Россия (крейсер)
Росси́я — броненосный крейсер российского императорского и советского флотов. Построен на верфи Балтийского завода по проекту корабельного инженера Н. Е. Титова.
Содержание
Конструкция
Крейсер представлял собой дальнейшее развитие идей, реализованных в проекте крейсера «Рюрик» — предпочтение было отдано дальности и автономности плавания в ущерб скорости, вооружению и бронированию. Основные отличия от «Рюрика» — более полное бронирование борта при меньшей толщине брони, наличие второго броневого пояса, размещение части артиллерии в броневых казематах, установка в батарейной палубе броневых траверзов, применение водотрубных котлов, отказ от тяжёлого рангоута. От броненосных крейсеров других стран отличался увеличенным водоизмещением, высотой борта и удлиненностью.
Проектирование «Рюрика № 2», как назвал его управляющий Морского министерства адмирал Н. М. Чихачев, началось ещё до спуска «Рюрика». Новый крейсер должен был, сохранив прежние размеры, характеристики и вооружение, отличаться от первого более полным бронированием: при 203-мм толщине главного броневого пояса по ватерлинии требовалось предусмотреть выше её второй пояс и траверзы в оконечностях.
По предложению управляющего Морским министерством заменили шесть 120-мм пушек на четыре 152-мм. С помощью перемещения пушек и боевой рубки удалось обеспечить нормальные углы возвышения носовых 203-мм орудий. Кормовую 152-мм пушку с батарейной палубы перенесли на палубу юта, но погонную 152-мм пушку переносить из-под полубака на его палубу не стали (это было сделано лишь в 1904 году). Разнокалиберность артиллерии ещё более усугубили установкой только что появившихся патронных 75-мм пушек.
Между орудиями в казематах установили разделительные полупереборки из 37-мм брони, увеличили до 305-мм бронирование боевой рубки, а незащищённые на «Рюрике» кожухи элеваторных шахт прикрыли 76-мм бронёй.
Постройка
Постройка крейсера затягивалась из-за проектных неувязок, необходимости строительства крытого каменного эллинга и перестройки судостроительной мастерской. Тем не менее, к моменту официальной закладки 20 мая 1895 года в составе корпуса на стапеле было более 1400 т металла, включая 31-тонный бронзовый форштевень. В августе установили двойной ахтерштевень с рулевой рамой, к осени — кронштейны гребных валов. Тогда же стальной корпус стали обшивать деревом и медью. В октябре начали прибывать заказанные во Франции водотрубные котлы Бельвиля. Как раз в это время в мастерских завода завершали сборку главных машин.
Завод рассчитывал подготовить крейсер к ходовым испытаниям к осени 1896 года с тем, чтобы окончательно сдать его в 1897 году, но министра Н. М. Чихачёва эти сроки не устраивали, и он требовал завершить все испытания и подготовить крейсер к плаванию уже в октябре 1896 года, хотя Обуховский завод обещал поставить 152-мм пушки не ранее апреля 1898 года. Однако изготовление орудий и минного вооружения ускорили. Часть гарвеированных броневых плит заказали (с переплатой за срочность) в США на заводе Карнеги.
Форсирование работ сделало возможным его спуск на воду 30 апреля 1896 года, после чего начались работы по установке броневых плит, продлившиеся до конца лета. Чтобы крейсер не застрял на всю зиму в Кронштадте, завершение работ решили провести в незамерзающем порте Либава, для чего порт срочно пришлось дооборудовать. Наблюдать за достройкой крейсера в Либаве назначили младшего помощника судостроителя А. И. Моисеева.
Инцидент на Кронштадтском рейде
1 октября 1896 года на «России» успешно провели швартовные испытания механизмов, а 5 октября крейсер впервые поднял андреевские флаг, вымпел и гюйс. Согласно первому строевому рапорту командира, на корабле было 598 рядовых, 68 унтер-офицеров и 23 офицера.
Выход на кронштадтский рейд проходил при сильном ветре (порывы до 11 баллов). При приближении к месту стоянки на Большом рейде сильным порывом ветра нос крейсера резко бросило в сторону. Остановить снос корабля не удалось, и его всем бортом прижало к отмели. Волнами крейсер начало бить о грунт — пришлось затопить несколько междудонных отсеков, чтобы смягчить удары. Попытки снять корабль с мели с помощью броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» и эскадренного броненосца «Сисой Великий» не увенчались успехом — уровень воды заметно упал, и крейсер плотно сел на грунт.
Утром 27 октября к месту аварии прибыл управляющий Морским министерством вице-адмирал П. П. Тыртов, который одобрил решение углубить грунт под левым бортом крейсера, чтобы столкнуть его в вырытый рядом канал. В Петербурге, Либаве, Гельсингфорсе начали готовить землечерпательные и землесосные снаряды. В ночь на 29 октября, пользуясь подъёмом воды, предприняли ещё одну неудачную попытку стащить крейсер с мели на буксире.
30 октября на крейсере поднял флаг контр-адмирал В. П. Мессер, принявший на себя руководство работами. К 11 ноября вдоль левого борта крейсера был сделан ров глубиной 7,5—8,5 м. Одновременно грунт выбирали и из-под правого борта. При каждом подъёме воды броненосцы «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Сенявин» пытались стащить крейсер с мели, но 15 ноября эти попытки были прекращены.
Несмотря на приближение зимы, отказался[кто?] от предложения подготовить крейсер к зимовке во льдах и приказал форсировать дноуглубительные работы. Эти работы продолжались и после того, как Балтику сковало льдом — команда крейсера прорубала во льду проходы для землечерпалок. К 4 декабря до 30 м длины крейсера были уже на чистой воде. На льду в 200 м от борта крейсера установили три деревянных ручных шпиля. В 2 часа утра 15 декабря, с очередным подъёмом воды, шпили привели в действие. За ночь «Россия» подвинулась в сторону на 25 м и почти столько же прошла вперёд. Утром начали продвигать крейсер вперёд, постепенно разворачивая в канал на фарватер. Около 2 ч дня стало ясно, что крейсер уже на чистой воде. В 4 ч он отдал якорь в Средней гавани против Николаевского дока.
История службы
- Переведён с Балтийского моря на Дальний Восток в состав эскадры Тихого океана, где под командованием капитана 1-го ранга А. П. Андреева стал флагманским кораблём Владивостокского отряда крейсеров. За время крейсерства с апреля 1904 по апрель 1905 года потопил два японских транспорта, 6 японских шхун, английский пароход «Knight Commander», германский пароход «Tea» и ещё 4 японских судна.
- 1 августа 1904 — Бой с эскадрой японских броненосных крейсеров в Корейском проливе у о. Ульсан. Тяжело повреждён (48 убитых, 165 раненых). Во время ремонта на верхней палубе вместо 6х75-мм орудий верхней палубы установлены 6х152-мм, погонное орудие перенесено на верхнюю палубу.
- Зима 1904−1905 — Использовался в качестве плавучего форта с целью флангового обстрела побережья Амурского залива при возможной атаке Владивостока по льду, для чего был вморожен в лёд у входа в бухту Новик.
- 1906—1909 — Капитальный ремонт в Кронштадтских мастерских Балтийского завода (отремонтирован корпус, механизмы и устройства, демонтирована средняя машина экономического хода, заменены котлы, облегчён рангоут).
- 1909 — Зачислен в отряд первого резерва.
- 1911 — Зачислен в бригаду крейсеров Балтийского моря.
- Сентябрь 1912 — март 1913 — Поход в Атлантику с учениками школ строевых унтер-офицеров.
- Сентябрь 1913 — 28 февраля 1914 — Поход в Атлантику с учениками школ строевых унтер-офицеров.
- 1914 — Флагман 2-й бригады крейсеров Балтийского моря.
- Сентябрь 1914 — Участвовал в набеговых операциях на коммуникации противника.
- Январь 1915 — Участвовал в постановке активных минных заграждений, прикрытии минно-заградительных, разведывательных и набеговых действий лёгких сил флота.
- 1915—1916 — Перевооружён (6х203/45, 14х152/45, 2х47, 3 пулемета; для установки дополнительных 203-мм орудий срезан полубак).
- 25 октября 1917 — Вошёл в состав советского Балтийского флота.
- 22—25 декабря 1917 — В составе отряда крейсеров перешёл из Гельсингфорса в Кронштадт.
- Май 1918 — Поставлен на консервацию в Кронштадтском военном порту.
- 1919 — Часть 152-мм орудий передана для обороны Риги.
- 1 июля 1922 — Продан на слом совместному советско-германскому акционерному обществу «Деруметалл».
- 3 октября 1922 — Сдан «Рудметаллторгу» для разборки.
В конце 1922 года при буксировке в Германию крейсер попал в сильный шторм и был выброшен на банку Девельсей у Таллина.
Впоследствии снят спасательной экспедицией Морских Сил Балтийского Моря и отведён в Киль, где и разобран.
Командиры
- 26.06.1894-25.01.1896 — капитан 1-го ранга Сильверсван Ф. Н.
- 25.01.1896-27.03.1900 — капитан 1-го ранга Доможиров, Александр Михайлович
- 27.03.1900-09.09.1902 — капитан 1-го ранга Серебренников, Пётр Иосифович
- 09.09.1902-05.01.1904 — капитан 1-го ранга Арнаутов, Константин Петрович
- 05.01.1904-11.10.1904 — капитан 1-го ранга Андреев, Андрей Парфёнович
- 11.10.1904-20.11.1906 — капитан 1-го ранга Лилье, Владимир Александрович
- 02.10.1906-22.04.1907 — капитан 1-го ранга Студницкий, Ипполит Владимирович
- 22.04.1907-05.10.1909 — капитан 1-го ранга Загорянский-Кисель, Аполлинарий Сергеевич
- 05.10.1909-05.08.1912 — капитан 1-го ранга Блохин, Константин Платонович
- 05.08.1912-03.08.1914 — капитан 1-го ранга Ворожейкин, Сергей Николаевич
- 03.08.1914-27.04.1915 — капитан 2-го ранга (с 25.08.1914 капитан 1-го ранга) Подгурский, Николай Люцианович
- 27.04.1915-хх.хх.1917 — капитан 1-го ранга Щетинин А. А.
- в 1918 — капитан 2-го ранга Гинтер
Напишите отзыв о статье "Россия (крейсер)"
Литература
- Крестьянинов В. Я. Крейсера Российского Императорского флота 1856—1917 Ч.1. — СПб., 2003. [keu-ocr.narod.ru/Cruisers/]
- Мельдер И. И. Заграничные походы крейсера «Россия» в 1913—1914 годах / Подгот. к публ. и примеч.: А. Ю. Емелин, Р. В. Кондратенко // Гангут. — 2014. — № 81. — С. 127—136. — Ранее опубл.: Морской врач. — 1915. — Сент.).
Источники
- [militera.lib.ru/tw/melnikov1/04.html Мельников Р. М. «Рюрик» был первым]
- [www.mmt.ru/win/ships/rossia/amain.htm БРОНЕНОСНЫЙ КРЕЙСЕР «РОССИЯ»]
- [web.archive.org/web/20070929110424/www.rustrana.ru/article.php?nid=31775 Броненосный крейсер «Россия»]
- [navsource.narod.ru/photos/02/014/index.html Архив фотографий]
- [www.mmt.ru/win/ships/rossia/foto/aros05.htm Фото]
- [modelyard.narod.ru/russian/ships/rossi/rossi_s.htm Рисунок]
- [modelyard.narod.ru/russian/ships/rossi/rossi_v.htm Фото]
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Россия (крейсер)
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
