Российская помощь Сербии в ходе Первой мировой войны

Российская помощь Сербии в Первой мировой войне была одной из самых значительных. Российская империя оказывала поддержку Сербии как политическую, так и экономическую и военную. От царской России в Сербию по Дунаю приходили караваны судов с военной техникой, продовольствием, людьми и больничным оборудованием.

Политика России на Балканах

В начале войны правительство царской России рассчитывало в одиночку победить Австро-Венгрию и навести порядок на Балканском полуострове в своих интересах. Идея заключалась в том, чтобы восстановился Балканский союз 1912 года (в тот год нацеленный против Турции), Сербия укрепилась и урегулировала отношения с Болгарией, а впоследствии они вместе стали бы «широкой рукой» России в Европе (союзом сателлитов России на континенте) и Россия заимела бы широкий проход в Средиземное море и к Ближнему востоку.

По этому замыслу, после войны Сербия должна была расшириться на территории Боснии и Герцеговины, Далмации и на север Албании, но ей пришлось бы уступить часть Македонии в пользу Болгарии.. Территориальная компенсация Болгарии от Сербии создала бы условия для мира между южно-славянскими государствами, и, следовательно, обеспечивала благоприятные условия для окончательного распада Австро-Венгерской империи.

Сербское правительство отказалось уступить Болгарии часть Македонии, что позже привело к вступлению Софии в войну на стороне Германского блока и атаке Болгарии на Македонию (южную половину тогдашней Сербии). Министр иностранных дел России Сергей Сазонов принял предложение Сербии, что она объединится только с южными славянами, находившимися в составе Австро-Венгрии, а для того, чтобы урегулировать отношения с Болгарией, болгары предложили расширить их территорию за счет тогдашних территорий Греции и Турции. Южные славяне могли претендовать и на итальянские земли, в связи с чем правительство России уже в 1914 году обещало итальянцам Трентино, Триест и Валон, если Италия откажется от югославской побережья Адриатического моря и областей, населённых южными славянами [2].

Причина вступления России в войну

23 июля Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии, а вечером того же дня правительство Сербии обратилось за помощью к России. В ночь с 23 по 24 июля Российский полномочный представитель Страндман сообщил телеграммой Сазонову о ночном визите князя Александра в Русскую миссию: «Его Величество сказали мне, что все надежды возлагаются на Императора и на Россию, потому что только её весомое слово может спасти Сербию». Российский император Николай II уже 30 июля положительно отреагировал на просьбу правительства Сербии. И это было начало великих страданий и потрясений. Австро-Венгрия напала на Сербию, Россия (как защитник Сербии) объявила войну Австро-Венгрии, Германия (как союзник Австро-Венгрии) объявила войну России и Франции, и так началась Первая Великая война. Важно отметить, что Россия вступила в войну, чтобы защитить Сербию, но сама к войне была не готова.

Помощь в первый год войны

Июльский кризис

Тесные связи Императорской России с Сербией и Черногорией снова стали актуальными во время «июльского кризиса», когда дипломатическая деятельность России была заметна как в рамках усилий по умиротворению (успокоению) ситуации, так и в плане получения гарантии того, что она будет активно защищать Сербию в случае войны (имеется ввиду открытие второго фронта против Австро-Венгрии). Содействие с началом конфликта было прежде всего политическое и финансовое, а потом и военное. Уже 11 августа в своей просьбе о военной помощи, отправленной Российской стороне, Премьер-министр Сербии Никола Пашич подчеркнул необходимость морских мин

Экспедиция особого назначения

Русское Министерство морского флота взяло на себя обязательство по организации и отправки военной помощи; была сформирована «Экспедиция особого назначения» (ЭОН). Задачей ЭОН являлось «прохождение и сопровождение военных грузов в Сербию», посредством транспортировки грузов по Дунаю. Экспедиция была сформирована 16 августа 1914 года, во главе с капитаном первого класса М. М. Весёлкиным (позже в ходе войны Весёлкин был произведён в контр-адмиралы).

Для перевозки грузов использовались мощности Черноморского флота царской России, но большие суда в этой операции использоваться не могли, поскольку они были не способны проплыть по Дунаю. В составе экспедиции принимали участие баржи и торговые суда; кроме того, ЭОН включила в свой состав и Российское пароходство на Дунае. Вскоре и от Российского Министерства морского флота были получены весьма немалые средства на приобретение новых грузовых судов.

Всё что транспортировала ЭОН — рассматривалось как «товары специального назначения», а это означало, что железными дорогами и водными путями грузы будут пропускаться приоритетно, вместе с материалами для русской армии, и всё это за счёт российской казны. Русский порт на Дунае, Рени, был выбран в качестве отправной точки пути до сербских городов Радуевац и Прахово, являвшимися портами разгрузки. Русский флот охранял конвой (караван) на случай встречи или боя с Австро-Венгерскими кораблями и самолётами, а также на случай появления мин (охранял от столкновений).

Российские минёры

На территории Королевства Сербии Российская военная миссия находилась уже с конца августа. Первая миссия состояла из шестисот моряков во главе с капитаном Юрием Волковицким. Эта группа обучала сербских солдат, а затем формировала «Отряд командования речным минёрством», который стал первой организацией речного минирования в Сербии. Порт Ресник 25 августа 1914, когда ещё Российские солдаты оставались в Реснике, получил большое количество водных мин из России. Задачей этих войск было взорвать часть бассейна, между н. п. Остружница и Умка, на расстоянии нескольких сотен метров. Склад мин при этом был в Валево (или Влёра).

Колонна полковника Весёлкина

13-14 октября из Рени вышла колонна полковника Весёлкина с военным имуществом, предназначенным для сербской армии, и она прибыла в Прахово 23 октября. Это была первая экспедиция из России, которая прибыла в Сербию, она состояла из семи пароходов и шестнадцати барж.

Ультиматум царя Николая II союзникам после захвата Сербии

После падения Сербии последовало драматическое отступление сербской армии и части населения страны на Албанское побережье. Соглашение с Западными союзниками состояло в том, что союзные корабли будут ждать сербов у берегов Албании, обеспечат им необходимую поддержку, транспортируют военных в безопасное место и будут готовиться к контрнаступлению. Первая группа сербов, во главе с правительством и верховным командованием прибыла в Шкодер (это — северный крупный порт Албании) 6 декабря 1915. Но помощи там, которую союзные правительства обещали сербам, как оказалось, не было вообще! Союзники не выполнили свою часть сделки: итальянцы, от которых требовалось организовать эвакуацию сербов, не предоставили никакой помощи. 28 декабря Николе Пашичу было вручено заявление итальянского правительства, в котором говорилось, что сербская армия не должна пересекать реку Шкумбу, дабы не вступить в конфликт с итальянской. Сразу же после этого представитель Российской дипломатии в Риме ответил, что итальянцы просто не хотят помочь. По мнению Верховного командования Сербии, на Албанское побережье прибыло около 110 000 сербских солдат и 2350 офицеров. Премьер-министр Никола Пашич 15 января 1916 года послал письмо Российскому царю Николаю II с просьбой о помощи. Российский царь известил короля Великобритании и президента Франции, что если сербская армия не будет спасена, Россия прекратит союзнические отношения с ними и выйдет из войны. После вмешательства Российского Императора французы послали на помощь сербам свои корабли, а Италия позволила сербской армии войти в Албанский город Влёра.

В январе 1916 года остатки Сербских войск были эвакуированы из Албании на остров Корфу и в Бизерту. Англо-французские войска в декабре 1915 года отошли на территорию Греции, к Салоникам, где смогли закрепиться, образовав Салоникский фронт по границе Греции с Болгарией и Сербией. Кадры сербской армии (до 150 тыс. человек) были сохранены и весной 1916 года усилили Салоникский фронт.

Отвлечение войск противника на Российский фронт

Это было самым большим вкладом России в победу Антанты и Сербии в Первой Мировой войне. Порядка половины всех войск Тройственного союза (Германии и её сателлитов) было задействовано на Российском фронте, растянувшемся на тысячи километров. Больше половины потерь — тоже на Российских просторах. Если бы не участие в войне России, то блок Центрально-Европейских держав мог перебросить эти свои войска на Французско-Бельгийский и Сербский фронты, и наверняка победил бы в войне ещё в 1914-м году. Русские солдаты отвлекали силы Тройственного союза при каждом из трёх сменявшихся правительств: и 2½ года времени правления Царя (с августа 1914 по февраль 1917 года), и 8 месяцев правительства Керенского (до октября 1917), и даже 1 год после прихода к власти в России большевиков (поскольку те в лице переговорщика Троцкого в начале отказались подписать мирное соглашение с Германским блоком, и войска последнего наступали на восток по всему фронту на сотни километров, а потом вынуждены были находиться на занятых территориях в целях обеспечения контроля и порядка). Войска Германии в боевых действиях против России потеряли убитыми 400 тысяч военнослужащих, а пленными — минимум 250 тысяч. Турецкая сторона потеряла 200 тысяч убитыми и 100 тысяч пленными. А вот данные по непосредственному противнику Сербии — Двуединой монархии — гораздо более весомые. В боевых действиях против России Австро-Венгрия потеряла больше 60 % военнослужащих убитыми (не менее 800 тысяч), а совокупно — примерно 74 % всех своих потерь (в том числе попавшие в плен: в русский плен попало 1,85 миллиона). Таким образом, силы Австро-Венгрии были сокрушены именно Россией.

См. также

• Сербия в Первой мировой войне
• Россия в Первой мировой войне
• Первая мировая война

Литература

• Попович Никола Б. Сербы в Первой Мировой войне 1914—1918.. — Новисад: Общество историков Южнобачского и Сремского округов, 2000.
• А. Писарев, «Некоторые аспекты отношений с Россией, Черногории и Сербии в начале Первой мировой войны»
• Сергей Курск, «Отвлечение войск и ресурсов Тройственного Союза на Российский фронт»
• Никола Попович, Сербия и царская Россия, Белград 1994.
• Душан Бабац, Сербия и Россия у Великой войне (то есть в Первой Мировой войне), Белград 2014.
• А.Тимофеев, Д.Кремич, Россия На Сербском Фронте, Москва, 2014

Отрывок, характеризующий Российская помощь Сербии в ходе Первой мировой войны

«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.