Ротенберг, Роман Борисович

Роман Борисович Ротенберг
Род деятельности:	предприниматель, менеджер
Место рождения:	Ленинград, РСФСР, СССР
Гражданство:	Финляндия Финляндия</br>Россия Россия</br>Великобритания Великобритания
Отец:	Ротенберг, Борис Романович
Мать:	Ирина Харанен

Роман Борисович Ротенберг (род. 7 апреля 1981 год, Ленинград, РСФСР, СССР) — предприниматель, менеджер, спортивный функционер. Первый вице-президент Федерации хоккея России, руководитель штаба национальной сборной России по хоккею, включая аналитический и статистический отделы; вице-президент Газпромбанка (зона ответственности – привлечение клиентов); член совета директоров, заместитель председателя правления Континентальной хоккейной лиги, член совета директоров, вице-президент хоккейного клуба СКА; основатель компании «Доктор спорт» (бренд «Vitawin», производство и дистрибуция спортивного питания) и ряда компаний, предоставляющих услуги в сфере спортивного маркетинга, медиа, спортивной экипировки; владелец финского стадиона Хартвалл Арена, председатель совета директоров управляющей компании Arena Events; консультант по внешним коммуникациям «Газпром Экспорта»,

Биография

Роман Ротенберг родился в 1981 году в Ленинграде. У его матери Ирины Харанен была хорошая должность в городском торговом управлении, отец Борис Ротенберг, мастер спорта и тренер по дзюдо, преподавал самооборону в милицейской академии. Дедушка имел еврейские корни, был директором ленинградского завода по выпуску телефонных аппаратов «Красная заря». Дедушка по матери - Микко Харанен был ингерманландцем, родом из поселка Токсово в Ленобласти, где когда-то встретились Борис и Ирина. В 1991 году родители Романа и его младшего брата Бориса приняли решение эмигрировать из Ленинграда в Хельсинки по линии ингерманландцев-репатриантов. Там Роман, изучавший ещё до отъезда английский и финский языки в школе № 204 рядом с Эрмитажем, пошел в третий класс обычной школы и получил финское гражданство. В Финляндии он продолжил заниматься дзюдо: отец с пяти лет тренировал сына и брал его с собой на спортивные сборы. С 11 лет Роман начал тренироваться в местной хоккейной команде. После школы поступил в спортивный колледж и планировал карьеру профессионального хоккеиста.

В 1999 году отец расстался с супругой и вернулся в Санкт-Петербург. По собственному признанию Романа, строить спортивную карьеру было рискованно, поэтому он, несмотря на возражения отца, уехал учиться в Лондон, на чём настаивала мать, владевшая на тот момент небольшим бизнесом по поставке газоконденсата из России. После года на подготовительных курсах Ротенберг поступил в European Business School London на факультет международного бизнеса, получил степень магистра по предпринимательскому менеджменту. После окончания учёбы отец предлагал остаться работать в банке Barclays в Лондоне, мать же звала в Финляндию. В 2014 году стало известно, что у Романа Ротенберга есть третье гражданство — Великобритании.

Карьера

В 2005 году Ротенберг принял решение вернуться в Россию и найти работу не в структурах отца и дяди Аркадия, на тот момент уже ставших известными предпринимателями и совладельцами СМП банка. По совету отца Роман выбрал «Газпром экспорт», где могли пригодиться его международные связи и иностранные языки. На собеседовании он познакомился с генеральным директором «Газпром экспорта» Александром Медведевым, также увлечённым хоккеистом.

В 2009 году на Петербургском международном экономическом форуме Ротенберг познакомился с представителями Газпромбанка, в котором Роман проходил практику ещё в Лондоне. Для работы в банке ему пришлось пройти через трёхлетнюю процедуру возвращения российского гражданства и получить российское финансовое образование (впоследствии он защитил диссертацию по теме «Стратегия использования рыночных инструментов в сфере физической культуры и спорта» и получил степень кандидата экономических наук). В настоящее время занимает должность вице-президента и отвечает за привлечение крупных клиентов.

Хоккейный менеджер

В 2007 году Медведев стал разрабатывать план Континентальной хоккейной лиги (КХЛ) и проработку проекта поручил отделу внешних коммуникаций «Газпром экспорта». Для ведения всех коммерческих контрактов лиги была создана компания «КХЛ Маркетинг»; Роман Ротенберг стал заместителем генерального директора. 20 января 2015 он вошёл в совет директоров КХЛ.

В 2011 году Геннадий Тимченко, президент петербургского хоккейного клуба СКА, пригласил Романа Ротенберга на должность вице-президента клуба.

11 декабря 2014 Ротенберг назначен первым вице-президентом Федерации хоккея России (ФХР). В круг его обязанностей входят вопросы взаимодействия ФХР и КХЛ, а также поиски дополнительного финансирования и маркетинговая стратегия развития национальной сборной России, в том числе привлечение новых партнеров. Также Роман Ротенберг - руководитель штаба национальной сборной России по хоккею, включая аналитический и статистический отделы.

С 2016 года входит в комитет по реформированию системы управления IIHF.

Бизнес в России

Осенью 2010 была учреждена компания «Доктор спорт», производитель спортивного питания. Учредителями «Доктор спорт» стал «СМП Банк», который выделил на финансирование нового проекта бюджет $20 млн на три года. По заявлению компании, она ставит перед собой задачу обеспечить для спортсменов качественное и свободное от допинга питание. Идея создать российского производителя спортпитания принадлежит Александру Медведеву, который в 2010 году поручил Роману Ротенбергу совместно с медицинским центром КХЛ изучить вопрос импортозамещения. За образец бизнес-модели взяли американскую компанию GNC, одного из крупнейших производителей и продавцов спортпитания, витаминов, энергетиков и протеинов. Через год после запуска, по словам Ротенберга, «Доктор спорт» уже вышел на операционную безубыточность. По состоянию на июль 2015, у «Доктор Спорта» было больше 50 магазинов, что делает компанию одним из крупнейших игроков рынка спортивного питания в России; единственным владельцем был «СМП Банк». Компания является спонсором клуба «СКА».

В декабре 2014 Роман Ротенберг хотел приобрести 80 % маркетингового агентства «Телеспорт» у Петра Макаренко. Точную сумму сделки стороны не назвали, но сообщили, что компания оценена в несколько миллиардов рублей. «Телеспорт» — крупнейший игрок рынка спортивного маркетинга, управления спортивными объектами и правами на показ спортивных соревнований в России. В мае 2015 стало известно, что сделка окончательно не завершена. Причиной называлось наличие серьезных разногласий между «Телеспортом» и Российским футбольным союзом. В октябре 2016 группа инвесторов, в которой участвовал Роман Ротенберг, вышла из сделки по приобретению спортивного маркетингового агентства "Телеспорт".

В июле 2015 года было объявлено, что Ротенберг намерен купить ООО «Швейно-печатное производство „Росспорт“», производителя спортивной формы и атрибутики и основного поставщика российских спортивных клубов, в том числе ХК СКА. Заявлено, что в сделку войдут фабрики компании в Костроме и Дедовске. По экспертным оценкам, стоимость доли может составить около 60 млн руб. при оценке всего бизнеса в 75-80 млн руб.

Бизнес в Финляндии

Летом 2013 года семья Ротенбергов и Геннадий Тимченко выкупили 100 % финского холдинга Arena Events OY, который владеет и управляет ареной Хартвалл в Хельсинки. Осенью того же года они приобрели 49 % хоккейной команды «Йокерит», перешедшей в сезоне 2014—2015 в КХЛ. В октябре 2014 Роман Ротенберг выкупил доли отца и дяди, на которых распространяются санкции США. Посредником выступила компания Långvik Capital (отель и конгресс-холл неподалёку от Хельсинки), которая сейчас тоже принадлежит Роману Ротенбергу. Акции «Хартвалл-Арены» теперь разделены следующим образом: Långvik Capital — 49,5 %, Роман Ротенберг лично — 1 %, White Anchor Геннадия Тимченко — 49,5 %

30 июля 2015 управление по контролю за иностранными активами Министерства финансов США расширило санкционный список, включив в него 13 новых физических и юридических лиц, в том числе Романа Ротенберга и финскую Oy Langvik Capital Ltd.

Семья

Отец — Борис Романович Ротенберг (род. 1957), предприниматель, вице-президент Федерации дзюдо России, совладелец «СМП банка».

Брат — Борис Борисович Ротенберг (род. 1986), футболист, защитник московского «Локомотива».

Дядя — Аркадий Романович Ротенберг (род. 1951), миллиардер, первый вице-президент Федерации дзюдо России, совладелец «СМП банка».

Двоюродный брат — Игорь Аркадьевич Ротенберг (род. 1973), предприниматель, топ-менеджер.

Ссылки

Обзорные материалы

• Александр Левинский, Елена Ходякова. [www.forbes.ru/milliardery/295625-sanktsii-po-nasledstvu-kak-ustroen-biznes-romana-rotenberga «Санкции по наследству: как устроен бизнес Романа Ротенберга»]. Forbes (31 июля 2015). Проверено 1 августа 2015.

Отрывок, характеризующий Ротенберг, Роман Борисович

– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..