом в 14 пехотном полку. 1824-1827 он посещал школу генералов в Берлине и университетские курсы по географии Карла Риттера историка Фридрих фон Раумера. В 1833 году он работал в качестве географа для топографической службы Генерального штаба, в который он поступил в 1836 году в звании капитана. В том же году он женился на Анне Рогге, старшой сестре Бернхард Рогге. Его опубликованная работа в качестве студента-рыцаря имела репутацию стандартных работ. Получив офицерский чин в 1821 году, преподаёт в Берлинском кадетском корпусе. В 1830 году зачислен на службу при прусском Генеральном штабе. В 1844—1848 годах был воспитателем прусского принца Фридриха Карла и сопровождал его во время учебы в Бонне, а также в нескольких поездках по Германии, Франции и Италии. После этого служит на различных командных и штабных должностях. Назначенный в 1849 г. начальником штаба корпуса, был направлен на подавление революции в Бадене. С 20 июня 1856 года — командир 20-й пехотной бригады, 15 октября 1856 года произведен в генерал-майоры. 22 ноября 1858 года назначен командиром 14-й пехотной дивизии, а 31 мая 1859 года получил чин генерал-лейтенанта.

С 2 сентября 1859 года занимал должность министра по вопросам реорганизации армии, а уже 5 декабря 1859 года назначен Военным министром Пруссии и оставался на этой должности до 1873 года. С 16 апреля 1861 по 31 декабря 1871 года одновременно был Морским министром Пруссии. 8 июня 1866 года произведён в генералы от инфантерии.

Провёл военные реформы, резко повысившие боеспособность прусской армии (увеличение численности армии, введение трёхлетней действительной службы, ускорение мобилизационных мероприятий и прочие), сыгравшие большую роль в победах Пруссии в войнах с Данией (в 1864 г.), Австрией (1866 г.) и Францией (в 1870—1871 гг.). Был дружен с королём Вильгельмом I, что позволило Роону оказывать влияние и на внутреннюю политику Пруссии. Так, по его представлению Отто фон Бисмарк был назначен министром-президентом Пруссии. 5 апреля 1873 года российский император Александр II пожаловал Роону орден св. Георгия 3-й степени № 527.

В воздаяние отличной храбрости и мужества, оказанных во время военных действий германских войск во Франции.

На 1 января 1873 года Вильгельм I присвоил звание генерал-фельдмаршала Роону, занимавшему должность министра-президента Пруссии. Когда же Бисмарк был провозглашён рейхсканцлером Германии, с 1 января 1873 просит отставку. Во время повторного запроса 9 ноября 1873 года Вильгельм I награждает его алмазами к ордену Черного Орла.

Роон в 1868 приобрёл замок Гютерготц в Потсдаме, украсил его и создал парк. После выхода на пенсию он продал имущество и переехал обратно в замок Нойхоф бай Кобург в Франконии. В Нижней Силезии он купил замок Kробнитц. Там, недалеко от Гёрлитца, Роон провел последние годы и был похоронен в семейном склепе, своём последнем пристанище.

Семья

Роон женился в 1836 году в Великом Тинце на Лигнице на Анне Рогге (1818-1885). Она была дочерью прусского военного пастора Вильгельма Рогге (1790-1870) и его жены Августы Вольфрам. Его брат Бернард Рогге (1831-1919) был придворным капелланом и в 1906 году почетным гражданином Потсдама.

Дети: 1.Вальдемар (1837-1919), прусский генерал-лейтенант ∞ Магдалена Блакенбург (1845-1915), дочь Морица фон Блакенбурга (1815-1888)

2.Арнольд (1840-1906), прусский генерал от инфантерии фон ∞ Элен Лангенбек (1848-1907), дочь Бернхард фон Лангенбека (1810-1887)

3.Элизабет (1842-1908) ∞ Генрих фон Браухич (1831-1916)

4.Хедвига (1843-1927) ∞ Евгений фон Виссманн (1841-1912), прусский капитан

5.Вильгельм (1844-1890) ∞ Эмми (Уолли) Каролина Амалия Элен фон Цесхау (р. 1857), дочери Гуго фон Бальтазара фон Цесхау(р. 1826)

Литература

• Водовозов В. В. Роон, Альбрехт-Теодор-Эмиль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Roon W. von: Denkwürdigkeiten aus dem Leben des General-Feldmarschalls Kriegministers Grafen von Roon, Bd.1-2, Breslau 1892.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Альбрехт фон Роон

Отрывок, характеризующий Роон, Альбрехт фон

Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.