Россия в концлагере

Россия в концлагере
Жанр:	автобиографические очерки
Автор:	Иван Солоневич
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1935 год
Дата первой публикации:	1935-1936 год
Издательство:	Знамя России

«Россия в концлагере» — собрание автобиографических очерков Ивана Лукьяновича Солоневича, посвященных его жизни в СССР, аресту, нахождению в концлагере и побегу из него через советско-финскую границу. Первая публикация начата в парижской газете «Последние новости» в 1935 году.

История создания

Мысль об изложении на бумаге своей лагерной истории пришла к Солоневичу, когда он находился в карантине финской политической полиции в Йоэнсуу. О своём решении издать небольшую брошюру он писал своей жене Тамаре: «…это карантинное время я использую для работы над брошюрой о концлагерях в СССР. Думаю издать её в Гельсингфорсе и думаю, что она будет интересна: свежий материал на свежую тему. Спишись с Ренниковым… и поговори в Берлине насчет издания, условий, гонорара, переводов и т. д., размер 2-3 печ. листа».

Однако впоследствии он переосмыслил концепцию своих очерков, сочтя, что неправильным будет описывать только лагерные страдания, пытки, голод, как это делали авторы уже изданных воспоминаний о лагерях, таких, как «Записки „вредителя“» и «Жена „вредителя“» В. В. и Т. В. Чернавиных, а также других произведений, с которыми Солоневичу удалось ознакомиться в Гельсингфорсе. Потом, вспоминая, он писал: «Предшествовавшая литература об СССР меня как-то не устраивала. Почти все, что было написано с, так сказать, контрреволюционной стороны, было фактически правильно. Фактически правильными были разоблачения о страшном режиме Соловков, о пытках и казнях, о терроре, о голоде. Все это было верно, но все это было не все: под страшным давлением террористического аппарата советов шла какая-то иная жизнь. Если был террор, то были и поводы для террора: никакое ведь правительство не станет организовывать террор исходя из чисто садистских соображений. Если было „действие“ террористического аппарата, то ведь было и какое-то „противодействие“ ему, иначе террор, исчерпав и истребив своих „классовых врагов“, погас бы просто за отсутствием горючего материала, уперся бы в тупик. Но годы шли, и террор все усиливался и усиливался — процесс, который продолжается и до сих пор. Но если усиливается террор, то это может означать только одно: усиливаются факторы, вынуждающие власть к террору» (Контуры будущего. 1950 год). Солоневич утверждал, что в СССР жизнь в концлагере и на воле практически не различаются, и описывал лагерную структуру как модель советской жизни в целом, что заметно увеличило объём произведения. Работая в Гельсингфорсе портовым грузчиком, он в свободное от работы время писал и переписывал рукопись, обсуждая детали с братом Борисом, вместе с которым они отбывали заключение в Белбалтлаге, и бежали в один день. В попытках опубликовать рукопись Солоневич писал в «Возрождение», Ренникову, Алексееву, Гукасову, однако безуспешно. Последней надеждой осталась возможность публикации в парижской газете «Последние новости» П. Н. Милюкова. С 20 января 1935 года в № 5050 газеты «Последние новости» начала печататься серия из 118 очерков под общим названием «Россия в концлагере». Очерки сразу завоевали массу читателей, Б. Солоневич вспоминал о том, что сам Милюков признавался ему, что по средам и субботам, когда печаталась «Россия в коцлагере», тиражи газеты поднимался на семь-восемь тысяч экземпляров. «Россию в концлагере» читали как простые эмигранты, так и известные литераторы, аристократы и члены Дома Романовых.

Издания

В первое время Солоневичи не могли добиться издания книги ни в одном издательстве Финляндии, Америки, Германии или Франции, но в марте 1936 года книга была напечатана русским издательством «Знамя России» в Праге на чешском языке. В этом же году вышли второе и третье издание на чешском языке. Популярность «России в концлагере» росла в эмигрантской среде, в прессе печатались многочисленные положительные отзывы, правые газеты и журналы публиковали перепечатки из книги. Также в 25 августа 1936 года первый том «России в концлагере» был подготовлен и издан Национально-трудовым союзом нового поколения тиражом в 1000 экземпляров. В октябре вышел второй том, 24 ноября вышел первый том во втором издании. 5 января 1937 года вышли оба тома во втором издании. Затем книга была издана в Голландии и в Германии. В Германии книга (изданная в 1937 году Эссенским издательством в двух томах как «Die Verlorenen. Eine chronik namenlossen leidens» — нем. «Потерянные. Хроники неизвестных страданий») обрела большую популярность, как среди простых немцев, так и среди немецкой интеллектуальной элиты и нацистских вождей. Рекламу книге дал рейхсминистр пропаганды Й. Геббельс, получивший книгу от директора Эссенского издательства. В своём дневнике он писал: «Читаю ужасающую книгу о России. „Потерянные“ Солоневича. Фюрер тоже заинтересовался ею. Следующий день в жизни партии будет опять посвящён борьбе с большевизмом.», «Запоем читаю вторую часть „Потерянных“ Солоневича. Просто ад на земле творится в России. Стереть его с лица земли. Долой!». Книгу в публичных выступлениях рекомендовали читать Геббельс и Геринг, положительные рецензии были напечатаны почти в двухстах газетах.

В 1938 году «Россия в концлагере» была третий раз издана на русском языке, а также на английском, французском и польском языках, также готовились переводы на японском, испанском, словацком, сербском и венгерском языках (сведений об издании книг на этих языках нет). Впоследствии книга издавалась на итальянском, датском, исландском языках. Во время Великой Отечественной войны книга активно использовалась немецкой пропагандой, и распространялась на оккупированных территориях без ведома Солоневича, находившегося в ссылке под надзором гестапо.

Первое переиздание после войны последовало в 1958 году. Издательством основанной Солоневичем газеты «Наша страна» в Аргентине планировалось издание полного собрания сочинений Солоневича, что так и не было осуществлено, и в шести выпусках, с 1958 по 1961 год печаталась «Россия в концлагере». Также в 1958 году отдельным томом книга была издана в США издательством П. Ваулина. В 1980-х годах книга издавалась в Германии и Польше.

В России «Россия в концлагере» впервые была опубликована журналом «Кубань» в 1991 году с первого по восьмой номер (в сокращённой версии). В отдельном издании книга была напечатана М. Б. Смолиным и редакцией журнала «Москва» в 1999 году, тиражом 2000 экземпляров, а в 2000 году вышло ещё 2000 экземпляров. С тех пор в Российской Федерации и других странах было издано ещё несколько тиражей книги.

Литература

• Никандров Н. Иван Солоневич: народный монархист / Под ред. В. Г. Манягина. — М.: Алгоритм, 2007. — 672 с. — (Властители дум). — ISBN 978-5-9265-0442-9.

Ссылки

• [lib.ru/POLITOLOG/SOLONEVICH/konclager.txt Иванъ Солоневичъ. Россiя въ концлагерe.]
• [www.solonevich.narod.ru/voronin2004.html Воронин И. П. «Россия в концлагере»: история одной книги.]

Отрывок, характеризующий Россия в концлагере

– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.