Российская национальная библиотека (Невский проспект)

Здание
Главное здание публичной библиотеки
Вид на здание в 1800-е годы
Страна	Россия
Санкт-Петербург	угол Садовой улицы и Невского проспекта (пл.Островского, 1)
Координаты	59°56′02″ с. ш. 30°20′08″ в. д.59.93389° с. ш. 30.33556° в. д. / 59.93389; 30.33556
Строитель	Е. Т. Соколов
Строительство	1796—1801 годы
Основные даты: Открытие библиотеки — 2 (14) января 1814 года
Статус	Действующая библиотека

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810625000

 памятник архитектуры (федеральный)

Главное здание или Комплекс зданий на Невском проспекте Российской национальной библиотеки протянулся от угла Садовой улицы и Невского проспекта до угла площади Островского и переулка Крылова.

Несмотря на то, что комплекс сооружений зрительно воспринимается как единое строение, в действительности он представляет собой четыре самостоятельных здания, которые возводились порознь в разное время.

Первым был возведен Соколовский корпус на пересечении Невского проспекта и Садовой улицы. Позже со стороны площади Островского был построен корпус Росси, к которому затем были пристроены корпуса Собольщикова и Воротилова. Помимо четырех основных корпусов по Садовой улице к комплексу зданий библиотеки примыкают Дом Балабина и Дом Крылова, которые в настоящее время также относятся к библиотеке.

Корпус Соколова

Императорская Публичная библиотека была основана 16 (27) мая 1795 года высочайшим повелением Екатерины II. Первым зданием библиотеки стало здание, расположенное на углу Невского проспекта и Садовой улицы. Это было первое здание в России приспособленное специально для нужд библиотеки. Библиотека изначально планировалась в качестве как книгохранилища, так и в качестве общедоступного «источника народного просвещения».

Уже через два дня начались подготовительные работы перед строительством: объявлены торги, приобретены строительные материалы, наняты работные люди, отпущены средства из казны для оплаты расходов. В июне того же года началась сама стройка. В июле 1796 года Екатерина II утвердила архитектурный проект Егора Соколова.

Первоначально строительство велось под непосредственным наблюдением императрицы. Известно, что Екатерина предложила дополнить здание библиотеки обсерваторией. Для её оборудования Екатерина приобрела телескоп английского астронома У. Гершеля.

Однако, после смерти Екатерины строительство велось с перебоями. В 1799 — 1801 годах производилась наружная и внутренняя отделка, на здании и в нишах по фасаду были установлены статуи и бюсты из пудожского камня работы А. Трискони по моделям И. П. Прокофьева. На колоннаде главного фасада были поставлены шесть статуй античных писателей и ученых.

С 1801 года отделку библиотеки, по проекту Соколова, продолжил архитектор Л. И. Руска. Отделкой отдельных помещений библиотеки занимался архитектор А. Н. Воронихин. Работы были закончены в 1812 году. К этому времени в арочных нишах нижнего этажа под полукруглыми окнами были пробиты прямоугольные окна. Здание было оштукатурено и окрашено в два цвета: стены - в серый, а колонны, тяги и карнизы - в белый.

Перед библиотекой ставилась задача собрать все книги, напечатанные в России, изданные за границей на русском языке, а также книги о России на иностранных языках (так называемая «Россика»).

Открытие Императорской публичной библиотеки состоялось 2 (14) января 1814 года. Библиотека была открыта для всех, независимо от социального положения.

Сейчас в корпусе Соколова находятся читальный зал отдела рукописей, зал отдела рукописей, овальный зал отдела рукописей, выставочный зал отдела рукописей, зал русского книжного фонда, овальный зал русского книжного фонда.

Корпус Росси

В конце 1820-х годов возникла необходимость в расширении библиотеки. Генеральный план нового корпуса здания библиотеки, выходящего на площадь Островского, был создан К. И. Росси, а рабочий проект разработан А. Ф. Щедриным. Здание было возведено к 1828 году, а наружная отделка завершена в 1832 году.

Карлу Росси удалось не только сохранить корпус Соколова, но и вписать его в общую композицию библиотечного комплекса. Сохранилось членение по горизонтали, полуциркульные и прямоугольные окна, были использованы тот же ордер и основные декоративные элементы. В фасад корпуса Соколова Росси внёс отдельные изменения, но основной объем был сохранён. Таким образом удалось добиться архитектурного единства обоих строений.

Характерной особенностью здания стало органическое сочетание архитектурного и скульптурного убранства, что придавало всему комплексу библиотеки особую выразительность. Основой композиции фасада здания, обращенного к площади, стала колоннада ионического ордера, приподнятая, как и в старом корпусе, на массивный рустованный нижний этаж. На месте заделанных окон и ниш верхнего этажа был помещен скульптурный фриз. В центральной части дворового фасада место колонн были использованы пилястры. Дворовый фасад корпуса Соколова остался без изменений.

В оформлении здания активное участие принимал выдающийся российский скульптор В. И. Демут-Малиновский. Он создал статую Минервы над фронтоном, фигуры Демосфена, Гиппократа, Эвклида и скульптурный фриз.

При разработке архитектурного проекта Росси учёл функциональные требования, предъявляемые к библиотеке — внутри здания были спланированы обширные, не загроможденные колоннами или пилонами залы и удобные проходы к шкафам. На втором этаже были помещены два двусветных зала, деревянные винтовые лестницы вели на галерею верхнего этажа.

По предложению А. Ф. Щедрина в новом корпусе библиотеки были смонтированы духовые печи, водопровод и канализация.

В настоящее время в корпусе Росси находятся: кабинет Фауста, библиотека Вольтера, библиотека Санкт-Петербургского шляхетного корпуса, отдел эстампов, Ларинский зал, зал Корфа, зал справочного обслуживания и электронных ресурсов.

Кабинет Фауста

Кабинет Фауста или Готическая зала был построен и оборудован в средневековом стиле в 1857 году по проекту архитекторов И. И. Горностаева и В. И. Собольщикова.

В 1872 году кабинет Фауста описывался следующим образом:

… Пестро расписанные крестообразные своды плафона опираются на массивный серединный столп, составленный из четырех соединенных в одно колонн. Две стрельчатыя оконицы с своими розетками и трилистниками из цветного стекла; громадные шкафы, которых далеко выдающиеся карнизы поддерживаются витыми колонками, возвышаются до самаго свода; тяжелый стол и кресла, пюпитр для письма, какой можно видеть еще на старинных ксилографах, на нем часы с кукушкою для боя и арабский зеленый глобус с астролябиею, а сверху на невидимой нити спокойно парящий вампир, скамья для чтения книг, обложенных цепями: все, до неуклюжих растопыренных петель и запоров на боковых дверцах и до чернильницы, напоминает монастырскую библиотеку пятнадцатаго «типографскаго» столетия… Над капителями колонн средняго столба нарисованы красные гербы первых типографщиков — Фауста и Шеффера из Майнца, Зензеншмидта и Фриснера из Нюренберга, Тер-Гернена из Кельна, Венцлера из Базеля …

Зал и в настоящее время напоминает европейскую монастырскую келью XV века. В центре зала находится статуя Гутенберга работы датского скульптора Б. Торвальдсена. Над капителями колонн надписи «здесь стоят первенцы типографского искусства», и «имя Иогана Гутенберга — изобретателя книгопечатания останется жить вечно».

В кабине Фауста хранятся инкунабулы — книги, изданные до 1501 года.

Корпус Собольщикова

В середине XIX века в связи с большим наплывом читателей возникает необходимость в строительстве третьего корпуса библиотеки. В 1857 году проект нового читального зала на 200-250 мест был заказан В. И. Собольщикову. Перед началом разработки проекта архитектор с целью ознакомления посетил европейские библиотеки.

Строительство здания началось в июне 1860 года, а завершилось — в сентябре 1862 года.

Новый читальный зал был удобнее предыдущих: более светлый, снабженный подъемными машинами для книг, шкафами и столами для справочной библиотеки и дополнительными помещениями для занятий художников и женщин-читательниц.

Помимо строительства нового корпуса Собольщиков выполнил частичную переделку уже существующих корпусов библиотеки. Корпус Собольщикова находится внутри комплекса зданий Российской национальной библиотеки и не виден с улиц.

В настоящее время в корпусе Собольщикова находится Ленинский читальный зал.

Корпус Воротилова

В конце XIX века вновь возникла необходимость в расширении площади библиотеки. 30 ноября 1890 года император одобрил план и фасад постройки, которую решили разместить на Александрийской площади как пристройку к старому зданию. 1 сентября 1896 года состоялась закладка нового здания по проекту Е. С. Воротилова.

Новый корпус был возведен на площади в одну линию с корпусом Росси, однако его фасад, обработанный «под гранит», заметно отличается от стиля более раннего корпуса. Для единства восприятия построек Воротилов использовал единство масштабных соотношений и сходные элементы декора. В старом здании пробили вертикальные борозды для зрительного соединения обоих зданий. Корпуса соединили внутренней галереей.

Несмотря на усилия по созданию архитектурного единства комплекса зданий, новый корпус был сделан в другой стилистической манере — оно не столь гармонично, благодаря иным масштабным соотношениям кажется более тяжелым, лишенным изящества, характерного для построек эпохи классицизма. В определенной степени оно нарушает стилистическую целостность ансамбля площади, которую Росси планировал целиком, не предполагая возведения на ней еще одной и к тому же достаточно протяженной постройки.

7 сентября 1901 года новый читальный зал на 400 человек был открыт для посетителей. Он соответствовал требованиям своего времени — 36 огромных двухярусных окон обеспечивали хорошую освещенность, вентиляция — чистоту воздуха, окраска — не утомляющую глаз цветовую гамму. В аванзале, перед читальным залом, находилось справочное отделение с библиотекарем при нем.

В настоящее время в корпусе Воротилова находится универсальный читальный зал.

Дом Балабина

До середины XIX века от корпуса Соколова по Садовой улице шла глухая каменная стена, которая ограждала обширный библиотечный двор. В середине XIX века генерал-лейтенантом П. И. Балабиным здесь был построен дом, в котором он открыл гостиницу и трактир. В Балабинской гостинице в 1859 году проживал историк Н. И. Костомаров. У него бывали Т. Г. Шевченко, Н. Г. Чернышевский. В Балабинском трактире, получившего неофициальное название литературной корчмы бывали А. Ф. Писемский, Н. А. Лейкин, И. Ф. Горбунов, П. И. Мельников-Печерский.

В 1874 году доходный дом был перестроен архитектором А. Ю. Новицким.

В конце XIX века в этом доме были размещены магазин обоев Царскосельской обойной фабрики и Санкт-Петербургская городская станция казенных железных дорог. В начале XX века тут помещались «Петроградское общество взаимного кредита» и банкирский дом «А.Ф.Филиппов и К». В 1918 году декретом советского правительства этот дом был передан Публичной библиотеке.

В настоящее время в доме располагается администрация библиотеки.

Дом Крылова

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810645000

«Дом Крылова» на Садовой улице, предположительно был построен в 1790-х годах и принадлежал казне. В 1796 году Павел I распорядился разместить здесь библиотеку братьев Залуских, привезённую из Варшавы после польской компании А. В. Суворовым.

Первый этаж этого здания сдавали в аренду книготорговцам, а на втором и третьем этаже располагались квартиры для сотрудников. В 1811 году в бесплатной казённой квартире из трёх комнат на 3-м этаже проживал принятый на должность помощника библиотекаря (без жалования) Николай Иванович Гнедич. Гнедича в его квартире посещали А. С. Пушкин, А. Н. Оленин, А. А. Дельвиг, К. Н. Батюшков.

В 1816—1841 годах на втором этаже дома проживал баснописец И. А. Крылов, а на третьем этаже квартировали будущий член Российской Академии М. Е. Лобанов, библиограф В. С Сопиков. На первом этаже помещались книжные и другие магазины, а в начале XX века здесь были конфекцион и магазин тканей «Северный торговый дом Эдуарда Дихтера», магазин фототоваров, а также книгоиздательство А. А. Каспари и редакция журнала для семейного чтения «Родина».

В настоящее время в здании размещаются структурные подразделения Российской национальной библиотеки: книжный салон, информационно-сервисный центр, конференц-зал, музыкальная гостиная и зал заседаний.

История

В дни блокады библиотека не прекращала свою работу, ценой неимоверных усилий, в условиях нехватки топлива и электричества её сотрудники сохранили уникальные фонды библиотеки.

Ремонт 2008 года

В 2008 году был произведён ремонт трёх залов библиотеки с уничтожением исторического декора. Изменения коснулись трёх залов:

• Центральный зал (он же — зал Корфа),
• Зал литературы (Ларинский зал),
• Зал социально-экономической литературы.

В связи с этим было подписано открытое обращение петербуржцев, встревоженных исчезновением элементов декора и исторического библиотечного оборудования залов РНБ. В обращении подчёркивается, что было утеряно убранство первой половины XIX века, которое было ярким примером архитектурной и культурной традиции. Авторство интерьеров, по словам работников РНБ, принадлежало таким общепризнанным архитекторам, как К. И. Росси, А. Ф. Щедрин, А. Н. Оленин, М. А. Корф

Это обращение поддержали деятели культуры и искусства:

• директор Пушкинского Дома Всеволод Багно,
• писатель Яков Гордин,
• исполнительный директор Фонда имени Лихачёва Александр Кобак,
• члены Федерального совета по сохранению культурного наследия Олег Иоаннесян и Михаил Мильчик,
• член совета при Президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека профессор Александр Сунгуров,
• заслуженный деятель искусств РФ, редактор киностудии «Ленфильм» Фрижетта Гукасян

и другие.

Интересные факты

Изображение корпуса Соколова было использовано для оформления серебряной памятной монеты, выпущенной Банком России в 1995 году.

Литература

• Пилявский В. И. Зодчий Росси. М.-Л.: ГИАиГ, 1951.

Отрывок, характеризующий Российская национальная библиотека (Невский проспект)

Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.