Ротонда Шухова
Ротонда Шухова — круглый стальной павильон-ротонда, построенный инженером В. Г. Шуховым для Всероссийской промышленной и художественной выставки 1896 года в Нижнем Новгороде.
Сооружение диаметром 68 м имело крышу в виде сильно натянутого висячего кольцеобразного в плане сетчатого перекрытия-оболочки со стальной висячей мембраной диаметром 25 м в центральной части. Это была первая в мире мембранная конструкция перекрытий зданий. Комбинация двух перекрытий-оболочек наглядно демонстрировала возможности использования стали в архитектуре.
Поверх стального каркаса наружной цилиндрической стены ротонды Шухова было закреплено мощное несущее клёпаное стальное кольцо диаметром 68 м. В центральной части ротонды располагалось второе несущее кольцо диаметром 25 м, установленное на 16 решетчатых лёгких стальных колоннах. Между кольцами крепилась висячая крыша из пересекающихся в виде ромбовидной сетки несущих стальных полос сечением 50×5 мм, покрытых тонкой жестью. Поверх стальной сетки равномерно располагались большие шестиугольные рамы со стёклами для верхнего света. В центре ротонды Шухова к 25-метровому кольцевому основанию крепилось первое в мире стальное мембранное перекрытие-оболочка, в виде вогнутого шарообразного купола из листового железа толщиной 2 мм. Дождевая вода из вогнутой мембраны отводилась тонкими трубами, идущими от центра до колонн и далее в колоннах.
Конструкция привлекла внимание зарубежных специалистов, и ей было посвящено несколько публикаций в европейских журналах конца XIX века. Ротонда Шухова и сейчас фигурирует в международных базах строительных конструкций как первое сооружение, покрытое тонкостенным перекрытием-оболочкой. В XX веке перекрытия-оболочки стали одним из выразительных элементов структурного экспрессионизма и их использовали в своих сооружениях знаменитые архитекторы Пьер Нерви, Эро Сааринен, Йорн Утзон, Кэндзо Тангэ, Норман Фостер. Сейчас использование перекрытий-оболочек прочно вошло в практику европейской, североамериканской и японской архитектуры.
См. также
Напишите отзыв о статье "Ротонда Шухова"
Литература
- Шухов В. Г. Избранные труды. Т. 1. Строительная механика. Под ред. А. Ю. Ишлинского. — М.: Изд-во АН СССР, 1977. — 192 с.
- Грефе Р. и др. В. Г. Шухов (1853—1939). Искусство конструкции. — М.: «Мир», 1994. — ISBN 5-03-002917-6.
- Шухова Е. М. Владимир Григорьевич Шухов. Первый инженер России. — М.: Изд-во МГТУ, 2003. — 368 с. — ISBN 5-7038-2295-5.
- В. Г. Шухов — выдающийся инженер и ученый: Труды Объединённой научной сессии Академии наук СССР, посвященной научному и инженерному творчеству почетного академика В. Г. Шухова. — М.: Наука, 1984. — 96 с.
- The Nijni-Novgorod exhibition: Water tower, room under construction, springing of 91 feet span // The Engineer. — 19.3.1897 — P. 292—294.
- William Craft Brumfield. [content.cdlib.org/view?docId=ft1g5004bj&chunk.id=d0e122 The Origins of Modernism in Russian Architecture]. — University of California Press, 1991. — ISBN 0-520-06929-3.
- Elizabeth C. English. «Arkhitektura i mnimosti»: The origins of Soviet avant-garde rationalist architecture in the Russian mystical-philosophical and mathematical intellectual tradition. A dissertation in architecture. — University of Pennsylvania, 2000. — 264 p.
- Rainer Graefe, Jos Tomlow. Vladimir G. Suchov 1853—1939. Die Kunst der sparsamen Konstruktion. — Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1990. — 192 S. — ISBN 3-421-02984-9.
- Antoine Picon (dir.). L’art de l’ingenieur: constructeur, entrepreneur, inventeur. — Paris: Éditions du Centre Georges Pompidou, 1997. — ISBN 2-85850-911-5.
- Fausto Giovannardi. Vladimir G. Shukhov e la leggerezza dell’acciaio. — Borgo San Lorenzo, 2007.
Ссылки
- [www.forma.spb.ru/magazine/articles/t_001/main.shtml Онтология сетчатых оболочек]
- [en.structurae.de/structures/data/index.cfm?ID=s0000385 Информация о ротонде Шухова в архитектурной базе «Structurae»]
- [www.shukhov.ru/shukhov.html Владимир Григорьевич Шухов]
- [www.nasledie-rus.ru/podshivka/7009.php Труды и дни инженера В. Г. Шухова]
Отрывок, характеризующий Ротонда Шухова
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
