Рита (индуизм)

Рита́ (ऋत, ṛtá ^IAST) — термин на ведийском санскрите, в буквальном переводе означающий «порядок вещей», родственнен авестийскому aša. Антонимом слова рита является анрита́.

Изложенное в Ведах понятие риты явилось философской основой для концепции дхармы в индуизме и других индийских религиях. Рита представляет собой универсальный космический закон, в согласии с которым происходит «упорядочивание неупорядоченного», вращение Вселенной и существование всего сущего, включая космос, человечество и его нравственные устои. Рита принимается как основа справедливости, праведности и морали. Рита рассматривается как истина в самом широком смысле этого слова.

Различными проявлениями риты выступают невидимые для простых смертных людей девы и их деяния, управляемые ими процессы во Вселенной и природные явления на Земле. Индивид, отличающийся праведностью и благочестием, всегда действует в согласии с ритой. Рита определяется не извне, а из самой себя, она определяет всё, включая себя. Установленная дэвами, рита ими же охраняется и поддерживается в борьбе со своей полной противоположностью — анритой («неупорядоченностью», «отсутствием риты»).

В современном контексте вместо термина «рита» используется более развитый и в настоящее время являющийся стандартным термин «дхарма».

Из ведийских дэвов наиболее тесно связаны с понятием риты Варуна и Митра.

См. также

• Дхарма
• Упанишады
• Логос

Отрывок, характеризующий Рита (индуизм)

Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.