Ростислав Всеволодович

Ростислав Всеволодович (в крещении вероятно Михаил) (1070—1093) — князь переяславский (1078—1093), младший сын Всеволода Ярославича, от брака с половецкой княжной, брат Владимира Мономаха.
После гибели дяди в битве на Нежатиной Ниве и занятия своим отцом киевского престола княжил в Переяславле и вместе с братом, княжившим в Чернигове, участвовал в борьбе с половцами.

Ещё при жизни Всеволода Ярославича, во время его болезни, началась новая волна половецких набегов на Русь. После смерти Всеволода и занятия киевского престола Святополком Изяславичем Туровским русские князья предприняли поход против половцев. Святополк, Владимир и Ростислав перешли реку Стугну и проиграли сражение. Во время отступления Ростислав утонул. Владимир пытался спасти его, но едва не утонул сам.

В Киеве, на территории Выдубицкого монастыря находится Михайловский собор, заложенный и возведённый князем Всеволодом Ярославичем в 1070—1088 годах по случаю рождения сына Ростислава.

Ростиславу Всеволодовичу посвящено стихотворение Князь Ростислав («Князь Ростислав в земле чужой…») А. К. Толстого.

Ссылки

• [www.bibliotekar.ru/rus/2-3.htm Повесть временных лет]
• «[lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4874 Поучение Владимира Мономаха]»

Отрывок, характеризующий Ростислав Всеволодович

– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.