Российское бюро ЦК КПСС
Росси́йское бюро́ Центра́льного Комите́та Коммунисти́ческой па́ртии Сове́тского Сою́за - руководящий орган партийных организаций КПСС, действовавших на территории РСФСР. Существовал в 1989 - 1990 годах.
Содержание
Возникновение
РБ ЦК КПСС было избрано на декабрьском 1989 года Пленуме ЦК КПСС. Решением Пленума на бюро была возложена обязанность «координировать деятельность областных и краевых партийных организаций РСФСР, направленную на реализацию политики КПСС, осуществлять контроль за выполнением решений съездов и конференций партии, пленумов и Политбюро ЦК КПСС»[1].
Председателем бюро был избран генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев, в состав этого органа вошли первые секретари Московской и Ленинградской партийных организаций Прокофьев и Гидаспов, председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Воротников, председатель Совета Министров РСФСР Власов, ряд секретарей региональных российских партийных организаций (обкомов и крайкомов). Кроме того, членами Российского бюро стали вице-президент АН СССР Коптюг, главный редактор газеты «Советская Россия» Чикин, бригадир токарей Уральского завода тяжелого машиностроения имени С. Орджоникидзе (объединение «Уралмаш») Королев, ткачиха Костромского льнокомбината имени В. И. Ленина Плетнева, а также секретари ЦК КПСС Манаенков и Усманов.
Условия деятельности
Вопрос о создании Российского бюро ЦК КПСС до декабрьского пленума обсуждался неоднократно. В РСФСР, в отличие от других союзных республик, до 1990 года не было своей Коммунистической партии, партийные организации российских регионов подчинялись непосредственно Центральному Комитету КПСС. До определённого момента такое положение вызывало недовольство только у некоторых националистически и сепаратистски настроенных представителей интеллигенции, мнение которых в расчёт можно было не брать. Однако к концу 1989 года положение изменилось. Советский Союз начал разваливаться, о выходе из Союза подумывали уже и в России. Так, на I Съезде народных депутатов СССР писатель Валентин Распутин высказался[2] следующим образом:
|
Мы, россияне, с уважением и пониманием относимся к национальным чувствам и проблемам всех без исключения народов и народностей нашей страны. Но мы хотим, чтобы понимали и нас… Здесь, на Съезде, хорошо заметна активность прибалтийских депутатов, парламентским путём добивающихся внесения в Конституцию поправок, которые позволили бы им распрощаться с этой страной. Не мне давать в таких случаях советы. Вы, разумеется, согласно закону и совести распорядитесь сами своей судьбой.
Но по русской привычке бросаться на помощь, я размышляю: а может быть, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете её, и если её слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы и нам решить многие проблемы, как настоящие, так и будущие. |
|
Соответственно, перед КПСС вставала задача приспособления к новым условиям. Применительно к РСФСР это означало курс на создание Коммунистической партии РСФСР в составе КПСС. Пока же для управления партийными организациями России был создан особый орган.
После выборов народных депутатов РСФСР и принятия Декларации о государственном суверенитете РСФСР работа по созданию КП РСФСР ускорилась. В своём докладе на Мартовском (1990 года) пленуме ЦК КПСС председатель Российского бюро Горбачев отмечал[3]:
|
|
В связи с заложенными в проект Устава принципами и подходами к решению проблем, касающихся республиканских компартий, встает и важнейший вопрос - о создании республиканской партийной организации в России. Нет нужды говорить о той особой роли, которую Россия как мощный системообразующий фактор играет в рамках Союза, а коммунисты России - в обеспечении единства и целостности КПСС. Сегодня в значительном числе российских областных парторганизаций вопрос о создании компартии РСФСР поставлен со всей решительностью. В Ленинграде, например, за её создание высказалось в ходе референдума, как нас информировал Ленинградский областной комитет партии, 80 процентов коммунистов. Думается, решить этот вопрос должны сами коммунисты республики. |
|
Уже 21 апреля 1990 года в Ленинграде открылся Инициативный съезд российских коммунистов, в котором приняли участие 600 делегатов, которые представляли 1 миллион 455 тысяч коммунистов России из 37 краев и областей[4]. В своей резолюции съезд потребовал, чтобы Российская коммунистическая партия организационно оформилась до начала XXVIII съезда КПСС.
Деятельность
Свои заседания бюро было обязано проводить не менее одного раза в месяц.
16 марта 1990 года Пленум ЦК КПСС принял решение о созыве до XXVIII съезда КПСС Российской партийной конференции. Её делегатами должны были стать избранные от партийных организаций РСФСР делегаты XXVIII съезда. Провести конференцию было решено 19 июня. Подготовка и проведение этой конференции возлагались на Российское бюро[5]. Во исполнение решений пленума Российское бюро образовало[6] Подготовительный комитет из 87 человек (по одному от каждой из российских региональных партийных организаций): 15 рабочих, 2 колхозников, 12 работников науки, культуры, народного образования, 4 хозяйственных руководителей, 2 советских работников, 21 секретаря первичных партийных организаций, 2 председателей партийных комиссий, 28 выборных партийных работников (секретарей обкомов, окружкомов, горкомов и райкомов КПСС) — 28 и одного работника партийного аппарата[7].
Ликвидация
19 июня 1990 года Российское бюро ЦК КПСС сложило свои полномочия перед Российской партийной конференцией. По итогам конференции, превратившейся в I (Учредительный) съезд Коммунистической партии РСФСР, некоторые члены Российского бюро (Купцов, Чикин, Шенин и другие) вошли в состав руководящих органов КП РСФСР и КПСС после XXVIII съезда КПСС.
См. также
Напишите отзыв о статье "Российское бюро ЦК КПСС"
Примечания
- ↑ [soveticus5.narod.ru/85/pl891209.htm Постановление Пленума Центрального Комитета КПСС «Об образовании Российского бюро ЦК КПСС»] // Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 9 декабря 1989 г. — М.: Политиздат, 1989 г.; с. 38.
- ↑ Первый съезд народных депутатов СССР. 25 мая - 9 июня 1989 г. Стенографический отчет. Том II. М., 1989. С. 458-459
- ↑ Доклад генерального секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачева // Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 11, 14, 16 марта 1990 г. — М.: Политиздат, 1990 г.; с. 14.
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=266201 Российская Компартия: «Мы не ставим ультиматум, но…»] // Коммерсантъ № 16, 30 апреля 1990 года.
- ↑ Постановление Пленума ЦК КПСС от 16 марта «О Российской партийной конференции» // Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 11, 14, 16 марта 1990 г. — М.: Политиздат, 1990 г.; с. 188.
- ↑ Постановление Российского бюро ЦК КПСС от 3 апреля 1990 года «О Подготовительном комитете Российской партийной конференции» // Известия ЦК КПСС, 1990 г., № 5; с. 14.
- ↑ [www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2006/06/27/0000281062/018_sotsialnaya_baza_RKP.pdf Осадчий И. Какова социальная база РКП] // Социологические исследования, 1991 г., № 1; с. 143.
Отрывок, характеризующий Российское бюро ЦК КПСС
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
