Рота, Нино
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
| Нино Рота Nino Rota | |
 Нино Рота в возрасте 12 лет | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Имя при рождении |
Джованни Рота Ринальди[1] |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Инструменты | |
| Жанры |
музыка для кинематографа, классическая музыка |
| Сотрудничество |
Лукино Висконти |
| [www.ninorota.com/ ninorota.com] | |
Ни́но Ро́та (итал. Nino Rota, настоящее имя Джованни Рота Ринальди, итал. Giovanni Rota Rinaldi; 3 декабря 1911, Милан — 10 апреля 1979, Рим) — итальянский композитор, лауреат премий «Оскар», «Золотой глобус» и «Грэмми». Широко известен благодаря написанию музыки ко многим фильмам Федерико Феллини и Лукино Висконти, а также к «Крёстному отцу» Фрэнсиса Форда Копполы и продолжению «Крёстный отец 2».
Биография
Нино Рота родился в 1911 году в Милане, в семье музыкантов. В детстве, переехав в Рим, поступил в консерваторию Санта-Чечилия, которую закончил в 1929 году. Ещё в консерватории Рота прослыл вундеркиндом — он зарекомендовал себя как композитор и дирижёр оркестра, а его первая оратория «L’infanzia di San Giovanni Battista» уже в 1923 году была поставлена в Милане и Париже.
С 1930 по 1932 год Рота жил в США, получил учёную степень в Кёртисовском институте, где он учился композиции у Розарио Скалеро и по классу оркестра у Фрица Райнера. По возвращении в Италию изучал литературу в Миланском университете; позднее, в 1937 году, начал преподавательскую карьеру. Начиная с 1950 и до своей смерти в 1979 году занимал пост директора консерватории Бари.
Автор ряда опер, в том числе: «Ariodante» (1942), «Torquemada» (1943), «I due timidi» (1950), «Il capello di paglia di Firenze» (1955), «La notte di un nevrastenico» (1959—1960), «Aladino e la lampada magica» (1968), «La visita meravigliosa» (1970), «Napoli milionaria» (1977) и балетов «La rappresentazione di Adamo ed Eva» (1957), «La Strada» (1965), «Aci e Galatea» (1971), «Le Molière imaginaire» (1976) и «Amor di poeta» (1978, был специально написан для Мориса Бежара). Кроме того, композитор создал огромное количество произведений для оркестра, многие из которых исполняются до сих пор во всём мире.
С начала 1940-х Рота начал писать музыку к кинофильмам, работал с режиссёрами Ренато Кастеллани, Лукино Висконти, Франко Дзеффирелли, Марио Моничелли, Фрэнсисом Фордом Копполой (в 1974 году Рота был удостоен премии «Оскар» за лучшее музыкальное сопровождение к его фильму Крёстный отец 2), Эдуардо де Филиппо, но наиболее плодотворным оказалось его многолетнее сотрудничество с Федерико Феллини — Рота является автором музыки ко всем его фильмам, начиная с «Белого шейха» (1952) и заканчивая «Репетицией оркестра» (1978).
Помимо музыки к кинофильмам, композитор являлся автором музыкального сопровождения для театральных постановок Эдуардо де Филиппо, Франко Дзеффирелли и Лукино Висконти.
Нино Рота скончался от сердечной недостаточности в Риме в 1979 году.
Избранная фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Режиссёр | Примечания |
|---|---|---|---|---|
| 1933 | Treno popolare | Раффаэлло Матараццо | ||
| 1942 | Giorno di nozze | Раффаэлло Матараццо | ||
| 1943 | Il birichino di papà | Раффаэлло Матараццо | ||
| 1944 | Zazà | Ренато Кастеллани | ||
| 1944 | La donna della montagna | Ренато Кастеллани | ||
| 1945 | La freccia nel fianco | Альберто Латтуада | ||
| 1945 | Lo sbaglio di essere vivo | Карло Людовико Брагалья | ||
| 1945 | Le miserie del signor Travet | Марио Сольдати | ||
| 1946 | Vanità | Джорджо Пастина | ||
| 1946 | La primula bianca | Карло Людовико Брагалья | ||
| 1946 | Un americano in vacanza | Луиджи Дзампа | ||
| 1946 | Albergo Luna, camera 34 | Карло Людовико Брагалья | ||
| 1946 | Mio figlio professore | Ренато Кастеллани | ||
| 1946 | Roma città libera | Марчелло Пальеро | ||
| 1947 | Il delitto di Giovanni Episcopo | Альберто Латтуада | ||
| 1947 | Daniele Cortis | Марио Сольдати | ||
| 1947 | Come persi la guerra | Карло Боргезио | ||
| 1947 | Gli uomini sono nemici | Этторе Джаннини | ||
| 1947 | Il segreto di Don Giovanni | Камилло Мастрочинкве Марио Коста |
автор музыки также Франко Превитале | |
| 1947 | Vivere in pace | Луиджи Дзампа | ||
| 1948 | Totò al giro d'Italia | Марио Маттоли | ||
| 1948 | Proibito rubare | Луиджи Коменчини | ||
| 1948 | Molti sogni per le strade | Марио Камерини | ||
| 1948 | Sotto il sole di Roma | Ренато Кастеллани | ||
| 1948 | Fuga in Francia | Марио Сольдати | ||
| 1948 | È primavera... | Ренато Кастеллани | ||
| 1948 | Senza pietà | Альберто Латтуада | ||
| 1948 | Arrivederci, papà! | Камилло Мастрочинкве | ||
| 1948 | Amanti senza amore | Джанни Франчолини | ||
| 1948 | Anni difficili | Луиджи Дзампа | ||
| 1948 | L'eroe della strada | Карло Боргезио | ||
| 1949 | Quel bandito sono io | Марио Сольдати | ||
| 1949 | The Glass Mountain | Генри Кэсс Эдоардо Антон |
||
| 1949 | Come scopersi l'America | Карло Боргезио | ||
| 1949 | Наваждение | Obsession | Эдвард Дмитрык | |
| 1949 | I pirati di Capri | Эдгар Георг Ульмер Джузеппе Мария Скотезе |
||
| 1949 | Campane a martello | Луиджи Дзампа | ||
| 1949 | Children of Chance | Луиджи Дзампа | ||
| 1950 | Vita da cani | Марио Моничелли Стено |
||
| 1950 | Peppino e Violetta | Морис Клош Ральф Смарт |
||
| 1950 | Napoli milionaria! | Эдуардо де Филиппо | ||
| 1950 | È più facile che un cammello... | Луиджи Дзампа | ||
| 1950 | È arrivato il cavaliere! | Марио Моничелли Стено |
||
| 1950 | Due mogli sono troppe | Марио Камерини | ||
| 1950 | Donne e briganti | Марио Сольдати | ||
| 1951 | Valley of Eagles | Теренс Янг | ||
| 1951 | Тото и императоры Рима | Totò e i re di Roma | Марио Моничелли Стено |
|
| 1951 | Il Monello della strada | Карло Боргезио | ||
| 1951 | Le Meravigliose avventure di Guerrin Meschino | Пьетро Франчиши | ||
| 1951 | Napoleone | Карло Боргезио | ||
| 1951 | Filumena Marturano | Эдуардо де Филиппо | ||
| 1951 | Era lui... sì! sì! | Марино Джиролами Марчелло Маркези Витторио Мец |
||
| 1951 | Anna | Альберто Латтуада | ||
| 1952 | Девушки на выданье | Ragazze da marito | Эдуардо де Филиппо | |
| 1952 | I tre corsari | Марио Сольдати | ||
| 1952 | La mano dello straniero | Марио Сольдати | ||
| 1952 | Something Money Can't Buy | Пэт Джексон | ||
| 1952 | I sette dell'orsa maggiore | Дуилио Колетти | ||
| 1952 | La regina di Saba | Пьетро Франчиши | ||
| 1952 | Noi due soli | Марино Джиролами Марчелло Маркези Витторио Мец |
||
| 1952 | Marito e moglie | Эдуардо де Филиппо | ||
| 1952 | Jolanda, la figlia del corsaro nero | Марио Сольдати | ||
| 1952 | Gli angeli del quartiere | Карло Боргезио | ||
| 1952 | Due soldi di speranza | Ренато Кастеллани | автор музыки также Алессандро Чиконьини | |
| 1952 | Un ladro in paradiso | Доменико Паолелла | ||
| 1952 | Белый шейх | Lo sceicco bianco | Федерико Феллини | |
| 1952 | Venetian Bird | Ральф Томас | ||
| 1953 | Star of India | Артур Любин | ||
| 1953 | Scampolo 53 | Джорджо Бьянки | ||
| 1953 | Riscatto | Марино Джиролами | ||
| 1953 | La domenica della buona gente | Антон Джулио Майано | ||
| 1953 | Fanciulle di lusso | Бернард Форхаус | ||
| 1953 | Gli uomini, che mascalzoni! | Глауко Пеллегрини | ||
| 1953 | La nave delle donne maledette | Раффаэлло Матараццо | ||
| 1953 | Le boulanger de Valorgue | Анри Вернёй | ||
| 1953 | Маменькины сынки | I vitelloni | Федерико Феллини | |
| 1953 | Anni facili | Луиджи Дзампа | ||
| 1953 | Musoduro | Джузеппе Беннати | ||
| 1953 | Враг общества № 1 | L'Ennemi public n° 1 | Анри Вернёй | |
| 1953 | Via Padova 46 | Джорджо Бьянки | ||
| 1954 | Vergine moderna | Марчелло Пальеро | ||
| 1954 | La grande speranza | Дуилио Колетти | ||
| 1954 | Le due orfanelle | Джакомо Джентиломо | ||
| 1954 | Divisione Folgore | Дуилио Колетти | ||
| 1954 | Cento anni d'amore
|
Лионелло де Феличе | киноальманах; авторы музыки также Марио Нашимбене и Тео Усуэлли | |
| 1954 | Appassionatamente | Джакомо Джентиломо | ||
| 1954 | L'amante di Paride | Марк Аллегре Эдгар Георг Ульмер |
||
| 1954 | Дорога | La strada | Федерико Феллини | |
| 1954 | Mambo | Роберт Россен | автора музыки также Анджело Франческо Лаваньино | |
| 1954 | Ragazze al mare | Джулиано Бьяджетти | ||
| 1954 | Чувство | Senso | Лукино Висконти | адаптация музыки Антона Брукнера |
| 1954 | Proibito | Марио Моничелли | ||
| 1955 | Io piaccio | Джорджо Бьянки | ||
| 1955 | Accadde al penitenziario | Джорджо Бьянки | ||
| 1955 | Un eroe dei nostri tempi | Марио Моничелли | ||
| 1955 | Bella non piangere! | Дуилио Колетти Давид Карбонари |
||
| 1955 | Мошенники | Il bidone | Федерико Феллини | |
| 1955 | Amici per la pelle | Франко Росси | ||
| 1955 | La bella di Roma | Луиджи Коменчини | ||
| 1956 | Война и мир | War and Peace | Кинг Видор | Серебряная лента за лучшую музыку (1957) |
| 1956 | Londra chiama Polo Nord | Дуилио Колетти | ||
| 1956 | Città di notte | Леопольдо Триесте | ||
| 1957 | Il medico e lo stregone | Марио Моничелли | ||
| 1957 | Italia piccola | Марио Сольдати | ||
| 1957 | Il momento più bello | Лучано Эммер | ||
| 1957 | Белые ночи | Le notti bianche | Лукино Висконти | Серебряная лента за лучшую музыку (1958) |
| 1957 | Ночи Кабирии | Le notti di Cabiria | Федерико Феллини | автора музыки также Паскуале Бонагура |
| 1957 | Viaggio nella valle del Po alla ricerca dei cibi genuini | Марио Сольдати | документальный телефильм | |
| 1958 | Giovani mariti | Мауро Болоньини | ||
| 1958 | Fortunella | Эдуардо де Филиппо | ||
| 1958 | This Angry Age | Рене Клеман | ||
| 1958 | El Alamein | Гвидо Малатеста | ||
| 1958 | Gli italiani sono matti | Дуилио Колетти Луис Мария Дельгадо |
||
| 1958 | Закон есть закон | La legge è legge / La loi, c'est la loi | Кристиан-Жак | |
| 1959 | Большая война | La grande guerra | Марио Моничелли | |
| 1959 | Un ettaro di cielo | Аглауко Касадио | ||
| 1960 | Chi legge? Un viaggio lungo il Tirreno | Марио Сольдати | документальный мини-сериал | |
| 1960 | На ярком солнце | Plein soleil | Рене Клеман | |
| 1960 | Сладкая жизнь | La dolce vita | Федерико Феллини | Серебряная лента за лучшую музыку (1961) |
| 1960 | Sotto dieci bandiere | Дуилио Колетти | ||
| 1960 | Рокко и его братья | Rocco e i suoi fratelli | Лукино Висконти | |
| 1961 | Призраки Рима | Fantasmi a Roma | Антонио Пьетранджели | |
| 1961 | Il brigante | Ренато Кастеллани | ||
| 1962 | Мафиозо | Mafioso | Альберто Латтуада | автор музыки также Пьеро Пиччони |
| 1962 | The Best of Enemies | Гай Хэмилтон | ||
| 1962 | The Reluctant Saint | Эдвард Дмитрык | ||
| 1962 | Боккаччо-70: Искушение доктора Антонио | Boccaccio '70: "Le tentazioni del dottor Antonio" | Федерико Феллини | киноальманах |
| 1962 | Боккаччо-70: Работа | Boccaccio '70: "Il lavoro" | Лукино Висконти | киноальманах |
| 1962 | L'isola di Arturo | Дамиано Дамиани | автор музыки также Карло Рустикелли | |
| 1963 | Леопард | Il Gattopardo | Лукино Висконти | |
| 1963 | Восемь с половиной | 8½ (Otto e mezzo) | Федерико Феллини | Серебряная лента за лучшую музыку (1964) |
| 1963 | Il maestro di Vigevano | Элио Петри | ||
| 1964–1965 | Il giornalino di Gian Burrasca | Лина Вертмюллер | телесериал | |
| 1964 | A Midsummer Night's Dream | Джоан Кемп-Уэлч | телефильм | |
| 1965 | Сегодня, завтра, послезавтра | Oggi, domani, dopodomani: "L'ora di punta" | Эдуардо де Филиппо | киноальманах |
| 1965 | Джульетта и духи | Giulietta degli spiriti | Федерико Феллини | |
| 1966 | Spara forte, più forte, non capisco | Эдуардо де Филиппо | ||
| 1968 | Much Ado About Nothing | Алан Кук | телефильм | |
| 1967 | La tormenta | Рауль Араиса | телесериал | |
| 1967 | Укрощение строптивой | The Taming of the Shrew | Франко Дзеффирелли | |
| 1968 | Ромео и Джульетта | Romeo and Juliet | Франко Дзеффирелли | Серебряная лента за лучшую музыку (1969) |
| 1968 | Три шага в бреду: Тоби Даммит | Histoires extraordinaires: "Toby Dammit" | Федерико Феллини | киноальманах |
| 1969 | Дневник режиссёра | Block-notes di un regista | Федерико Феллини | документальный телефильм |
| 1969 | Сатирикон | Fellini – Satyricon | Федерико Феллини | авторы музыки также Ильхан Мимароглу, Тод Докстейдер, Эндрю Рудин |
| 1970 | Paranoia | Умберто Ленци | автор музыки также Грегорио Гарсиа Сегура | |
| 1970 | Ватерлоо | Waterloo | Сергей Бондарчук | дополнительная музыка - Уилфред Джозефс |
| 1971 | Клоуны | I clowns | Федерико Феллини | телефильм |
| 1972 | Рим | Roma | Федерико Феллини | |
| 1972 | Крёстный отец | The Godfather | Фрэнсис Форд Коппола | Премия «Золотой глобус» за лучшую музыку к фильму (1972) Премия BAFTA за лучшую музыку к фильму (1972) Премия «Грэмми» за лучший саундтрек к визуальному представлению (1973) Премия «Оскар» за лучшую музыку к фильму (1972), номинация (позже снята) |
| 1973 | Hi wa shizumi, hi wa noboru (陽は沈み陽は昇る) | Корэёси Курахара | ||
| 1973 | Амаркорд | Amarcord | Федерико Феллини | |
| 1973 | Film d'amore e d'anarchia | Лина Вертмюллер | ||
| 1974 | Крёстный отец 2 | The Godfather Part II | Фрэнсис Форд Коппола | дополнительная музыка - Кармайн Коппола Премия «Оскар» за лучшую музыку к фильму (1974) |
| 1974 | The Abdication | Энтони Харви | ||
| 1975 | E il Casanova di Fellini? | Джанфранко Анджелуччи Лилиана Бетти |
документальный телефильм | |
| 1976 | Ragazzo di Borgata | Джулио Парадизи | автор музыки также Карло Савина | |
| 1976 | Дорогой Микеле | Caro Michele | Марио Моничелли | |
| 1976 | Казанова Федерико Феллини | Il Casanova di Federico Fellini | Федерико Феллини | Премия «Давид ди Донателло» за лучшую музыку (1977) |
| 1976 | Alle origini della mafia | Энцо Муции | мини-сериал | |
| 1977 | Il furto della Gioconda | Ренато Кастеллани | мини-сериал | |
| 1977 | Las alegres chicas de "El Molino" | Хосе Антонио де ла Лома | ||
| 1978 | Репетиция оркестра | Prova d'orchestra | Федерико Феллини | Серебряная лента за лучшую музыку (1979) |
| 1978 | Смерть на Ниле | Death on the Nile | Джон Гиллермин | |
| 1978 | Il teatro di Eduardo | Эдуардо де Филиппо | телефильм | |
| 1978 | Quei figuri di tanti anni fa | Эдуардо де Филиппо | телефильм | |
| 1978 | La dodicesima Notte | Джорджо де Лулло | ||
| 1979 | Le Comte de Monte-Cristo | Дени де ла Патейер | мини-сериал; автор музыки также Карло Савина | |
| 1979 | Hurricane | Ян Труэль |
Интересные факты
- Музыка Нино Рота из фильма «Крёстный отец» была использована в советском мультфильме «Контакт».
Напишите отзыв о статье "Рота, Нино"
Примечания
- ↑ [www.imdb.com/name/nm0000065/bio Биография на imdb.com] (англ.)
Ссылки
- [www.ninorota.com Сайт, посвящённый Нино Рота] (англ.)
- Нино Рота (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.peoples.ru/art/music/composer/nino_rota/ Нино Рота] на сайте peoples.ru
- [www.youtube.com/watch?v=citTQLOWiVo&hd=1 Контакт (мультфильм)]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 14 мая 2011 года. |
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рота, Нино
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
Категории:
- Родившиеся 3 декабря
- Родившиеся в 1911 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Милане
- Умершие 10 апреля
- Умершие в 1979 году
- Умершие в Риме
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Кинокомпозиторы Италии
- Композиторы Италии
- Композиторы XX века
- Академические музыканты Италии
- Выпускники Кёртисовского института музыки
- Лауреаты премии «Оскар»
- Лауреаты премии BAFTA
- Лауреаты премии «Грэмми»
- Лауреаты премии «Золотой глобус»
- Лауреаты премии «Серебряная лента»
