Ростислав (князь Великой Моравии)
| Ростислав словацк. Rastislav<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Таким представил себе Ростислава современный художник.</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 846 — 870 | ||
| Предшественник: | Моймир I | |
| Преемник: | Святополк I | |
| Вероисповедание: | Христианство | |
| Смерть: | после 870 года | |
| Род: | Моймировичи | |
Ростислав (словацк. Rastislav, † после 870 года) — князь Великой Моравии из династии Моймировичей, правивший с 846 по 870 годы. Во время его правления в Великой Моравии миссионерствовали Кирилл и Мефодий. Чехословацкая православная церковь причислила его в 1994 году к лику святых.
Содержание
Первые годы княжения
Ростислав был племянником Моймира I. В 846 году королю Восточно-Франкского королевства Людовику II Немецкому удалось посадить его на престол в качестве наследника Моймира. Людовик считал Ростислава своим вассалом и исходил из того, что последний будет представлять интересы Восточно-Франкского королевства в Центральной Европе. В то время как Людовик был занят борьбой против своих родственников, Ростислав расширял и укреплял своё государство. По его инициативе были сооружены крепости, заключены союзы с Болгарским царством и Византийской империей.
Начиная с 850 года Ростислав порвал тесные отношения с Восточно-Франкским королевством и предоставил убежище противникам Людовика II Немецкого. Среди них были высокопоставленные сановники короля, а также, временно, его сыновья Карломан и Людовик. Ростислав изгнал из Великой Моравии баварских священников и присоединил к своему государству земли между Дунаем и Дыей (по некоторым источникам, это произошло, однако, уже в 791 году).
В 855 году в Великую Моравию вторглось войско Людовика II и двинулось в сторону крепости Ростислава, наиболее вероятно в сегодняшнем пригороде Братиславы Девине. Около неё моравцы предприняли успешное нападение на рать Людовика II. Моравцы преследовали франков до Дуная и разорили пограничные земли Баварии. В 858 году Ростислав заключил союз с сыном Людовика Карломаном. За это он получил земли в сегодняшней Венгрии (вокруг Пилишвёрёшвара), которые он присоединил к Великой Моравии. В 861 году поддержанное Ростиславом войско Карломана воевало с Людовиком II и его союзником Прибиной, который в этой борьбе погиб. После этого правителем Блатенского княжества стал сын Прибины, перешедший на сторону Ростислава.
Миссионерская деятельность Кирилла и Мефодия
Людовик Немецкий продолжал угрожать Великой Моравии, заключив союз с болгарами. Ростислав отправил послов в Рим с просьбой к папе римскому выслать учителей для обучения собственных священников. Этим Ростислав надеялся ослабить влияние Восточно-Франкского королевства в Великой Моравии. Однако Папа не принял послов Ростислава. В 861 и 862 годах Ростислав отправил новых послов, на сей раз в Византию к императору Михаилу III, прося об учителях, священниках или епископе, которые бы заложили в его государстве основу собственного церковного управления. Михаил III удовлетворил просьбу Ростислава и послал к моравам Кирилла и Мефодия. Их миссионерская деятельность имела основополагающее значение для культурного развития не только Великой Моравии, но и всей Восточной Европы. В Моравии Кирилл и Мефодий, обнаружив отсутствие у местных жителей собственной письменности, изобрели глаголицу.[1] Они переводили церковные книги с греческого на славянский язык, обучали славян чтению, письму и ведению богослужения на славянском языке.
В 864 году Людовик Немецкий вновь вторгся в Великую Моравию и окружил Ростислава в крепости Девин. Ростислав был вынужден подчиниться Восточно-Франкскому королевству и допустить возвращение восточно-франкских священников. Однако годом позже Ростислав вновь восстал против Людовика и миссия Кирилла и Мефодия продолжилась. Братья пробыли в Моравии более трёх лет, после чего их вызвали в Рим, где многие считали богослужение на национальных языках «варварских» народов Европы святотатством. Однако Папа в конце концов поддержал их миссию. В 868 году Мефодий и три его ученика Горазд, Климент и Наум были возведены Папой в священнический сан. В Риме святой Кирилл умер, а Мефодий впоследствии вернулся в Моравию, чтобы продолжить преподавание в Великоморавской академии.
После очередного, в этот раз безуспешного, нападения восточных франков, Ростислав передал Нитранское княжество своему племяннику Святополку. Практически дело дошло до разделения Великой Моравии на две части. Как Ростислав, так и Святополк были вынуждены обороняться от новых вторжений Людовика Немецкого, который в 869 году вновь дошёл до крепости Ростислава и вновь не смог её взять.
Примерно в то же время папа римский назначил вернувшегося в Великую Моравию Мефодия архиепископом Паннонии и Великой Моравии, освободив его от церковной зависимости от баварского епископства. В Великой Моравии возникло первое славянское архиепископство во главе с Мефодием.
Конец княжения
В 870 году Святополк заключил союз с Восточно-Франкским королевством и признал его верховенство над Нитрянским княжеством. Ростислав отреагировал неудавшейся попыткой убить своего племянника. В ответ Святополку удалось взять Ростислава в плен и впоследствии передать его восточным франкам. Ростислав был осуждён и приговорён к ослеплению. Вместе с Мефодием, который весной 870 года по пути из Рима в Великую Моравию был захвачен по приказу баварских епископов, его содержали в баварских монастырях, где он впоследствии умер. После смерти Ростислава в Великой Моравии началась борьба за власть. Претензии на престол выдвинул Святополк, который в итоге победил кандидатов Людовика, восточнофранкских маркграфов Вильгельма II и Энгельшалька I.
Напишите отзыв о статье "Ростислав (князь Великой Моравии)"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?id=Ee1799vFgnAC&pg=PA188&dq=glagolitic+rastislav&as_brr=0#v=onepage&q=&f=false Writing, society and culture in … — Google Books]
Отрывок, характеризующий Ростислав (князь Великой Моравии)
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
