Росарио Сентраль

Росарио Сентраль
Прозвища	Canallas (Негодяи), Железнодорожники, Жёлто-синие
Основан	1889
Стадион	Хиганте де Арройито, Росарио, Аргентина
Вместимость	41.654
Президент	Рауль Бролья
Тренер	Эдуардо Коудет
Капитан	Марко Рубен
Рейтинг	КОНМЕБОЛ 71
Соревнование	Примера Аргентины
2016	7-е (Зона 1)
Основная форма Гостевая форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1889 годуРосарио СентральРосарио Сентраль

«Росарио Сентраль» (полное название — исп. Club Atlético Rosario Central) — один из старейших аргентинских футбольных клубов из города Росарио. Клуб 3 раза становился чемпионом Аргентины и завоевал 1 международный трофей — Кубок КОНМЕБОЛ в 1995 году. 45 % жителей Росарио болеют за этот клуб.

История

«Центральный Аргентинский Железнодорожный Атлетический Клуб» (англ. The Central Argentine Railway Athletic Club) был основан 24 декабря 1889 года в Росарио английскими рабочими железной дороги. Первым президентом был англичанин Колин Калдер и все члены клуба говорили только по-английски. В 1903 году, когда железные дороги Росарио и Буэнос-Айреса объединились, клуб сменил своё название на общепринятое в Аргентине «Club Atlético Rosario Central».

Первоначальными цветами команды были красный и белый, затем белый и синий, и, наконец, команда пришла к сине-жёлтым цветам, в которых выступает поныне.

В 1939 году вместе с «Ньюэллсом», своим злейшим врагом, «Сентраль» присоединился к Аргентинской Лиге, до того выступая в местной лиге Росарио.

1971 и 1973 годах клуб становился чемпионом Аргентины, дважды выиграв турниры Насьональ. Тренировал команду Карлос Тимотео Григуоль. В 1974 году в клубе появился молодой нападающий Марио Кемпес, впоследствии ставший главной звездой чемпионата мира 1978 года.

Вылетев в 1985 году во Второй аргентинский дивизион, «Росарио Сентраль» триумфально вернулся в элиту, с ходу став чемпионом Аргентины 1986/1987 — один из уникальнейших случаев в истории мирового футбола.

В 1995 году «Сентраль» выиграл Кубок КОНМЕБОЛ — официальный международный турнир, третий по престижности на тот момент после Кубка Либертадорес и Суперкубка (южноамериканский аналог Кубка УЕФА в те же годы).

Всего «Росарио Сентраль» 10 раз принимал участие в розыгрышах Кубка Либертадорес, уступая по этому показателю только «Ривер Плейту» и «Боке Хуниорс».

Прозвища

• В 1920-е годы «Росарио Сентраль» отказался от серии благотворительных матчей для клиники прокажённых в Росарио. За это они получили прозвище «Негодяи». Впрочем, согласившиеся участвовать в матчах «Ньюэллс Олд Бойз» получили прозвище «Прокажённые».
• «Железнодорожники» — клуб был основан как железнодорожный.
• «Жёлто-синие» — по цветам клуба.

Достижения

• Чемпионы Аргентины (4): 1971 (Насьональ), 1973 (Насьональ), 1980 (Насьональ), 1986/87
• Чемпионы Аргентины во Втором дивизионе (3): 1942, 1951, 2012/13
• Кубок КОНМЕБОЛ (1): 1995
• Обладатель Кубка Никасио Вилы: 1908, 1914, 1915, 1916, 1917, 1919, 1923, 1927, 1928, 1930

Знаменитые игроки

• Роберто Акунья
• Пауло Ванчопе
• Кристиан Кили Гонсалес
• Рубен Да Сильва
• Сесар Дельгадо
• Даниель Альберто Диас
• Анхель Ди Мария
• Мартин Кардетти
• Марио Кемпес
• Даниэль Киллер
• Эдуардо Коудет
• Леопольдо Луке
• Сесар Луис Менотти
• Хуан Антонио Пицци
• Альдо Педро Пой
• Анхель Тулио Соф
• Лусиано Фигероа
• Гарри Хейс
• Хосе Чамот
• Эктор Бракамонте

Знаменитые тренеры

• Альфио Басиле
• Эдгардо Бауса
• Мигель Игномирьельо
• Мигель Анхель Руссо
• Омар Сивори
• Мануэль Флейтас Солич

Известные болельщики

За «Росарио Сентраль» болел знаменитый аргентино-кубинский революционер Эрнесто Че Гевара, а также Сесар Луис Менотти, бывший игрок клуба, впоследствии приведший в качестве тренера сборную Аргентины к первому титулу чемпиона мира в 1978 году.

Ссылки

• [www.rosariocentral.com/ Официальный сайт клуба] (исп.)
• [www.canalla.com/ Сайт болельщиков] (исп.)

Отрывок, характеризующий Росарио Сентраль

Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.