Роргон I (граф Мэна)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Роргон I дю Мэн»)
Перейти к: навигация, поиск
Роргон (Рорикон) I
фр. Rorgon (Rorico) I
граф Ренна
819 — ?
граф Мэна
832 — 839/840
Преемник: Гозберт
 
Смерть: 19 июня 839 или 840
Род: Роргониды
Отец: Гозлен I
Мать: Адельтруда
Супруга: Ротруда (незак.), Билишильда
Дети: Людовик (незак), Роргон II, Гозфрид, Билишильда, Гозлен

Роргон (Рорикон) I (фр. Rorgon (Rorico); умер 19 июня 839 или 840) — граф Ренна (819—?) и граф Мэна (832—839/840), сын Гозлена I и Адельтруды.





Биография

Правление

Роргон жил при дворе императора Карла Великого, а император Людовик I Благочестивый в 819 году поручил ему графство Ренн. В 824 году он основал аббатство Сен-Мор-де-Гланфеиль. В 832 году император Людовик сделал Роргона графом Мэна.

Умер Роргон 16 июня[1] 839 или 840 года.

Брак и дети

Когда Роргон жил при дворе Карла Великого, то он поддерживал отношения с Ротрудой (ок. 775—810), дочерью Карла Великого и Хильдегарды. От этой связи родился сын:

Жена: Билишильда

Напишите отзыв о статье "Роргон I (граф Мэна)"

Примечания

  1. Некролог аббатства Сен-Дени.
  2. В одном из текстов Рамнульф I назван двоюродным братом Рагенольда Мэнского. Однако в другом тексте указывается, что Эбль, аббат Сен-Дени (сын Рамнульфа I), был племянником графа Гозфрида. В первом случае Рамнульф должен был быть внуком Роргона I, тогда его матерью указывается незаконная дочь Роргона от Ротруды по имени Адельтруда. Во втором случае его жена была дочерью Роргона I. Обе гипотезы взаимоисключающие. Но по устоявшейся гипотезе женой Рамнульфа была Билишильда.

Литература

  • Pierre Riché, Les Carolingiens, une famille qui fit l’Europe, 1983
  • Jean-Charles Volkmann, Bien Connaître les généalogies des rois de France ISBN 2-87747-208-6
  • Michel Mourre, Le petit Mourre. Dictionnaire d’Histoire universelle ISBN 978-2-04-732194-2

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/MAINE.htm Fondation for Medieval Genealogy: Графы Мэна]

Отрывок, характеризующий Роргон I (граф Мэна)

Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.