Ротокас

Ротокас
Самоназвание:	Rotokas
Страны:	Папуа — Новая Гвинея
Регионы:	остров Бугенвиль
Общее число говорящих:	4320
Классификация
Папуасские языки Восточнопапуасские языки Севернобугенвильская семья
Письменность:	латиница
Языковые коды
ISO 639-1:	—
ISO 639-2:	paa
ISO 639-3:	roo
См. также: Проект:Лингвистика

Ротока́с — язык, входящий в восточнопапуасскую группу (филум) папуасских языков. На языке ротокас говорит около 4000 человек, проживающих на острове Бугенвиль, расположенном к востоку от Новой Гвинеи и входящем в состав государства Папуа — Новая Гвинея. Существует по крайней мере три диалекта языка ротокас: центральный (собственно ротокас), аита и пипипая. Центральный диалект примечателен крайне малым количеством фонетических единиц и имеет, вероятно, самый короткий современный алфавит.

Фонетика

Язык ротокас имеет самый маленький фонемный инвентарь и алфавит (по некоторым утверждениям, в бесписьменном языке пираха имеется еще меньший набор звуков). Алфавит состоит из двенадцати букв, использующихся для записи одиннадцати звуков: A E G I K O P R S T U V. Буквы T и S используются для записи фонемы /t/. Тот же звук обозначается как S перед I и в слове «Rotokas», в остальных случаях он записывается как T. В некоторых случаях вместо V пишется B. В ротокас различается долгота гласных (все гласные имеют долгую и краткую формы), но отсутствуют супрасегментные элементы (например, тоны и смыслоразличительное ударение).

Согласные

Центральный диалект

Три звонких согласных центрального диалекта представлены в виде нескольких аллофонов, поэтому их однозначная запись при помощи символов Международного Фонетического алфавита затруднена. В языке существуют губно-губные, альвеолярные и велярные согласные, каждый из которых имеет звонкий и глухой вариант. Глухие согласные представлены плозивными [p, t, k], существует также альвеолярный аллофон [ts]~[s], встречающийся перед гласным [i]. Звонкие согласные представлены рядами аллофонов [β, b, m], [ɾ, n, l, d], и [g, ɣ, ŋ].

Достаточно необычным является отсутствие в центральном диалекте носовых фонем.

Центральный диалект	Губно-губные	Альвеолярные	Велярные
Глухие	p	t	k
Звонкие	b ~ β	d ~ ɾ	g ~ ɣ

Диалект аита

В диалекте аита существует различие между звонкими, глухими и носовыми согласными, поэтому в этом диалекте имеется девять фонем по сравнению с шестью в центральном диалекте. Звонкие и носовые согласные в центральном диалекте сливаются, что делает возможной реконструкцию центрального диалекта на основе диалекта аита, но не наоборот. Факт существования различия в наборе согласных указывает на то, что в древности язык фонетически был ближе к диалекту аита, а ограниченный набор согласных является результатом эволюции.

Диалект аита	Губно-губные	Альвеолярные	Велярные
Глухие	p	t	k
Звонкие	b ~ β	d ~ ɾ	g ~ ɣ
Носовые	m	n	ŋ

Звуки [l] и [r] являются, вероятно, аллофонами, соответствуют латеральному вибранту [ɺ] или же вибранту, не имеющему ограничений по месту образования (как [ɾ] или [ɺ] в японском языке).

Гласные

В ротокас существует пять гласных звуков, имеющих краткие и долгие формы: a e i o u (aa ee ii oo uu)

Неясно, являются ли долгие гласные отдельными фонемами, поскольку в речи долгая гласная и последовательность двух кратких гласных не различается. Часто встречаются другие сочетания гласных, например, в слове upiapiepaiveira.

Ударение

Вероятно, ударение в ротокас не является фонематическим. В словах, состоящих из двух или трех слогов, ударение падает на первый слог, в четырёхсложных — на первый и третий, в словах, имеющих более пяти слогов — на третий с конца. Система ударения усложняется наличием долгих гласных, существуют также исключения при спряжении глагола.

Грамматика

Грамматика ротокас характерна для языков типа SOV. Прилагательные и указательные местоимения находятся перед определяемым существительным, имеются послелоги. Наречия не имеют определенного места в предложении, однако существует тенденция размещать их перед глаголом.

Письменность

Алфавит на латинской основе состоит из двенадцати букв и является самым коротким современным алфавитом. Большинство носителей языка грамотны.

Заглавные
A	E	G	I	K	O	P	R	S	T	U	V
Строчные
a	e	g	i	k	o	p	r	s	t	u	v

Произношение

Долгие гласные на письме обозначаются удвоением (aa, ee, ii, oo, uu). Произношение согласных приведено ниже:

• G: [ɡ] или [ɣ]
• K: [k]
• P: [p]
• R: [d], [ɾ] или [l]
• S: [ts] или [s] (только перед I и в слове Rotokas)
• T: [t] (не перед I)
• V: [b] или [β]

Пример

Osireitoarei avukava iava ururupavira toupasiveira.

«Глаза пожилой женщины закрыты».

Литература

• Firchow, I & J, 1969. «An abbreviated phonemic inventory». In Anthropological Linguistics, vol. 11 #9.
• Robinson, Stuart. 2006. «The Phoneme Inventory of the Aita Dialect of Rotokas». In Oceanic Linguistics, vol. 45 #1, pp. 206–209. ([muse.jhu.edu/journals/oceanic_linguistics/v045/45.1robinson.pdf])

Ссылки

• [www.rosettaproject.org/rosetta/A1/archive/east-papuan/oceania/roo/morsyn-v1 Краткие сведения о грамматике языка на сайте Rosetta Project]
• [www.zapata.org/stuart/linguistics/rotokas/firchow1987/index.shtml Irwin Firchow (1987), «Form and Function of Rotokas Words»]

Отрывок, характеризующий Ротокас

Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.